Джек Коггинс - Огнестрельное оружие XIX—XX веков. От митральезы до «Большой Берты»
Офицер 74-го шотландского Хайлендерского полка, 1853 год
Именно сэр Колин удержал Балаклаву в тот решающий день 25 октября, когда на него наступала русская кавалерия. Между британским лагерем и приближающимися русскими стояли 550 солдат 93-го Хайлендерского полка и сотня выздоравливающих раненых из госпиталя, вытянувшись двумя «тонкими красными линиями». Шеренги держали фронт — они должны были удержать его, отбив атаку кавалерии, — поскольку основные события этого дня еще только начинались.
История много повествует об атаке легкой бригады, но, сколь бы впечатляющей и легендарной эта атака ни была, с военной точки зрения она представляла собой всего лишь прискорбную случайность. Атака же тяжелой бригады, напротив, была подлинным шедевром военного искусства.
Эта бригада, которой командовал генерал Джеймс Скарлетт, двигалась на поддержку хайлендерцам, когда они заметили основную часть русской кавалерии несколько выше линии своего движения, на склоне стратегической высоты. Силы Скарлетта состояли из восьми эскадронов тяжелой кавалерии, уменьшенных болезнями до примерно пяти сотен всадников. Когда русские двинулись рысью вниз, британские эскадроны заняли боевую позицию и, к удивлению русских, значительное время потратили на то, чтобы выстраивать и перестраивать свои ряды, несколько нестройные из-за неровностей местности. После боя русские офицеры признавали, что такое хладнокровное поведение незначительных сил врага — как на параде — потрясло их воинов. Русские допустили ошибку, замедлив ход своих коней. Когда они почти остановились, английские трубачи протрубили сигнал к атаке, и тяжеловооруженные кавалеристы устремились в атаку на вражеские эскадроны.
Скарлетт, опередивший своих конников ярдов на пятьдесят, первым врубился в ряды неприятеля, за ним последовали кавалеристы первой шеренги. Для наблюдателей с окружающих высот все выглядело так, будто британцы просто растворились, но чуть позже среди плотной серой массы неприятельских всадников стали видны пятна красного цвета. Когда в дело вступила вторая шеренга, вся масса забурлила еще интенсивнее, и те и другие, перемешавшись, принялись двигаться по склону вверх и вниз. Над их головами высверкивали занесенные палаши и сабли, все звуки и крики слились в низкий рев, который нарастал и спадал, подобный морскому прибою. Последние два эскадрона, подотставшие из-за неровностей почвы, врезались противнику во фланг, прорубив себе дорогу от одного края его конницы до другого. Неожиданно, к изумлению наблюдателей, громадная масса русских кавалеристов отхлынула и исчезла, оставив поле боя едва не падающим из седел от усталости британцам.
Рядовой Королевского шотландского полка, 1854 год
О второй в этот день знаменитой атаке была написано столь много, что нет необходимости повторять все это здесь. Но возглавивший ее лорд Кардиган был человеком хотя, возможно, и не совсем типичным, но представлявшим собой пример воина-аристократа в худшем его смысле, а также тот слой высших военных чинов, чье звание, богатство и влияние преобладали в тогдашней армии.
Мы уже упоминали о «сборщиках вишен». Джеймс Браднелл получил дурную славу (а в придачу к ней и изрядную долю презрения) как командир полка, командование которым он купил за всем известную сумму в 40 000 фунтов стерлингов. До этого он командовал (также приобретя этот пост за деньги) 15-м гусарским полком, но был смещен с этой должности за свою глупость, тяжелый характер и колоссальное высокомерие, которые довели его до конфликта (получившего широкую известность) со своими офицерами, а потом и до военного суда. Его последующее назначение в 11-й полк вызвало целую бурю общественных протестов, но у Браднелла были друзья при королевском дворе. Не привела к его отставке и последовавшая за этим целая серия инцидентов, в ходе которой он попытался выжить из полка всех так называемых «индийских» офицеров (единственных в полку, которые обладали каким-то военным опытом). Его целью было иметь в полку «сборщиков вишен» офицерами богатых молодых аристократов, которые могли позволить себе вести привольную жизнь, наполненную щедрыми пирушками, изысканными мундирами и дорогими лошадьми. «Индийские» же офицеры, бывшие прежде всего серьезными профессионалами, неспешно продвигавшимися по службе, как-то не вписывались в этот порядок вещей.
Если он и обладал какими-то талантами, то максимум — сержанта или старшины. Свой полк он загонял строевой учебой до полусмерти, сам же полк был известен своим щегольством во время парадов, пышностью формы и великолепием лошадей, как и постоянно забитой солдатами гауптвахтой. Опыта командира-кавалериста за ним не наблюдалось, и его назначение в 1854 году в звании бригадира на должность командующего знаменитой Легкой бригадой снова вызвало целую бурю протестов.
Но в храбрости отказать ему было нельзя, и, получив роковой приказ, он занял свое место во главе обреченных эскадронов со словами: «Ну что ж, это идет в бой последний из Браднеллов». Не оглядываясь, он пустил рысью своего гнедого Рональда по дымящемуся, изрытому ядрами полю — его фигура великолепно сидевшего в седле всадника выделялась мундиром цвета вишни, ментиком, расшитым золотом и голубым, гусарским кивером с опушкой, ташкой [28], богато отделанной золотом. Новый приказ — и наступавшая бригада перешла на головокружительный галоп, ее командир первым ворвался в расположение русской батареи. Вырвавшись вперед, пока несколько отставшие от него первые ряды эскадронов рубились в пороховом дыму с русскими артиллеристами, он столкнулся лицом к лицу с крупным отрядом вражеских всадников. Счастливо избежав плена и получив легкую рану, он галопом пронесся обратно через расположение батареи; около орудий там лежали только тела убитых и умирающих. Дым скрывал яростную рубку на флангах, и, как он писал позже, «возглавив бригаду и нанеся с должной стремительностью удар неприятелю, посчитал свой долг исполненным». Миновав оставшихся в живых кавалеристов, он не удостоил их даже словом, как и не выказал никакой озабоченности судьбой своей бригады. Намеренно медленно он поскакал назад по все еще простреливающемуся полю битвы.
Дождавшись возвращения своих подчиненных, Браднелл заверил их, что эта «сумасшедшая выходка» произошла отнюдь не по его вине. Затем, обменявшись несколькими гневными словами с лордом Рагланом, он отбыл на свою яхту (там он жил, утопая в роскоши и не желая делить тяготы войны со своей бригадой), где £го уже ждал ужин с шампанским и постель. Из более чем семисот кавалеристов, отправившихся с ним в атаку, вернулось лишь 195 человек, большинство из них раненные.
«Солдатская битва» под Инкерманом, произошедшая 5 ноября 1854 года, стала для британских пехотинцев одним из самых жестоких испытаний. Эта битва на холмистой пересеченной местности, причем в плотном тумане, имела все атрибуты агрессивной обороны — небольшие отряды численностью до роты решительно атаковали большие колонны русских, после чего завязывалась яростная рукопашная схватка, когда в дело шли приклады, штыки, а порой и голые руки.
Известия о трудностях и лишениях, которые терпели английские солдаты, передавались в Англию военными корреспондентами — тогда совершенно новым отрядом репортеров. Старшим среди них был Уильям Говард Рассел из «Тайме». Их репортажи (в те времена не существовало цензуры, равно как и армейской связи с общественностью в каких бы то ни было формах) вызвали испуг и оцепенение как в Крыму, так и в Лондоне. Как возмущенно заметил лорд Раглан, корреспонденции о прискорбном положении объединенных сил, порой намеренно преувеличивавшие трудности, только помогали противнику, который черпал из этих корреспонденций сведения о расположении батарей, складов, штабов и даже о дислокации воинских частей и их численности.
Условия, без сомнения, были и в самом деле весьма скверными, но вина за это в большей мере лежала на правительстве, чем на военном командовании на месте, которое, насколько можно судить, предпринимало все меры, чтобы изменить их к лучшему. Но импровизация, сколь бы блестяща сама по себе она ни была, не могла заменить тщательное планирование. Особенно катастрофичным было положение с медицинским обеспечением — его просто не существовало. С самого начала кампании в армии свирепствовала холера, а с наступлением зимы появились цинга, обморожения, пневмония и другие заболевания. Перегруженному работой государственному медицинскому управлению пришли на помощь, как и во время Гражданской войны в Соединенных Штатах, гражданские санитарные комиссии. Забитый больными и ранеными госпиталь в Скутари стал ареной, на которой разворачивалась деятельность посвятившей себя делу милосердия Флоренс Найтингейл [29], благодаря которой навсегда изменилась организация лазаретов и госпиталей.
