Андрей Буровский - Россия, умытая кровью. Самая страшная русская трагедия
Китайцы почти не представляли страны, в которую попали, ее религии, нравов и образа жизни. В Петербурге и Москве они и выглядели, и вели себя почти как инопланетные существа.
Большевики позвали китайцев — и они пошли служить почти все. Десятки тысяч молодых здоровых мужиков, предельно далеких от народа, который им предстояло вести к светлым высям коммунизма — в роли конвойных.
Всякий наемник выгоден тем, что он далек от «титульного» народа, от его радостей и горестей. В годы Гражданской войны китайцы вызывали особенный страх своим бесстрашием: им терять было нечего, их истребляли при первой возможности. Славились они и своей невероятной жестокостью. Один из первых советских военачальников, Якир, держал при себе отряд из 530 китайцев — специально как надежнейших карателей.
В 1919 году разведка 1-го Добровольческого корпуса Кутепова на Украине собрала немало сведений, что порой русские красноармейцы отказывались выполнять палаческие функции в захваченных деревнях. Не помогало даже то, что палачей щедро поили водкой и давали поживиться одеждой расстрелянных. А «латыши» — в данном случае австрийские немцы и венгры — без особых переживаний расстреливали, отрубали руки, выкалывали глаза и запарывали насмерть беременных женщин.
В ВЧК китайцы никогда не были на первых ролях: для этого надо хотя бы язык знать. Но вот в роли палачей «постарались», принеся в Россию целый набор устрашающих пыток. Например, с металлической трубкой, в которую сажали голодную крысу. Одним концом трубку приставляли к бедру или к боку крепко привязанного человека, а другой конец нагревали на огне. Крыса могла спастись от огня и освободиться, только прогрызая живую человеческую плоть.
Зинаида Гиппиус описывает, как ее приятель-доктор нашел в мясе, купленном на базаре, «знакомую косточку». Хотел бы сообщить читателю, что слух ложный, да не получится. Население самой что ни на есть рабочей Выборгской стороны в Петрограде Зинаиду Гиппиус вряд ли читало, но вот термин «китайское мясо» пошел как раз из пролетарских кварталов. Именно в этом смысле — человечина. Китайские палачи приторговывали мясом уничтоженных.
Призвание ученыхНа фоне евреев, латышей и китайцев как-то странно говорить о призвании большевиками ученых Старой России. Но факт остается фактом: многие ученые, в том числе с мировыми именами, если и не приходили в восторг от большевиков, то относились к ним вполне лояльно. А большевики очень серьезно относились к науке и к ученым.
Большевики искренне верили в то, что мир сугубо материален и до самых своих корней познаваем; если что-то о нем пока не известно — то это именно что «пока», сугубо временно. Потратить время и деньги, позвать ученых посерьезнее — и все узнаем!
Они искренне верили, что наука и техника могут все. Абсолютно все. Космические перелеты, создание искусственных людей и таблеток, заменяющих еду, было для них совершеннейшей реальностью. Если не сегодня — так завтра.
Булгаковское «Собачье сердце» — повесть намного более историческая, чем кажется. Революционер А. А. Богданов (Малиновский) занимался переливаниями крови с тем, чтобы во много раз продлить человеческую жизнь, а то и достичь бессмертия. Он погиб в 1928 году от одного из своих экспериментов над самим собой.
Большевики стремились использовать науку для построения этого государства и всего «светлого будущего». Ведь еще Чернышевский писал о чудесах технического прогресса! Что в полях будут работать машины, по дорогам бегать автомобили, а людям останется только управлять машинами и заниматься философией[79].
Большевики верили и в то, что построение коммунизма — предсказанное наукой событие, что работы ученых прямо ведут к «единственно верному» учению Карла Маркса. «Социалистическое государство начало строиться на научной основе великого учения Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина»[80].
В январе 1918 года большевистские комиссары появляются в Академии наук и составляют опись — чего именно не хватает ученым. Чего еще надо привести, принести и купить? Естественно, это производит самое хорошее впечатление.
Тогда же Ленин пишет «Набросок плана научно-технических работ». И он, и другие видные большевики неоднократно встречаются с учеными и, похоже, всерьез заинтересованы в развитии науки. Ведь сам их приход к власти научен!
22 апреля 1918 года СНК издает постановление «Принципиально признать необходимость финансирования соответственных работ Академии». Ну, и просит помочь правильно распределить в стране промышленность и в деле «наиболее рационального использования ее хозяйственных сил».
В 1918 году ученым дают такие же продовольственные карточки, как рабочим, — приравнивают их по ценности к пролетариям.
Это может показаться невероятным, но в годы Гражданской войны Академия посылала большие экспедиции на Кольский полуостров и на Курскую магнитную аномалию. Для этих экспедиций выделялись немалые средства.
В 1919 году Академии наук начинают передавать новые здания в центре Москвы и Петербурга.
В результате на стороне большевиков выступили такие мировые знаменитости, как Иван Петрович Павлов (1849–1936), Константин Эдуардович Циолковский (1857–1935), Владимир Иванович Вернадский (1863–1945), Климент Аркадьевич Тимирязев (1843–1920).
Когда Тимирязев в знак протеста против «вооруженной интервенции» Британии в 1919 году отказался от звания почетного профессора Кембриджа, это произвело впечатление.
Интересно, что культовый писатель русской белой эмиграции, Павел Николаевич Краснов, описывая белый переворот в СССР, предполагает и арест почти всех ученых… В его романе контрреволюционные извозчики в один прекрасный момент свозят их всех в особый фильтрационный лагерь, — чтобы промыть им мозги и объяснить, что на коммунистов работать нехорошо[81]. В наше время эта идея, да и весь роман, воспринимается строго юмористически, но «зато» сразу видно отношение… Как видно, верхушка российской науки для Белого движения была эдаким племенем коммунистических «попутчиков».
Ученые и наука — это основа научно-технического прогресса.
Ученые — это и марка правительства за рубежом.
Не забудем — в начале ХХ века престиж науки был намного выше, чем в начале ХХI. Ученые были неплохо обеспечены материально и занимали в обществе очень высокое положение.
Научно-технический прогресс ХIХ века, рукотворные «чудеса» поезда, телеграфа, телефона, научной медицины, парохода и автомобиля еще не стали чем-то обыденным. Все это — материально-техническая база цивилизации — возникло на глазах людей того времени. В 1917-м еще живы были те, кто помнил мир без этих всех «чудес».
В мире 1917–1922 годов слово ученых звучало очень громко, их слушали многие и многие. Поддержка большевиков даже немногими известными учеными стоила чрезвычайно многого.
Призвание уголовныхНи для кого, кроме коммунистов, уголовный мир отродясь не был «классово близким». А они-то еще с дореволюционных времен прикармливали уголовных, вместе с ними ходили на «экспроприации», то есть на ограбления банков и касс предприятий, обкладывали данью богатых людей «на революцию». Уже при Советской власти пропагандировалась идея, что профессиональные преступники — это вообще свои ребята, только так… немного заблудившиеся. Эта идейка ярко предстает хотя бы в рассказах Льва Шейнина[82].
В «Окаянных днях» И. А. Бунина автор очень четко показывает именно уголовный состав «строителей светлого будущего»: «Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem» (Осторожно — вор. — А. Б.). На эти лица ничего не надо ставить — и так все видно».
И далее в том же духе: «Какие-то мерзкие даже по цвету лица, желтые и мышиные волосы»[83]. «Глаза мутные, наглые»[84].
В общем, облик и поведение уголовных.
Коммунисты охотно принимали уголовных в свою партию, и многие уголовные сделали в РСДРП(б) великолепные карьеры. Взять хотя бы Иосифа Джугашвили, вошедшего в историю под партийной кличкой Сталин.
В конце 1917 года — зимой 1918 года коммунисты охотно принимали на службу уголовных: и в армию, и в Красную гвардию, и в любые советские учреждения. И профессиональных бандюганов, и мелких шпанцов, привокзальную шелупонь. Вопрос, конечно, — а куда пойдет трудиться уголовный? Принимать ответственные решения? Такое возможно, но чтобы стать крупным партийным функционером, уголовный должен порвать со своей средой, измениться душевно. Сталин смог — но ведь не оставаясь одновременно грабить банки[85]. Да и не так много мест на самом верху общественной «пирамиды». Так куда же?
