Алексей Исаев - Дорога на Берлин. «От победы к победе»
Несмотря на все возрастающую роль авиации, по обе стороны советско-германского фронта не спешили списывать в утиль артиллерию большой и особой мощности. Авиация являлась «длинной рукой», способной достать цели далеко за передовыми окопами противника. Однако одновременно действия авиации существенно ограничивались погодными условиями, а точность поражения целей часто оставляла желать лучшего. Тяжелая артиллерия, даже в условиях плохой погоды и ограниченной видимости, оказывалась способной поражать ранее разведанные цели, засеивая снарядами заданные квадраты по расчетным данным.
Смещение сроков начала советского наступления с вислинских плацдармов благоприятно сказалось на оснащении изготовившихся к броску к Одеру войск тяжелой артиллерией. Вооруженный тяжелыми 152-мм пушками Бр-2 524-й тпап, называя вещи своими именами, расстрелял стволы своих орудий в ходе долгого и тяжелого позиционного сражения за Нарву (с марта по октябрь 1944 г.), когда им было выпущено более 7 000 снарядов. B отчетных документах это деликатно обозначили как «Большая потеря нач. скорости стволов (до 8 %)». Стволы пяти пушек Бр-2 пришлось отправить в Ленинград на завод. Они прибыли из Ленинграда с заводского ремонта только 15 декабря. Одновременно полк решили усилить 210-мм пушками Бр-17 обр.1939 г., находившимися на Гороховецком полигоне в составе одной батареи. Орудия являлись результатом предвоенного сотрудничества CCCP и Чехословакии и были доведены до боеспособного состояния в 1944 г. B итоге был сформирован 1-й пушечный артиллерийский полк особой мощности РГК (1-й пап OM РГК). Полк состоял из трех батарей 152-мм пушек Бр-2 и одной батареи 210-мм пушек Бр-17 (6 Бр-2 и 2 Бр-17). B качестве тракторов для Бр-2 использовались «Ворошиловцы», для Бр-17 – ленд-лизовские Allis-Chalmers HD-10W. Первый эшелон с орудиями Бр-2 прибыл на станцию Луков вечером 31 декабря 1944 г. Последний, третий эшелон с пушками Бр-17 – вечером 5 января 1945 г.
Марш тяжелых пушек к фронту осуществлялся ночами в условиях драконовских мер маскировки. Как указывалось в отчете полка: «Путем изъятия из фар тракторов и автомашин электролампочек была ликвидирована всякая возможность пользования электроосветительными приборами. Для уменьшения шума от работы тракторов «Ворошиловец» дистанция между орудийными поездами была увеличена до 200–300 метров»[57]. Нельзя не отметить, что мера была жесткая, но предельно простая, не дающая простора солдатской смекалке по обходу распоряжений о скрытом передвижении. Всего маршем своим ходом артиллеристы прошли 120 км.
Полк придавался 8-й гв. армии 1-го Белорусского фронта. Оборудование позиций велось по ночам, к 8 января были отрыты орудийные котлованы полного профиля, сделаны укрытия и щели для личного состава. Около каждого орудия устанавливался древоземляной забор для предохранения от осколков. Тягачи были оттянуты от огневых позиций и полностью врыты в землю.
Полк больших пушек и, пожалуй, самых крупных и современных для Красной армии артиллерийских орудий прибыл на фронт в разгар подготовки к новому крупному наступлению. K началу января 1945 г. 1-й Белорусский фронт Г.К. Жукова располагал Магнушевским (45 км по фронту и 18 км в глубину) и Пулавским (30 км по фронту и 10 км в глубину) плацдармами, 1-й Украинский фронт И.С. Конева – одним крупным Сандомирским плацдармом (70 км по фронту и 50 км в глубину). Двум советским фронтам противостояла группа армий «А» генерал-полковника Йозефа Гарпе. Растаскивание войск на запад (для проведения наступления в Арденнах) и на защиту Венгрии[58] привело к существенному ослаблению центрального сектора советско-германского фронта. Войскам двух советских фронтов численностью 2,2 млн человек (с тылами и ВВС) группа армий «А» могла противопоставить только 400 тыс. человек.
Сам собой напрашивается вопрос: «На что же надеялось немецкое командование на рубеже 1944–1945 гг.?» Простые солдаты в окопах еще могли надеяться на «вундерваффе»[59], но командиры и командующие должны были осознавать катастрофичность и безнадежность своего положения. Особенно после таких катастроф, как разгром ГА «Центр» в Белоруссии, который, собственно, и привел Красную армию на берега Вислы. Осознание проигрыша войны в рядах командного состава вермахта, безусловно, присутствовало, но это не означало неготовности дать последний решительный бой.
Собственно негативный опыт летних боев лег в основу новой концепции оборонительного сражения, на которую предполагалось опереться войскам группы армий «А». Имел место своего рода синтез боевого опыта, полученного объединениями ГА «Центр» и ГА «Северная Украина» летом 1944 г. Занимавшая оборону на рубеже Вислы ГА «А» являлась наследницей ГА «Северная Украина» и одновременно включала в себя 9-ю армию, пережившую катастрофу под Бобруйском. Осмысление негативного опыта катастрофы вермахта в Белоруссии имело место уже по горячим следам событий. Командование ГА «Северная Украина» уже в конце июня-начале июля 1944 г. подготовило указание на этот счет, начинавшееся словами: «Крупное наступление русских в полосе ГА «Центр» началось с сильнейшего ураганного огня по полосе обороны, в первую очередь по первой траншее. Тем самым противник нанес нам большие потери в личном составе и вооружении, значительно ослабив обороноспособность на наших позициях»[60]. B качестве противоядия такому сокрушительному удару рассматривался отход, отскок из первой линии обороны на заранее подготовленную позицию, названную в немецких документах «главная позиция решающего сражения» или, если не переводить буквально, «основная линия обороны» (Grosskampf-HKL[61]). Ha эту линию предполагалось отойти незадолго до начала крупного советского наступления, выводя обороняющиеся части из-под удара советской артиллерии. При этом делалось важное уточнение: «Всем до последнего солдата должно быть ясно, что этот маневр представляет собой добровольный и своевременный отвод всей оборонительной системы в точно назначенное время, который никак не отменяет святость удержания главной линии обороны»[62]. T.e. отход сам по себе являлся непростым маневром, который мог перерасти в отступление той или иной степени хаотичности. Войскам лишний раз напоминали, что их задачей является упорная оборона «основной линии обороны». Впрочем, не исключался вариант, когда начало советского наступления не будет своевременно вскрыто и «отскочить» не удастся. B этом случае предполагалось обороняться по старинке, на первой позиции. B июльских боях 1944 г. в ГА «Северная Украина» новая концепция была опробована на практике, не без успеха. По крайней мере, стремительного обвала обороны под ударами 1-го Украинского фронта не произошло, прорыв развивался достаточно медленно.
Схема, показывающая основные принципы новой немецкой тактики: оборона с отходом на «Основную линию обороны» (ОЛО – Grosskampf-HKL). «ОЛО» выделена жирной линией
Поскольку и действующий командующий ГА «А» Йозеф Гарпе, и его начальник штаба Вольф-Дитрих Ксиландер занимали те же посты в штабе ГА «Северная Украина», новая концепция получила свое дальнейшее развитие, оформилась в виде цельного свода правил и рекомендаций. Согласно этой концепции «основная линия обороны» (ОЛО) должна была находиться минимум в 300 метрах от первой траншеи (чтобы не быть накрытой советской артподготовкой просто за счет рассеивания снарядов) и максимум в 1 000-1 500 метрах, чтобы оставить основную массу артиллерии на прежних позициях, позволяющих поддерживать огнем войска в первой траншее. Одним из основных требований к «основной линии обороны» являлась ее непросматриваемостъ с советского переднего края, рекомендовалось выбирать ее начертание по обратным скатам высот, но без фанатизма – подчеркивалось сохранение важных как наблюдательные пункты высот. По факту OJIO проходила, в зависимости от условий местности и тактических условий, на расстоянии от 0,5 до 4 км позади действующей линии обороны. B случае успешной реализации идеи отхода на OJIO накапливавшиеся советским командованием месяцами боеприпасы оказались бы израсходованы по пустому месту.
Основная масса инженерных заграждений в рамках новой тактики концентрировалась между первой и второй траншеями. Первая и вторая траншеи через каждые 300–500 м соединялись ходами сообщения. Впереди первой траншеи на удалении 200–300 м оборудовались позиции боевого охранения.
Решение об отводе войск на «основную линию обороны» отдавалось в ведение командиров корпусов, считалось, что армейское командование может не успеть вовремя среагировать. Следует сказать, что на этот счет существуют некоторые разночтения. Так, в написанной еще во времена холодной войны офицером Бундесвера небольшой книге о событиях 1945 г. на вислинском фронте указывалось: «Командование ГА оставляло на усмотрение армий время отхода на «ОЛО», в то время как армейские корпуса могли отходить только по указанию штабов армий»[63]. Однако, здесь Магенхайм, пожалуй, чересчур категорично трактует слова в приказе группы армий: «Как только появятся однозначные признаки скорого вражеского наступления, армиям (а с их согласия – корпусам) разрешается самостоятельно отдавать приказы об отходе на ОЛО». Однако в руководящих указаниях армейского уровня, датированных той же датой, 26 ноября 1944 г., и обрисовывающих новую тактику, прямым текстом указывалось: «В большинстве случаев передача единого приказа об отводе всего фронта армии на «основную линию обороны» окажется невозможной, поэтому соответствующее решение должны принять командиры корпусов»[64]. Это выглядит логичным ввиду быстроты, C которой нужно было принимать решение. B случае, если крупное советское наступление не состоится и отход окажется преждевременным, предписывалось вернуться на прежнюю линию обороны.
