Руслан Скрынников - Сибирская одиссея Ермака
При дворе Кучума Карача был всего лишь слугой – визирем. Посадив на трон Сейдяка, Карача рассчитывал править ханством его именем.
Старая лиса Кучум, оказавшись в трудном положении, откочевал в степи, а оборону своей столицы поручил царевичу Алею. Но Алея преследовали неудачи. Не успел он укрепиться в урочище, как нагрянул Сейдяк. В бою с ним погибли семь кучумовичей. Алей, по одним сведениям, бежал, по другим – попал в плен к Сей-дяку.
Направив в Сибирь флотилию Мансурова, русское командование поставило перед воеводой две основные задачи – закрепиться «в Старой Сибири (или Каш лыке на Иртыше) и в Новой Сибири на Тюменском городище» (на Туре).
Туру Мансуров миновал, не встретив сопротивления. Но достигнув Кашлыка, воевода неожиданно для себя увидел на берегу вместо казаков многочисленную татарскую рать.
После многократных поражений от казаков татары едва ли могли выдержать атаку со стороны многочнсленного стрелецкого отряда. Но Мансуров так и не решился пустить в ход свои пушки.
Он не знал о кровавом соперничестве между Кучумом и Сейдяком, зато помнил о несчастной судьбе Волховского. Известие о смерти Ермака произвело на него тягостное впечатление.
Воевода не осмелился отдать приказ о высадке ратных на берег и штурме Кашлыка. Вместо этого он предпринял попытку догнать отступающий казачий отряд.
Пока судовая рать плыла по Иртышу, наступили холода. Опасаясь того, что близкие морозы могут в любой момент сковать реки льдом, Мансуров принял решение зазимовать на Оби.
Стрельцы были снабжены в изобилии и зимней одеждой и инструментами. Зимовье на Оби не пугало их.
Воевода умело использовал последние недели осени, чтобы подготовиться к зиме. Близ устья Иртыша ратные люди срубили Обский городок, на время ставший опорным пунктом русских в Зауралье.
После гибели Ермака «князьки» в Приобье поспешили сложить присягу царю. Они собрали множество воинов и осадили русских в их укреплении. В течение дня ханты приступали к урочищу со всех сторон. На другой день «князьки» привезли в окрестности острожка идола и устроили жертвоприношения. Метким выстрелом из пушки ратные люди разбили вдребезги дерево, под которым ханты устроили свое мольбище. Напуганные хкнязь-ки:› разбежались.
Весть о строительстве государева острожка против устья Иртыша вызвала тревогу среди населения нижней Оби. Старейшины и князьки понимали, что следом за воеводами на их земли явятся сборщики ясака, и старались сохранить «старину»- давно сложившиеся отношения с Русью.
Одним из самых сильных князьков на нижней Оби был князь Лугуй. Ему подчинялось несколько урочищ, раскинувшихся на восточном и западном берегах Оби. Под властью Лутуя объединилось несколько урочищ – знаменитый городок Ляпин, Березов, Куноваг, Илчма и My н кос.
«Княжество» Ляпин признавало власть Москвы при Иване III. С тех пор многое переменилось. Племена югры перестали платить дань московским государям или платили ее от случая к случаю. Но торговля между Русью и Приобьем не прекращалась.
Посредниками в торговле издавна выступали коми-зыряне, жившие на реках Вымь и Вычегда. Старая дорога, шедшая из Ляпина в Березов, носила у местного населения название «зырянской дороги», тогда как русские именовали ее «русский тес».
Русские торговые люди ездили на Обь, а остяки освоили путь к зырянам на Вымь.
Гибель идола под государевым острожком навела страх на всю округу. Бежавшие от пушек Мансурова «князьки» ждали новых для себя бед.
Л угу и не стал ждать и по зимнему пути выехал с отрядом воинов в Россию. Более полугода «князек» странствовал по русским дорогам, прежде чем добрался до цели. В А^оскве Лугуя приняли дьяки Посольского приказа. Царь Федор велел щедро одарить его, потому что «он к нам приехал наперед всех бить челом». Московские власти высоко ценили послушание местных владетельных особ. Все просьбы Лугуя были тотчас удовлетворены.
Челобитье сибирского «князьки» заключало в себе несколько пунктов. Лугуй желал получить жалованную грамоту, чтобы обезопасить свои владения от военных действий со стороны Мансурова.
В Посольском приказе не знали, сам ли Мансуров сидит в Обском городке или кто-нибудь из его помощников. Поэтому грамоту дьяки адресовали ратным людям Обского городка без обозначения имен. Им запрещалось «воевать» князя Лугуя, и «племя его все и его людей, которые в тех во шти (шести) городках сидят».
Другая просьба заключалась в том, чтобы Лугун платил дань не воеводе Обского городка, располагавшегося слишком близко к Ляпину, а царским приказным людям в Вымской земле, за тысячу верст от Березова.
После придирчивых расспросов дьяки определили размеры дани с мирных остяков. Лугуй должен был привозить в Вымь лично или передавать через братию и племянников и семь сороков соболей лучших» ежегодно. Это значит, что число мужчин в племенном союзе Лугуя приближалось к тремстам.
Царь Федор запретил воеводам брать дани, поминки и посулы с подвластных Лугую городков.
В августе 1586 года Лугуй забрал государеву грамоту из Посольского приказа и выехал в родные места.
Царь Федор получил возможность пополнить своп п без того длинный титул. К словам «Обладатель всея Сибирские земли» его дьяки прибавили: «и великие реки Оби».
Отправив за Урал крупные силы во главе с Мансуровым, Андрей Щелкалов поспешил заверить иностранных дипломатов, будто покорение Сибири окончено. «А поделал государь, – объявили царские дипломаты за рубежом,- го роды в Сибирской земле в Старой Сибири, и в Новой Сибири на Тюменском городище, и на Оби на усть Иртыша тут город те государевы люди (Мансуров) поставили и сидят по тем городам и дань со всех тех земель емлют на государя».
Заявления Посольского приказа не оставляют сомнения в том, что по истечении года со дня отъезда Мансурова из Москвы московские власти не имели достоверных сведений о его судьбе. Узнав о появлении ратных людей на Оби, они решили, что воевода подчинил всю Сибирь. Выдавая жалованную грамоту «князьку» Лугую, дьяки повелели зачитать ее «по всем нашим городам в Сибирской земле и на Оби». Их приказ не был выполнен.
Сменив Ермака на посту наместника Сибири, Мансуров должен был обложить ясаком весь обширный Сибирский кран. Предполагая, что воевода пунктуально выполнил наказ, царские послы поспешили заявить за рубежом, что «ясаку положил (царь Федор) на Сибирское царство и на Конду большую, и на Конду на меньшую, и на Пелымское государство, и на Туру реку, и на Иртыш, и на Иргизское государство, и на Пегие Колмаки, и на Обь великую, и на все городки на обские, на девяносто на четыре городы – с году на год имать по пяти тысяч сорок соболей, по десяти тысяч черных лисиц, да по пяти сот тысяч белки больше…».
Двести тысяч соболей – столько мягкой «рухляди» царское правительство надеялось получать из-за Урала ежегодно. И в самом деле, в ближайшие годы государева казна пополнилась неслыханным количеством мехов. Европа была поражена, когда московский двор направил в качестве субсидий («вспоможенья) австрийским Габсбургам через десять лет после гибели Ермака 40 000 собольих шкурок, 20 000 ^униц, более 300 000 белок. Пражские купцы оценили московские меха в восемь бочек золота. На русских рынках пушнина ценилась дешевле.
Власти поручили Мансурову наложить ясак не только на те земли, где побывал Ермак, но и на владения Пегой орды и «Киргизского государства».
Однако воевода Иван Мансуров был одержим лишь одной мыслью: как бы поскорее покинуть незнакомый и чуждый край, где на каждом шагу подстерегали опасности. Дождавшись весны, отряд Мансурова покинул Обское городище и, не медля ни дня, ушел на Русь.
ОСНОВАНИЕ ТОБОЛЬСКА
Пятьсот сорок казаков прибыли с Ермаком в Сибирь. Лишь девяносто ушли из Кашлыка с головой Иваном Глуховым и Матвеем Мещеряком. Еще три-четыре десятка ермаковцев, ездивших с посольством в Москву, были задержаны там властями.
Казаки налегали на весла, опасаясь, как бы зимние морозы не застигли их з пути. Осень стояла холодная и ветреная. Низкие темные тучи застилали небо до горизонта.
На Оби поднялась крутая волна. Караван из шести тяжелогруженых стругов затерялся на водных просторах реки. Суда с трудом преодолевали волну.
Казаки могли пройти на Березов и Ляппн и тем самым сократить себе путь. Но они избегали хантских урочищ и прошли через владения князя Лугуя, нигде не задерживаясь.
Пройдя несколько сот верст за Березов, отряд добрался до Обдор, а там повернул на запад по речке Собь. Перед глазами путников открылась безжизненная северная тундра.
По Собн струги шли против течения. Ландшафт менялся на глазах. Тундра уступила место предгорьям. Справа и слева теснились громады гор. Истоки Соби располагались поблизости от перевалов. Но в верховьях река изобиловала порогами и скалами.
Казакам приходилось не раз разгружать струги и обходить пороги. Наконец они вступили в глубокое ущелье, за которым начинались перевалы.
