Владимир Рудаков - Монголо–татары глазами древнерусских книжников середины XIII‑XV вв.
Косвенным подтверждением связи татар с половцами служат указания автора «Задонщины» на то, что события Куликовской битвы происходят в «половецкой земле»[462], а также его исторические экскурсы, посвященные рассказу о легендарном прошлом «поганых».
Согласно «Задонщине», «хиновя поганые татаровы бусормановя» происходят от «восточной страны», от «жребия Симова, сына Ноева». Именно они («те бо»), по мнению автора, «на реке на Каяле одолеша родъ Афетов» (т. е. Русь, поскольку, как полагает книжник, «Русь преславная» «родися» от «Афета, сына Ноева»), «и оттоле Руская земля седить невесела»[463]. В «Задонщине» указание на реку Каялу вступает в явную перекличку с упомянутой в памятнике «Калатьской ратью», под которой, судя по всему, подразумевается битва на Калке[464].
Подобное сближение событий на Каяле и на Калке позволило А. В. Соловьеву сделать вывод о том, что «Куликовская битва рассматривалась… в «Задонщине» как реванш за поражение, понесенное войсками Игоря Святославича на реке Каяле, сознательно отождествляемой автором «Задонщины» с рекой Калкой, поражение русских на которой явилось первым этапом завоевания Руси татарами»[465]. По мнению же А. А. Горского, отождествление татар с половцами явилось результатом того, что «в «Задонщине» на широком историческом фоне подводится итог борьбы с нашествиями кочевых языческих народов («хиновы»)»[466].
Судя по всему, действительно именно с целью рассказа о борьбе с «погаными» вообще[467] — половцами и татарами, рассматриваемыми в качестве народов, происходящих «от жребия Симова», но этнически неидентичных, — связан отказ автора называть татар «половцами». Наслоение названий существенно затрудняло бы достижение поставленной цели: автор «Задонщины», вероятно, полагал, что в этом случае читателю было бы не совсем понятно, о каких «половцах» идет речь — о тех реальных, которые победили русских в 1185 году, или о тех, на которых он лишь перенес указанный этноним и с которыми русские сражались в 1223 и 1380 годах.
Цели нашествия татар автор «Задонщины» определяет в предельно общем виде: «поганые» идут «на Рускую землю»[468]. В некоторых местах повествования автор в образной форме как бы конкретизирует цели татар: те «поля руские наступают и вотчину отнимают»[469]; в случае удачного исхода нашествия «испрашивают» у русских «выход» (разбитые Дмитрием Ивановичем татары сокрушаются о том, что впредь «в Русь ратию нам не хаживать, а выхода нам у руских людей не прашивать»[470]).
Косвенно на цели «поганых» указывают упоминания того, за что сражаются русские. В «Задонщине» цели воинов Дмитрия Ивановича определены: это — Русская земля и православная вера (впрочем, иногда к призывам защищать «землю Русскую» и «православную веру» добавляется призыв постоять «за обиду» великого князя)[471]. По мнению А. А. Горского, «рефрены» «за землю за Рускую и за веру християньскую» «содержались уже в первоначальном, авторском тексте «Задонщины»» или же («теоретически можно предположить») «у всех сохранившихся списков был один протограф, созданный позже»; к нему и восходят указанные «рефрены»[472]. Если появление призывов воевать «за землю Русскую» и «за обиды» А. А. Горский связывает с обращением автора «Задонщины» к тексту «Слова», то призыв стоять «за веру христианскую» восходит, по мнению исследователя, к более поздней эпохе — ко времени после Батыева нашествия[473]. «Наиболее раннее отождествление «земли Русской» и «веры христианской» можно усмотреть, — полагает А. А. Горский, — в «Слове о погибели Русской земли», поэтическом отклике на нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь». Однако если в «Слове о погибели» указанные понятия «выступают как синонимы, но еще не стоят рядом», то в «Задонщине» «происходит их соединение в едином призыве»[474]. Таким образом, делает вывод исследователь, «в эпоху Куликовской битвы рядом со светской концепцией защиты «Русской земли» (сохранившей ведущее значение) встала концепция защиты христианской веры»[475].
Несмотря на несомненную ценность замечаний А. А. Горского, ряд наблюдений исследователя нуждается в корректировке. В частности, представляется не до конца обоснованной оговорка ученого о несоединимости понятий «Русская земля» и «христианская вера» в «Слове о погибели Русской земли». В этом памятнике оба понятия выступают как раз в качестве синонимов (на это указывает и А. А. Горский, впрочем, добавляя малопонятную формулировку о том, что указанные «синонимы» «еще не стояли рядом»), причем синонимов возможно, носящих взаимозаменяющий характер: «всего еси испольнена земля Руская, о правоверьная вера хрестияньская!» — восклицает автор «Слова о погибели»[476]. Поэтому можно предположить, что и в «Задонщине» понятия «Русская земля» и «христианская вера» выступают не просто в качестве составных частей единого призыва, но также в качестве семантически близких феноменов. Еще Г. П. Федотов, изучавший русские духовные стихи, обратил внимание на то, что для певца духовных стихов «нет… христианской страны, которая не была бы… «Русской землей»»[477]. Это наблюдение Г. П. Федотова уже на материале летописных памятников подкрепил И. Н. Данилевский. По мнению исследователя, под термином «Русская земля» древнерусские книжники «имели в виду этноконфессиональную общность, именуемую сейчас термином «православный»»[478]. Как показал А. И. Клибанов, «в формах сознания того времени» противостояние русских татарам «выражалось антитезой: «христиане-неверные»», в силу чего борьба с ордынцами вполне закономерно разворачивалась «под призывом: «за землю Русскую, за веру христианскую»»[479].
Можно предположить, что автор «Задонщины» подчеркивал не только стремление Мамая «воевати» «Русскую землю», но и попытку «поганого» покорить себе православие. Данное наблюдение косвенно подкрепляется в том числе и использованным автором «Задонщины» (судя по всему, вслед за составителем «Слова о полку Игореве») сравнением татар с волками[480]: «Притекоша серые волцы от усть Дону и Непра и ставшу воют на реке на Мечи поступати в Рускую землю. И то были не серые волцы, приидоша поганые татаровя, хотят проити воюючи всю Рускую землю»[481]. Антихристианский характер нашествия Мамая отмечался во всех памятниках «куликовского цикла». Вероятно, поэтическая «Задонщина» не только не являлась исключением из указанного «правила», но, наоборот, сама оказала влияние на последующие рассказы о «Мамаевом побоище» как летописные, так и внелетописные.
Автору памятника удалось довольно четко сформулировать свое отношение к борьбе с «погаными». «Чернец бряньский бояринъ» Пересвет в обращении к Дмитрию Ивановичу говорит о том, что «лутчи бы нам потятым[482] быть, нежели полоненым от поганых татаръ»[483]. Несмотря на то что приведенная фраза является почти точной цитатой из «Слова о полку Игореве» («рече князь Игорь къ дружине своей: «Братие и дружино! Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти, а всядемъ, братие, на свои бръзыя комони да позримъ синего Дону»»[484]), мысль о необходимости сопротивления «поганым», судя по всему, разделяли и сам автор «Задонщины», и продолжатели его дела — создатели сохранившихся списков памятника, которые по-своему осмысливали заимствованную из «Слова» реплику[485]. Подобная позиция составителей памятника вполне естественна, поскольку, в отличие от событий «Слова», где удача сопутствовала «поганым», в «Задонщине» описывается победа русских на Куликовом поле.
***Как видим, в период, когда создавалась «Задонщина», татар воспринимали в качестве врагов православия. В этом качестве их соотносили с половцами, борьбу с которыми русские вели еще в конце XI века. Однако в восприятии автора памятника татары и половцы различны, не идентичны: будучи так же, как и половцы, «погаными» и имея с ними общие этнические корни («от жребия Симова»), татары ни разу прямо не названы «половцами», что достаточно нехарактерно для произведений «куликовского цикла». Видимо, для автора «Задонщины» важно было показать финальную сцену борьбы со степняками, подвести итог многовековому противостоянию «Русской земли» с «погаными», вычленяя этапы этой борьбы (от Каялы до Калки, от Калки до Непрядвы). Ставя такую цель, книжник вполне естественно обращался к образам «Слова о полку Игореве», с одной стороны, и сознательно отказывался от привычного именования татар — с другой.
