Коллектив авторов - Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе
В конце концов, соображения практической целесообразности победили, и уже 10 мая 1941 года Пайерлс направил Фуксу официальное письмо с предложением принять участие в «одном военном проекте». Клаус Фукс, не подозревавший, что речь идет о сверхсекретной программе создания атомной бомбы против Гитлера, неизвестно как существовавший на нищенскую аспирантскую стипендию, после недолгих раздумий согласился. Позднее он вспоминал, что даже если бы он знал о том, чем ему придется заниматься, он все равно бы согласился на предложение Пайерлса. 23 мая он написал Нэвиллу Мотту в Бристоль, что переезжает вскоре в Бирмингем, а уже в июне, после получения долгожданного «допуска», он подписал официальное обязательство о соблюдении Закона о защите государственных секретов (Official Secrets Act). Кстати, «допуск», подписанный английской службой безопасности, был образчиком бюрократического недомыслия, так как предписывал Пайерлсу следить за тем, чтобы Фукс как можно меньше мог узнать об общем характере исследований. Создать математический аппарат, не зная физической природы исследуемых явлений, было абсурдом, и поэтому еще до получения формального «допуска» Фукс принял активное участие в «доводке» теоретической расчетной части доклада исследовательской группы Пайерлса о величине критической массы урана-235 и проблеме разделения изотопов природного урана. Одновременно он начал самостоятельные и очень важные исследования в области гидродинамики газодиффузионного процесса.
…С жильем в Бирмингеме было трудно, и Пайерлсы, незадолго до этого отправившие своих детей в США и чувствовавшие себя довольно одиноко в большом трехэтажном доме, любезно предложили Клаусу Фуксу переехать к ним. Он согласился, заняв ту самую комнату на втором этаже, где до него жил Отто Фриш. Как вспоминала потом леди Пайерлс — Евгения Николаевна Канегиссер, Клаус Фукс оказался очень необременительным и деликатным жильцом. Он отдал ей свою продуктовую карточку и завтракал, обедал и ужинал вместе с ними. Помогал чем мог по дому, а все свое свободное время проводил, как правило, у себя в комнате, которую убирал всегда сам и которую содержал в образцовом порядке. Евгения Николаевна часто подтрунивала над молчаливостью и неразговорчивостью Клауса Фукса, называя его «человеком-автоматом», в который вначале необходимо «бросить» вопрос, а уже только потом «получить» ответ. Преодолевая свою природную несловоохотливость, он рассказывал о своей семье, своих студенческих годах в Германии и недавнем интернировании в Канаде. Хотя он никогда не говорил о том, что является коммунистом, своих левых симпатий не скрывал. В доме Пайерлсов он стал чем-то вроде члена семьи. В теплой, полной любви и взаимного уважения обстановке семьи Пайерлсов он, давно забывший, что такое семейный уют, начал «оттаивать». Оставаясь сдержанным и несколько замкнутым, он в то же время становился все более раскованным, непринужденным и непосредственным. Независимый в суждениях и действиях, привыкший всю жизнь полагаться только на себя и на свои собственные силы, Клаус Фукс, как вспоминала Евгения Николаевна Пайерлс, оказался удивительно непрактичным в жизненном плане. Своему мужу — типичному образчику рассеянного ученого, погруженного в науку и далекого от забот повседневной жизни, она покупала сама все, вплоть до рубашек и костюмов. Очень скоро она начала делать эти покупки на двоих. Клаус Фукс прожил в гостеприимном доме Пайерлсов более полутора лет. Контракт об аренде дома истекал в конце 1942 года, и они, оставшись без детей, решили снять обычную городскую квартиру на одну семью. Фукс, привыкший к Пайерлсам, как к родным, тянул с переездом до последнего и поселился в конце концов неподалеку от их новой квартиры. Новый, 1943 год, вспоминала Евгения Николаевна, они встречали вместе в старом доме. Стол, включая напитки, по меркам военного времени был роскошный. После полуночи, когда все уже было съедено и выпито, ей чисто по-русски взгрустнулось и она начала петь русские песни. Неожиданно она заметила, как Клаус Фукс как-то необычно, по-новому, как никогда прежде, смотрит на нее. Его глаза, как ей показалось, выражали больше, чем восхищение, скорее, юношескую влюбленность, и она, еще не закончив песню, тут же решила про себя, что должна сделать все, чтобы эта влюбленность не переросла в нечто большее. Очень скоро они разъехались, оставаясь при этом друзьями и часто видя друг друга, и хотя Фукс в дальнейшем ни словом, ни намеком не проявлял своих любовных чувств, этот эпизод остался в памяти. Ту новогоднюю ночь в Бирмингеме она вспомнила гораздо позже, уже после его ареста, и тогда ей стало ясно, что это смешанное выражение удивления и восхищения в его взгляде относились не к ней, а к далекой великой стране, частичкой которой она была и с которой он вскоре свяжет свою судьбу…
Вспоминает вдова Клауса Фукса — Грета Кейльсон-Фукс:
«…думала ли я о нем все эти 26 лет до того июньского дня 1959 года, когда встретила его с цветами в аэропорту Шёнефельд? И да и нет. Мне это трудно сейчас объяснить. Моя встреча с ним в Париже была лишь эпизодом, не оставившим значительного следа в моей жизни. Просто приятное воспоминание о встрече с симпатичным, добрым, молчаливым и застенчивым человеком. Но странное дело, когда я иногда, действительно, иногда мимолетно вспоминала его (обычно это ассоциировалось с Парижем), мной овладевало щемящее чувство предчувствия чего-то. В эти мгновения мне начинало казаться, что я обязательно встречу этого человека и что он сыграет какую-то важную роль в моей судьбе. Это были какие-то мимолетные ощущения, которые тут же пропадали, чтобы возникнуть вновь, например, через год или даже позже…»
В мае 1941 года, после того как учеными была доказана теоретическая возможность создания атомного оружия, в Великобритании была создана первая в мире организация по производству ядерной взрывчатки, получившая кодовое название «Тьюб Эллойз». Руководителем проекта был назначен Дж. Андерсон, член британского военного кабинета. Руководящим и координирующим органом уранового проекта стал Департамент научных и промышленных исследований (ДНПИ) во главе с его секретарем Эдвардом Эпплтоном. Ему непосредственно подчинялся директорат «Тьюб Эллойз», возглавлявшийся представителями крупнейшей британской корпорации ИКИ (Imperial Chemical Industries) Уоллесом Экерсом и Майклом Перрином, человеком, который сыграет большую роль в судьбе Клауса Фукса. ИКИ стала главным промышленным подрядчиком проекта, так как рассчитывала получить приоритетное право на промышленное использование атомной энергии после войны. Директорат «Тьюб Эллойз», в свою очередь, руководил деятельностью четырех независимых исследовательских групп, включая Бирмингемскую во главе с Пайерлсом, и созданием опытных и промышленных производств на их базе.
Клаус Фукс, «самый ценный», по выражению Пайерлса, физик-теоретик Бирмингемской исследовательской группы, юридически продолжал оставаться «враждебным иностранцем» со всеми вытекающими отсюда ограничениями военного времени. Вновь, как и год назад, было затребовано досье с гестаповскими доносами, вновь английская контрразведка МИ-5 проверяла всю имеющуюся на него информацию, и вновь, на этот раз уже в лице секретаря ДНПИ Э. Эпплтона, было решено, что вклад Клауса Фукса в создание атомного оружия может оказаться ценнее всяких других соображений, после чего все ограничения в отношении него были сняты. Он стал полноправным участником проекта «Тьюб Эллойз».
22 июня 1941 года Гитлер вероломно напал на Советский Союз. В декабре 1941 года, когда фашистские полчища вышли к Москве, многим в Англии казалось, что коричневую чуму уже не остановить ничем. Именно в это критическое для судеб мира время коммунист Клаус Фукс принимает твердое решение помочь нашей стране в борьбе с нацизмом.
Из неопубликованного интервью Клауса Фукса: «…после того как я начал работать над проблемами цепной нейтронно-урановой реакции, мне стало совершенно ясно, что эти исследования могут стать поворотным пунктом и революцией в современной технике. Окончательно убедившись в этом, я в конце 1941 года в один из своих первых приездов в Лондон связался с одним товарищем, который, как я предполагал, мог передать имевшуюся у меня информацию советским представителям. Я проинформировал его в самых общих чертах о характере имевшейся у меня информации и уехал в Бирмингем.
Когда я в следующий раз приезжал в Лондон, этот товарищ сообщил мне один лондонский адрес, куда я должен был прийти в определенное время. На первое время этот лондонский адрес стал моей явочной квартирой. Позднее был найден более конспиративный метод организации этих встреч: в определенное время я должен был встречаться с другим товарищем, на этот раз женщиной, причем каждый раз мы обговаривали и назначали новые места встреч, включая соответствующие опознавательные признаки…»
