Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936
Эти пессимистические мысли Буллит неоднократно высказывал и в беседах с Крестинским и Рубининым. В частности, при встрече с последним 14 июня он жаловался на неудовлетворительное положение в отношениях между двумя странами. Посол с сожалением сказал, что, по его мнению, создалась "какая-то пустота, и он не может понять, в чем дело". Рубинин не преминул заметить: "В этом целиком виноваты Вы сами". С удивлением Буллит спросил: "Кто? Я лично?" Он не ожидал такой оценки его деятельности. Рубинин разъяснил, что спор о долгах является камнем преткновения на пути советско-американских отношений и надо искать выход. От посла многое зависит. Буллит признал, что его первоначальные надежды, как и президента Рузвельта, на установление активного и дружеского сотрудничества между двумя странами не оправдались. Серьезные разногласия по поводу долгов и кредитов не способствовали сближению и взаимопониманию. По его предположению, предоставление кредита СССР для закупки товаров в США могло быть поддержано в конгрессе95. С этими мыслями Буллит и пришел к Литвинову 16 июня. Нарком хорошо знал настроение госдепартамента, роль Буллита в переговорах, его предвзятое отношение к нему и содержание беседы посла с Рубининым. Литвинов решил лишний раз подчеркнуть, что он в переговорах строго придерживался соглашения с Рузвельтом и не изменял своего мнения. Напротив, это сделал президент. Литвинов заставил посла перечитать запись его беседы с Рузвельтом, где было сказано: "Заем... должен быть предоставлен ему (советскому правительству. — Г.С.) правительством США или их гражданами"96. Это соглашение, напомнил нарком, было достигнуто по настоянию самого Рузвельта и Буллита97. В связи с неуплатой старых долгов возможны антисоветские вспышки в американской печати и среди общественности, но к этому, отметил Литвинов, не следует относиться трагически, так как "ни одно европейское правительство не платит долгов более обязательных и более бесспорных, чем долг Керенского... Германия прекращает платежи даже по облигациям Дауэса и Юнга"98. Советское правительство готово поддерживать с Америкой наилучшие отношения, намерено совершить закупки на 200 млн долл. займа, руководители Госплана могут составить план заявок, если Вашингтон будет с этим согласен и предоставит заем. Предложения носили конструктивный и деловой характер. Они свидетельствовали о готовности к налаживанию и расширению торговли. Между тем Буллит остался недоволен беседой с Литвиновым. В тот же день он телеграфировал в госдепартамент, что провел "самый неудачный час с Литвиновым", выразившим крайнее недовольство тем, что в госдепартаменте создалось негативное мнение о нем, будто бы он отошел от "джентльменского соглашения" по поводу уплаты долгов. Литвинов решительно опровергал это99. Собственно и у наркома эта встреча породила чувство неудовлетворенности. Она не дала положительных результатов. На следующий день Литвинов информировал руководство страны о характере разговора с Буллитом, который просил ознакомить американцев с предположительным планом закупок в Америке на ожидаемую сумму займа. По его мнению, то была попытка втянуть советскую сторону в торговые переговоры, и он предлагал поручить Трояновскому узнать действительные намерения госдепартамента. Если эти предложения серьезны, тогда можно ознакомить американцев с имеющимся предположительным планом закупок товаров100. Оценивая сложившуюся ситуацию в отношениях между США и СССР, Литвинов отмечал, что они оставляют желать лучшего, так как переговоры об урегулировании разногласий пока ни к чему не привели. К тому же вследствие принятого конгрессом закона Джонсона торговля с Америкой сведена к минимуму, она почти прекратилась.
В июле Крестинский сообщал Трояновскому, что переговоры о долгах и кредитах нисколько не продвинулись. Советская сторона сделала две важные уступки, не стала настаивать на займе, готова получить долгосрочный кредит, предоставить американцам план его использования при условии, что он должен быть финансовым, а не в виде товарного кредита с различными сроками для отдельных видов товаров. Вообще советская сторона была заинтересована в кредитах, отмечал замнаркома Крестинский. Не было конкретных результатов и по вопросу организации американской консульской службы. Сначала посольство собиралось создать четыре консульства: в Москве, Ленинграде, Владивостоке и Одессе. Но со временем американцы отказались от своих намерений. На пути из Харбина в Москву Хэнсон побывал во Владивостоке, выбрал там здание для консульства, но потом посольство отказалось. Большое красивое здание для консульства было выбрано Буллитом и Хэнсоном и в Ленинграде, однако из-за высокой арендной платы от него тоже отказались. В Одессе Буллит не говорил с местными властями о помещении для консульства. Посольство решило создать генконсульство лишь в Москве с распространением консульского округа на всю территорию страны, с чем трудно было согласиться. В посольстве велись переговоры и о том, в какой валюте и в каком размере платить за консульские услуги — в рублях или долларах. Буллит постоянно требовал, чтобы его личным самолетом пользовались сотрудники посольства, и в частности военный атташе. По этому поводу он неоднократно беседовал с сотрудниками Наркомата иностранных дел и руководством гражданской авиации. Послу разъяснял общепринятые нормы, утвержденные правительством. Однако он не принимал это во внимание, настаивая на удовлетворении своих претензий. Главное управление гражданского воздушного флота предоставило, в виде исключения, право пользования личным самолетом только Буллиту. Это вызвало недовольство102. Итак, четыре месяца в Москве продолжались переговоры между Литвиновым и Буллитом по поводу уплаты долгов и условий предоставления долгосрочного финансового кредита. Проходили они нелегко. Было много встреч, в результате которых определились лишь более четкие позиции сторон и характер расхождений. Американцы проводили твердую неуступчивую линию. Советская сторона неуклонно придерживалась "джентльменского соглашения", сделала некоторые уступки — вместо займа согласилась получить долгосрочный финансовый кредит. Как дипломат Буллит проявлял настойчивость, вел беседы излишне самоуверенно и иногда в ультимативной форме, не учитывая интересы другой стороны. Встал вопрос: как быть дальше? В Вашингтоне в мае родилась идея перенести переговоры в США: возможно, госсекретарь Хэлл быстрее и успешнее договорится с Трояновским. Июнь показал, что дальнейшие встречи Литвинова с Буллитом бесполезны. Переговоры не давали удовлетворения обеим сторонам. 20 июля Трояновский сообщил госдепартаменту о готовности своего правительства вести переговоры в Вашингтоне. Хэлл с удовлетворением уведомил об этом Буллита.
Переговоры Хэлла с Трояновским
Литвинов не вполне был уверен в том, что Трояновский сможет твердо проводить линию, выработанную правительством. Тем более, что он иногда высказывал соображения, которые не совпадали с мнением наркома. В госдепартаменте, напротив, считали, что американской стороне легче будет найти взаимопонимание с Трояновским, чем с Литвиновым, который, по словам Буллита, препятствовал благополучному окончанию переговоров.
Обе стороны тщательно готовились к переговорам. По поручению Хэлла Буллит составил отчет о своих многочисленных встречах и беседах с Литвиновым. Он отметил, что лично Рузвельт не собирался предоставлять Москве заём или неконтролируемый кредит, хотя в ноябре 1933 г. этот вопрос еще не был ему ясен. В переговорах слова заём и кредит употреблялись как синонимы. Но позже Литвинову было твердо заявлено, что президент никогда не думал о предоставлении займа. Выход из этого положения должен предложить президент. Буллит полагал, что переговоры не продвигались вперед в результате упрямства и неуступчивости Литвинова. Такого же мнения придерживался У. Мур, считая, что Трояновский показывал большую склонность к компромиссам, чем Литвинов. С ним согласился и Рузвельт. Такова была позиция американской стороны перед перенесением переговоров из Москвы в Вашингтон. Что касается советской дипломатии, то Литвинов не был уверен в успехе предстоящих переговоров. 7 июля он направил Трояновскому пространное письмо, в котором убеждал посла в правильности линии правительства, разъяснял характер разногласий с американцами, допустимые пределы уступок. Делая исторический экскурс, он напоминал полпреду, что в течение 16 лет правительству приходилось вести борьбу за аннулирование царских долгов и отказ от компенсации за национализированное иностранное имущество. Англия и Франция применяли всевозможные средства давления и запугивания. Но тщетно. В последние годы они прекратили это делать. Америка же долгие годы, до установления дипломатических отношений добивалась от СССР признания долгов. Советское правительство неизменно в переговорах с США отклоняло признание царских долгов, так же как и в отношениях с Англией и Францией. "Американские президенты еще до Рузвельта добивались нашего принципиального признания долгов тем, чтобы переговоры велись только об условиях оплаты, причем давалось понять, что речь идет главным образом или даже исключительно о долге Керенского. Мы неизменно заявляли, что принципиально признавать долгов не станем, что готовы на практическую сделку при непременном условии получения нами соответственных займов. Всякие попытки со стороны Франции и Англии заставить нас отказаться от этого условия мы решительно отклоняем. С Францией одно время было даже намечено уже соглашение на базе предоставления нам займа. В моих вашингтонских переговорах, несмотря на сильнейшее давление со стороны Рузвельта, Буллита и госдепартамента и на угрозы срыва переговоров, я настоял на сохранении нашей основной позиции, а именно на обусловливании практической сделки по американским претензиям предоставлением нам займа. Сам Рузвельт говорил только о займе, и это зафиксировано в сделанной и перешифрованной самим Рузвельтом записи нашего предварительного соглашения. Товарные кредиты и закупки в связи с займом никогда не упоминались. Более того, говорилось о возможности предоставления в наше распоряжение замороженных американских кредитов в Германии, что для нас равноценно получению займа наличными. В моем присутствии Буллит и Моргентау обсуждали вопрос о том, где им получить деньги для обещанного нам займа и как получить на это согласие конгресса"3. "Если американцы отказываются не только от предоставления займа вообще, но даже в той форме учета наших обязательств банкам, на которую мы в порядке уступки согласились, то это есть явное аннулирование моего соглашения с Рузвельтом. Мы не можем дать себя убедить в том, что Рузвельт, говоря о займе, имел в виду те закупки нами товаров в кредит, которые производились и до восстановления отношений. Готов допустить, что Рузвельт испытывает затруднения в проведении соглашения о займе, но раз это условие отпадает, то отпадает и наше обещание о возмещении долга Керенского"4. Анализируя ход переговоров и позиции сторон, Литвинов в соответствии с решением правительства настойчиво рекомендовал Трояновскому точно придерживаться при обсуждении вопроса о кредитах полученных указаний и не отступать от них. При этом он подчеркивал, что заём — это предоставление взаимополучателю наличных денег. Ни о каких ограничениях в распоряжении займом Рузвельт никогда не говорил. "Предлагая использовать замороженные в Германии американские кредиты, он явно соглашался на использовании нами средств займа даже вне Америки и вне всякой связи с нашими закупками в Америке. Мы сделали первую уступку, согласившись использовать весь заём на закупки в Америке. Мы сделали вторую уступку, согласившись на выдачу банкам денег не нам, а продавцам американских' товаров по нашим указаниям. Мы сделали третью уступку, согласившись на закупку американских товаров под наши обязательства (векселя или облигации) с тем, чтобы эти обязательства учитывались Экспортно-импортным банком"5. . Мы должны настаивать, подчеркнул нарком, чтобы финансирование закупок производилось за счет американского государства, либо банка, не заинтересованного в наших закупочных операциях. Срок уплаты кредита должен быть установлен единый для всех товаров, причем возможно длинный. Госдепартамент и Вы предлагаете обычную форму товарных кредитов. Такие кредиты мы получаем в разных странах, в том числе и в США. К тому же эти кредиты предлагается еще обложить особым процентом в возмещение старых претензий. "На это мы согласиться не можем, ибо это есть отказ от нашего основного условия, с которым мы всегда связывали возмещение старых претензий, и вот почему мы вправе были назвать Ваше предложение капитулянтским. Вы предлагаете капитулировать на основной позиции, на которой мы держались 16 лет"6. Далее .Литвинов с обоснованным беспокойством писал о проблеме уплаты долгов, так как царское правительство имело огромную задолженность ряду европейских государств, США и Японии, исчислявшуюся многими миллиардами рублей. Придя к власти большевики издали закон об аннулировании долгов, провели безвозмездно национализацию иностранных предприятий, что стало крупной проблемой для советского правительства при установлении отношений с внешним миром. Государства не признали правомерность этих актов, США требовали уплаты долгов и компенсации за национализированное имущество американских граждан. Буллит настаивал на уплате старых долгов России, возмещении убытков американским гражданам за национализированное имущество. Если принять это предложение, не будет гарантии от претензий других стран. При условии кредитов с особым процентом на них в целях создания фонда для погашения старых долгов закупки за границей на десятки лет окажутся обложенными этими процентами. Более того, ухудшится нынешняя торговля с заграницей, откуда теперь уже поступают товарные кредиты сроком на 4 —5 —6 и даже 8 лет без добавочного процента в счет старых претензий. Литвинов просил Трояновского совершенно твердо заявлять американцам, что мы не пойдем на замену финансового кредита на продолжительный срок товарными кредитами на более короткие сроки. А вообще, пока нет соглашения о базе кредитов, не стоит, считал Литвинов, и говорить на эти темы7. Заканчивая письмо, нарком сетовал: "Я должен откровенно сказать Вам, что у меня создалось впечатление, что Вы невнимательно читаете наши шифровки и письма, в которых Вам даются совершенно точные директивы и указания, оттого получилось уже столько недоразумений"8. Вместе с тем он выразил надежду, что довольно ясно изложил свою позицию, и в дальнейшем не будет неувязок "в телеграфной переписке"9. Таким образом, письмо представляло собой подробную инструкцию. Но обеспокоенный Литвинов не ограничился этим. В тот же день он встретился с Буллитом и подробно объяснил позицию советского правительства по вопросу о долгах и кредитах. Нарком зачитал некоторые выдержки из письма, направленного Трояновскому, и о данном ему наказе. Заверив посла о намерении и желании поддерживать хорошие отношения с США, Литвинов сказал, что советское правительство готово уплатить долги в соответствии с 11 джентльменским соглашением", подписанным с Рузвельтом. Но нельзя не считаться с реальным положением страны. У нее долговые претензии не только со стороны США, но и гораздо бблыпие со стороны Франции, Великобритании и Германии. За последнее время они несколько успокоились и пока не требуют уплаты долгов. Однако если советское правительство погасит задолженность Америке, европейские государства тоже предъявят свои требования, и не исключено, что в ультимативной форме. СССР не в состоянии удовлетворить их претензии, что приведет к ухудшению отношений с ними. Это невозможно допустить. Поэтому правительство вынуждено предложить США не совсем обычную схему урегулирования долгов. Москва готова уплатить долги при условии предоставления Вашингтоном торговых и финансовых кредитов в два раза больше, чем это смогут сделать Париж, Лондон и Берлин10. Буллит полагал, что такое условие неприемлемо для США. Одновременно, Крестинский информировал Трояновского о состоянии советско-американских отношений и переговорах между Москвой и Вашингтоном. Он констатировал, что переговоры о долгах и кредитах нисколько не продвинулись вперед с момента их начала. Советская сторона сделала существенные уступки: отказалась от займа и готова была удовлетвориться финансовыми долгосрочными кредитами, а также сообщить американцам план их использования. Между тем они упорно на стаивали на товарных кредитах с различными сроками для отдельных видов товаров. При этом известную долю риска должны нести продавцы-промышленники. Мы на это не можем пойти, так как в Европе советские хозяйственные органы не делают каких бы то ни было платежей по долгам русских правительств. В конце своего письма, носившего информационно-инструктивный характер, Крестинский высказал свое мнение о работе посольства США в Москве: "...Американское посольство является каким-то неполитическим посольством. Ни сам Буллит, ни его сотрудники не проявляют особого интереса к внешней и внутренней политике Советского Союза и живут пока больше лично базовыми интересами — устройством домов на Спасопесковском пер. и Моховой ул., подготовкой к постройке здания посольства и т.п."11. Письма Литвинова и Крестинского свидетельствовали об их неудовлетворенности переговорами, наличии у сторон серьезных расхождений, которые не удалось преодолеть и найти взаимопонимание и компромисс. Но они все же были уверены в правильности избранной ими линии и тактики, настойчиво убеждая Трояновского неуклонно и твердо следовать указаниям Москвы. Этим в значительной степени было обусловлено желание более подробно информировать Трояновского о перипетиях происходивших переговоров в Москве. Они постарались объяснить и обосновать позицию советской стороны, зная, что полпред не всегда и не во всем был согласен с тем, как НКИД вел переговоры. Трояновский неоднократно высказывал свой подход к переговорам. В частности, 22 июня он телеграфировал в Москву: "Я считаю, что мы должны ориентироваться не на то, на что мы надеялись, а на то, что сейчас возможно и вместе с тем нам выгодно"12. Тем самым он выражал свое несогласие с проявлением негибкости и недальновидности Литвинова и Крестинского при переговорах. Они постоянно ссылались на "джентльменское соглашение", вели бесконечные и бесплодные споры вокруг понятий "заём" и "кредит". Было ясно, что через конгресс трудно провести соглашение об уплате долга Керенского в сумме 75 млн долл., нужно повысить в связи с инфляцией эту цифру до 150 млн. Советская сторона возражала, неохотно называя сумму в 100 млн долл. Трояновский, как участник переговоров, постоянно поддерживал контакт с госдепартаментом, выполняя точно инструкции Литвинова, но понимал, что определенная часть вины за создавшееся положение в переговорах лежала и на советской стороне, которая заняла такую же жесткую позицию, как и американская. Надо признать, что Рузвельт это предвидел и опасался. Перед подписанием соглашений в ноябре 1933 г, он сказал, что после признания советское правительство станет диктовать свои условия в отношении уплаты долгов. Напомним, что 15 ноября 1933 г. Литвинов телеграфировал в Москву: Рузвельт "высказал опасение, что, получив признание, будем ему диктовать условия соглашения в отношении суммы, сроков и процентов, и только при вторичном свидании удалось склонить его к компромиссу, который он принял весьма неохотно"13. Опасения президента подтвердились. И Трояновский стремился найти компромисс, суть которого состояла в готовности советского правительства выплатить 100 млн долл. долга Керенского, а США, в свою очередь, должны были предоставить 200-300 млн долл. кредита сроком на 20-25 лет с уплатой 7 — 7,5% годовых по кредиту и дополнительно 4 или 3,5%. Полпред предлагал считать приемлемым срок кредита для хлопка и меди 3 — 4 года, для оборудования — 10—12 лет. "Экспортно-импортный банк принимает при этом векселя Амторга к учету, — писал Трояновский. — Можно пойти на предварительное согласование сделки с банком, так как Рузвельт хочет нажить на этом политический капитал, поощряя сделки с дружескими ему политическими фирмами. Сделки с частными фирмами и банками исключаются из этого соглашения. Госдепартамент хочет, чтобы 25% кредита на более короткие сроки давали фирмы, заключающие сделки". Этот проект являлся перспективной реальной основой для переговоров. Он учитывал интересы обеих сторон. По мнению полпреда, подобное "соглашение сильно улучшило бы настроение американцев"14. Несмотря на изложенные в телеграмме доводы Трояновского и его предложения по урегулированию финансовых претензий, Литвинов продолжал настаивать на своем, хотя его ультимативность и неуступчивость заводили переговоры в тупик. Следует отметить, что Трояновский знал лучше настроение в правительственных сферах Вашингтона и учитывал их. Между тем Литвинов, на наш взгляд, не хотел прислушиваться к благоразумным предложениям Трояновского. Между ними назревали расхождения, складывались сложные, натянутые отношения. 22 июня Литвинов написал докладную записку Сталину. В ней он настаивал на своем предложении, отвергая план полпреда. Он писал: "Трояновский фактически предлагает согласиться на условия госдепартамента платить 11,5% за кредиты и к тому же принять на себя обязательство по возмещению долга Керенского без получения займа или долгосрочного кредита"15. Заметим, что Трояновский не предлагал возмещать долг Керенского без получения долгосрочных кредитов, о чем было сказано в его телеграмме. Однако Литвинов заканчивал свою записку словами: "Я не возражаю против поручения Трояновскому вести переговоры в Вашингтоне, но на базе предложения, сделанного мною Буллиту"16. Защищая свою позицию, Трояновский 26 июня писал в НКИД, что не намерен оспаривать принятое решение, но в то же время высказал недоумение по поводу того, "что без принятия наших условий невозможны переговоры в Вашингтоне"17. Характеризуя довольно сложное положение в США, он напоминал, что в ноябре предстоят выборы в конгрессе, и Рузвельт это учитывает. Отсутствие соглашения о долгах может быть использовано противниками признания Советского Союза. С коммерческой точки зрения кредит в 7 — 8 лет выгоден для СССР. Госдепартамент и Буллит желают избежать фиксации сроков кредитов и их значительного удлинения против установленных практикой Амторга. Вполне достаточно было бы установить кредиты до 12 лет, а не требовать полных 20 лет для всех товаров. Короче говоря, желательно подойти несколько дифференцированно. Возможно, конечно, добиваться больших сроков кредитов, но в чем тогда может состоять компромисс? Трояновский полагал, что американцы не согласятся на 7% годовых от кредитов, но в этом случае следует быть непримиримыми18. Расхождение между Литвиновым и Трояновским было очевидно. Таким образом, переговоры с госдепартаментом начались в неблагоприятных для Трояновского условиях. Они проходили трудно. Между тем американская сторона заметила попытки со стороны полпреда найти основу для соглашения. Литвинов внимательно наблюдал за ходом переговоров, продолжая требовать от Трояновского неукоснительного исполнения инструкций. 21 июля в докладной записке Сталину (копия Молотову) он писал: "Вместо исполнения поручения, Трояновский шлет какие-то путаные новые предложения"19. В результате через четыре дня, 25 июля, политбюро вынесло решение: "Предложить Трояновскому держаться прежних директив"20. Оно было принято по рекомендации Литвинова. По существу Трояновский был лишен возможности предпринимать самостоятельные шаги во время переговоров. А он, как дипломат и творческий человек, никак не мог с этим смириться. Работа не приносила ему удовлетворения. Многие его предложения отвергались, а имевшиеся возможности не использовались. Ко всему этому в июле он получил запись разговора Литвинова с Буллитом, состоявшегося 13 мая 1934 г. В ней он прочитал: "Сделанное сегодня Буллитом предварительное предложение очень напоминает мысли, высказанные в разных шифровках Трояновским. Приходится думать, что либо Трояновский передал мысли, изложенные ему американцами, не упомянув об этом, или же, что будет гораздо хуже, он сам подсказывал американцам сегодняшнее предложение"