Василий Ключевский - Русская история. 800 редчайших иллюстраций [без иллюстраций]
Порабощение вольных рабочих. Рабовладельческие понятия и привычки древнерусских землевладельцев стали потом переноситься на отношения последних к вольным рабочим, к крестьянам.
Русская Правда знает класс «ролейных», т. е. земледельческих, наймитов, или закупов. Закуп близко стоял к холопу, хотя закон и отличал его от последнего: это, как мы видели, неполноправный, временнообязанный крестьянин, работавший на чужой земле с хозяйским инвентарем и за некоторые преступления (за кражу и побег от хозяина) превращавшийся в полного, обельного холопа. В этом угнетенном юридическом положении закупа и можно видеть действие рабовладельческих привычек древнерусских землевладельцев, переносивших на вольнонаемного крестьянина взгляд, каким они привыкли смотреть на своего раба-земледельца. Под влиянием такого взгляда в старинных памятниках юридического характера наймит вопреки закону прямо зовется «челядином». Этим смешением вольного работника-закупа с холопом можно объяснить одну черту не дошедшего до нас договора Владимира Святого с волжскими болгарами, заключенного в 1006 г. и изложенного Татищевым в его «Истории России»: болгарским купцам, торговавшим по русским городам, запрещено было ездить по русским селам и продавать товары «огневтине и смердине». Смердина — свободные крестьяне, жившие на княжеских или государственных землях; огневтина — рабочее население частновладельческих земель без различия челяди и наймитов.
Строгость, с какою древнерусский закон преследовал ролейного наймита за побег от хозяина без расплаты, обращая его в полного холопа, свидетельствует в одно время и о нужде землевладельцев в рабочих руках, и о стремлении наемных рабочих, закупов, выйти из своего тяжелого юридического положения. Такие отношения складывались из господствовавших интересов времени. Обогащением и порабощением создавалось общественное положение лица. В одном произведении русского митрополита XII в. Климента Смолятича изображается современный ему русский человек, добивающийся славы, знатности: он прилагает дом к дому, село к селу, набирает себе бортей и пожен, «изгоев и сябров», подневольных людей.
Таким образом, экономическое благосостояние и успехи общежития Киевской Руси куплены были ценою порабощения низших классов; привольная жизнь общественных вершин держалась на юридическом принижении масс простого народа. Эта приниженность обострялась еще резким имущественным неравенством между классами русского общества по большим городам XI и XII вв. Начальная летопись вскрывает пред нами эту социальную черту, обычную особенность быта, строящегося усиленной работой торгово-промышленного капитала. В 1018 г. новгородцы решили на вече сложиться, чтобы нанять за морем варягов на помощь Ярославу в борьбе его с киевским братом Святополком. По общественной раскладке постановили собрать с простых людей по 4 куны, а с бояр по 18 гривен кун. Кун в гривне считалось 25: значит, высший класс общества был обложен в сто двенадцать с половиной раз тяжелее сравнительно с простыми гражданами.
Это приниженное юридическое и экономическое положение рабочих классов и было одним из условий, колебавших общественный порядок и благосостояние Киевской Руси. Порядок этот не имел опоры в низших классах населения, которым он давал себя чувствовать только своими невыгодными последствиями.
Княжеские усобицы. Князья своими владельческими отношениями сообщали усиленное действие этому неблагоприятному условию. Очередной порядок княжеского владения сопровождался крайне бедственными следствиями для народного хозяйства.
В постоянных своих усобицах князья мало думали о земельных приобретениях, о территориальном расширении своих областей, в которых они являлись временными владельцами; но, тяготясь малонаселенностью своих частных имений, они старались заселить их искусственно. Лучшим средством для этого был полон. Поэтому их общей военной привычкой было, вторгнувшись во враждебную страну, разорить ее и набрать как можно больше пленных.
Пленники по тогдашнему русскому праву обращались в рабство и селились на частных землях князя и его дружины, с которой князь делился своей добычей. Ослепленный князь Василько в горе своем вспоминал, как некогда он имел намерение захватить болгар дунайских и посадить их в своем Теребовльском княжестве. Поговорка, ходившая о князе конца XII в. Романе волынском («худым живеши, литвою ореши»), показывает, что он сажал литовских пленников на свои княжеские земли как крепостных или обязанных работников. Эти колонизаторские заботы насчет иноземных соседей были неудобны только тем, что вызывали и с противной стороны соответственную отместку. Гораздо хуже было то, что подобные приемы войны князья во время усобиц применяли и к своим. Первым делом их было, вступив в княжество соперника-родича, пожечь его села и забрать или истребить его «жизнь», т. е. его хозяйственные запасы, хлеб, скот, челядь. Владимир Мономах был самый добрый и умный из Ярославичей XI–XII вв., но и он не чужд был этого хищничества. В своем Поучении детям он рассказывает, как, напавши раз врасплох на Минск, он не оставил там «ни челядина, ни скотины». В другой раз сын его Ярополк (1116 г.) захватил Друцк в том же Минском княжестве и всех жителей этого города перевел в свою Переяславскую волость, построивши для них новый город при впадении Сулы в Днепр. Летописец XII в., рассказывая об удачном вторжении князя в чужую волость, иногда заканчивает рассказ замечанием, что победители воротились, «ополонившись челядью и скотом». Обращали в рабство и пленных соотечественников: после неудачного нападения рати Андрея Боголюбского на Новгород в 1169 г. там продавали пленных суздальцев по 2 ногаты за человека. Так же поступали с пленною Русью половцы, которых князья русские в своих усобицах не стыдились наводить на Русскую землю.
Превратившись в хищническую борьбу за рабочие руки, сопровождавшуюся уменьшением свободного населения, княжеские усобицы еще более увеличивали тяжесть положения низших классов, и без того приниженных аристократическим законодательством XI–XII вв.
Половецкие нападения. Внешние отношения Киевской Руси прибавляли к указанным условиям еще новое, наиболее гибельно действовавшее на ее общественный порядок и благосостояние. Изучая жизнь этой Руси, ни на минуту не следует забывать, что она основалась на окраине культурно-христианского мира, на берегу Европы, за которым простиралось безбрежное море степей, служивших преддверием Азии. Эти степи со своим кочевым населением и были историческим бичом для Древней Руси. После поражения, нанесенного Ярославом печенегам в 1036 г., русская степь на некоторое время очистилась; но вслед за смертью Ярослава с 1061 г. начались непрерывные нападения на Русь новых степных ее соседей половцев (куман). С этими половцами Русь боролась упорно в XI и XII столетиях. Эта борьба — главный предмет летописного рассказа и богатырской былины. Половецкие нападения оставляли по себе страшные следы на Руси. Читая летопись того времени, мы найдем в ней сколько угодно ярких красок для изображения бедствий, какие испытывала Русь со степной стороны. Нивы забрасывались, зарастали травою и лесом; где паслись стада, там водворялись звери. Половцы умели подкрадываться к самому Киеву: в 1096 г. хан Боняк «шелудивый» чуть не въехал в самый город, ворвался в Печерский монастырь, когда монахи спали после заутрени, ограбил и зажег его. Города, даже целые области пустели.
В XI в. Поросье (край по реке Роси, западному притоку Днепра ниже Киева) с Ярославова времени является хорошо заселенной страной. Здесь жило смешанное население: рядом с пленниками ляхами, которых сажал здесь Ярослав, селились русские выходцы и мирные кочевники, торки, берендеи, даже печенеги, спасшиеся от половцев и примкнувшие к Руси для борьбы с ними. Эти мирные инородцы вели полукочевой образ жизни: летом они бродили по соседним степям со своими стадами и вежами (шатрами или кибитками), а зимой или на время опасности укрывались в свои укрепленные становища и города по Роси, составлявшие сторожевые военные поселения по степной границе. Русские в отличие от диких половцев звали их «своими погаными». В конце XI столетия Поросье стало особой епархией, кафедра которой находилась в Юрьеве на Роси, городе, построенном Ярославом и названном по его христианскому имени (Ярослав — Георгий, или Юрий). Обитатели Поросья жили в постоянной тревоге от нападения из степи. В 1095 г. юрьевцы подверглись новому нападению и, наскучив постоянными опасностями от половцев, все ушли в Киев, а половцы сожгли опустелый город. Великий князь Святополк построил для переселенцев новый город на Днепре ниже Киева Святополч; скоро к ним присоединились другие беглецы со степной границы.
