Бэзил Гарт - История Первой мировой войны
Восточная Пруссия представляла собой длинный кусок земли, пересекающий Неман и вдающийся в Россию. С севера она ограничена Балтийским морем, а с юга — русской Польшей. Вдоль длинной границы сосредоточивались две армии: 1-я (или Виленская) под начальством Ренненкампфа и 2-я (или Варшавская) под начальством Самсонова. Обе эти армии составляли группу, начальником которой являлся Жилинский.
План Жилинского был таков: Ренненкампф наступает в восточную часть Восточной Пруссии, притянув к себе этим германские силы, а два дня спустя Самсонов пересекает южную границу и наносит удар по тылу немецких войск, отрезая их от Вислы. Ошибка этого плана лежала не в замысле, а в выполнении. Потенциальная ценность его вполне подтверждается тревогой и разбродом в умах немецких штабистов, когда угроза стала вполне ясна.
Указанный план, не говоря уже о недостатках управления и негодности русских сил, страдал от двух естественных препятствий. Первое препятствие заключалось в том, что обе русские армии были разделены цепочкой Мазурских озер, протянувшейся на 50 миль. Эти озера, в сочетании с укрепленным районом крепости Кенигсберг, сузили фронт наступления Ренненкампфа до всего лишь 40 миль. Во-вторых, вторжение русских с юга затруднялось тем, что приграничная полоса, как препятствие против возможного вторжения германцев, намеренно была оставлена русскими пустынной, железных дорог здесь было очень мало, а грунтовые дороги — очень плохи.
17 августа Ренненкампф перешел восточную границу 6 72 пехотными и 5 кавалерийскими дивизиями. Проблема отражения такого двойного удара изучалась немцами с давних пор. Шлиффен считал, что следует использовать естественные препятствия местности, главным образом Мазурские озера, для решительного и мощного удара по одной из русских армий, подошедшей первой, а затем обратиться против второй армии. Но Притвиц, командующий германской армией в Восточной Пруссии, напоминал своего начальника Мольтке в боязни идти на сознательный риск. Опасаясь положиться на ландвер и на гарнизонные войска для усиления ими естественных препятствий и для задержки Самсонова, он оставил на южном фронте еще две дивизии XX корпуса (Шольтц). Остальные части 8-й армии — 7 дивизий пехоты и 1 кавалерийская дивизия — сосредоточились, чтобы отразить удар Ренненкампфа. А для того чтобы, как нарочно, затруднить свою задачу и заранее лишить себя возможности добиться быстрых и решительных результатов, Притвиц начал против русских фронтальное наступление. Получилось это так из-за ошибочного представления о занимаемой русскими позиции.
Бой был дан под Гумбинненом 20 августа. Германскому центральному корпусу (XVII, Макензен) пришлось вести атаку прямо в лоб русским. Результатом явился мощный контрудар, который морально повлиял и на успех, достигнутый корпусами, наступавшими на флангах. Несмотря на все это, Ренненкампф был уже готов отдать приказ об отступлении, спасая свой центр от охвата — но на следующее утро убедился, что вместо него отступили сами германцы.
Дело в том, что в день Гумбиннена Самсонов подошел к границе. Однако он так спешил, подхлестываемый телеграммами Жилинского, что войска его были утомлены и голодны, обозы двигались не в порядке и не в полном составе, а тыл пребывал в полном хаосе. С ним подошло 8 дивизий пехоты и 3 кавалерийских дивизии. Еще две дивизии шли позади.
XX корпус донес Притвицу о появлении армии Самсонова, причем силы русских были скорее недооценены, чем переоценены. Притвиц был взволнован этими новостями, хотя XX корпус оставался вполне спокоен. В этот вечер два работника штаба армии Притвица, генерал Грюнерт и подполковник Макс Гофман, беседовали после окончания работы, выйдя из штаба (который стоял тогда в Нейденбурге, чрезвычайно близко к южной границе). Внезапно появился Притвиц и позвал их в штаб. Там был и начальник штаба Вальдерзее, тоже нерешительный человек. Притвиц, явно взволнованный, сказал: «Я полагаю, господа, вы тоже получили свежие новости с южного фронта? Армия выходит из боя и отступает за Вислу».
Оба младших работника штаба запротестовали, говоря, что прежде надо закончить Гумбинненский удар, что для этого в их распоряжении еще достаточно времени и что, во всяком случае, поспешное отступление без боя позволит Самсонову (он был значительно ближе к Висле) отрезать главные силы германцев. Притвиц все же холодно заявил, что решение принято им окончательно, а остальное — не их дело, и что решает он, а не они. Затем Притвиц покинул штаб, оставив обоих офицеров спорить с Вальдерзее. Им удалось даже убедить его пойти на менее радикальные меры. Было решено для выигрыша времени и места организовать наступление против левого (западного) фланга Самсонова.
С этой целью с Гумбинненского фронта должны были быть сняты три дивизии и переброшены по железной дороге для усиления XX корпуса, а остальные оставшиеся там еще части (I резервный и XVII корпуса) должны были отступать на запад походным порядком. Этим решением была заложена основа для Танненбергского маневра.
Вернувшись в свой штаб, Притвиц согласился с этими изменениями первоначального решения и больше не заговаривал об отступлении за Вислу. На следующий день он проявил даже некоторую жизнерадостность и уверенность, когда поступили известия, что под Гумбинненом войска отступили благополучно, и что Самсонов почти остановился.
22 августа, когда штаб перешел севернее, в Мюльгаузен, была получена неожиданная телеграмма, произведшая впечатление разорвавшейся бомбы. В ней сообщалось, что в пути уже находится специальный поезд, везущий нового командующего армией и нового начальника штаба. Командующим был генерал Гинденбург, начальником штаба — генерал Людендорф. Полчаса спустя пришла задержавшаяся телеграмма, уведомлявшая Притвица и Вальдерзее об их замене.
Только позднее изумленный штаб узнал причины такой неожиданной замены. Дело заключалось в следующем: в то время как Притвиц ушел из штаба, он не только позвонил по телефону Макензену и другим командирам корпусов, сообщив им, что он собирается отступить за Вислу, но также связался с главным командованием (тогда размещавшимся в Кобленце на Рейне). Он даже заявил Мольтке, что рубеж Вислы ему удастся удержать, лишь получив подкрепления. В довершение своего безумия, вызванного потерей самообладания, Притвиц, вернувшись, позабыл сообщить своему штабу об этой беседе и тем самым исключил возможность предупреждения ими Мольтке о принятых изменениях.
Мольтке, которому вскоре самому суждено было потерять самообладание и предаться пессимизму, теперь поспешил принять нужные меры, чтобы быстро пресечь подобные настроения у подчиненного.
Он немедленно стал озираться в поисках решительного человека и остановился на Людендорфе, только что вырвавшем победу под Льежем и предотвратившем вполне вероятное поражение. Затем он выбрал Людендорфу командующего — следующий шаг, воспринимавшийся как нечто второстепенное. Людендорф был вызван в Кобленц, куда он и прибыл 22 августа. Там ему разъяснили создавшуюся в Восточной Пруссии обстановку, и он отправил свои первые приказы непосредственно командирам корпусов армии Притвица, сел в поезд, отправлявшийся за его новым командующим, и в Ганновере подобрал своего «командующего» — Гинденбурга.
Остановимся на минутку, чтобы поближе рассмотреть этот восхитительный и любопытный образчик германской системы управления. Первым подбирают начальника штаба и с ним одним совещаются, а руководящая фигура — командующий — ждет в Ганновере, предоставленный самому себе. С ним даже не думают встретиться и посоветоваться. Начальник штаба сначала отдает по телефону приказы, а затем уже попутно собирает свои вещи. Однако ирония судьбы была в том, что план операции оказался уже намеченным, а необходимые для этого распоряжения на передвижения уже отданы гораздо более молодым офицером Генерального штаба — Гофманом, которому суждено было и при Людендорфе остаться в штабе во главе оперативного управления.
Более того, расчетливая дерзость этого плана обязана более раннему опыту Гофмана. Именно Шлиффен, гениальный провидец, в свое время выбрал этого чертовски блестящего молодого капитана, которого многие считали просто остроумным бездельником, и послал его наблюдателем к японской армии во время ее войны с Россией.
Здесь Гофман многое узнал о русской армии; узнал он среди прочего и историю того, как два генерала — Ренненкампф и Самсонов — крупно поссорились на платформе железной дороги в Мукдене, причем дело чуть не дошло до оскорблений действием. Поэтому он полагал, что вряд ли Ренненкампф будет спешить, развивая свой натиск от Гумбиннена, чтобы помочь Самсонову. В Манчжурии он также познакомился с недопустимой беспечностью действий русских — знание этого позволило ему в августе 1914 года считать подлинными перехваченные по радио приказы русских командующих, передававшиеся открытым текстом. Между тем все его подчиненные не доверяли этим приказам и склонны были скорее смотреть на них как на искусную ловушку.
