Андрей Васильченко - «Фаустники» в бою
Немецкое командование планировало превратить руины каждого дома в маленькую крепость
О разработке винтовочных гранат, начиненных отравляющим газом «табун», он узнал только тогда, когда стал готовить покушение на Гитлера: «Через несколько дней он сообщил мне, что установил контакт с начальником отдела боеприпасов управления вооружений сухопутных войск майором Сойкой и вроде есть возможность устроить учебные стрельбы начиненными „табуном“ гранатами из изготовляемых на заводе Шталя ружейных гранатометов. Действительно, министру вооружений или председателю главного комитета по боеприпасам было гораздо труднее получить доступ к „табуну“, чем любому работнику администрации заводов по производству ядовитых газов. Кроме того, выяснилось, что „табун“ оказывает смертоносное воздействие только при взрыве, а значит, в данном случае даже речи не могло быть о его применении, так как от взрыва сразу бы треснули тонкие стенки вентиляционного колодца. Уже наступил март, а я все еще никак не мог приступить к осуществлению своего замысла. Я не видел другого способа устранить не только Гитлера, но и его ночных собеседников — Бормана, Геббельса и Лея». Собственно, в конце войны Шпеер забросил дела, не видя смысла заниматься ими. «Когда Гитлер пригласил меня 23 марта на очередное совещание, посвященное проблемам производства вооружения, я послал вместо себя Заура. Когда я затем ознакомился с его записями, то еще раз убедился, что и Гитлер и он, словно легкомысленные юноши, не желали считаться с реальной ситуацией. Хотя вся система военной промышленности оказалась на грани развала, они оба не придумали ничего лучшего, как уделить пристальное внимание разного рода проектам, словно в запасе у них был весь 1945 год. Так, например, они не только всерьез обсуждали возможности увеличения производства чугуна — что было совершенно нереально, — но и договорились приступить к выпуску в „максимальном количестве“ 88-мм противотанковых орудий и 210-мм гранатометов. Особый восторг вызывали у них предложения по разработке новейших образцов вооружения: специальной винтовки для солдат воздушно-десантных войск — разумеется, также в „максимальном количестве“ — или гранатомета, приспособленного для стрельбы снарядами огромного 305-мм калибра». В таких же тонах описываются в мемуарах Шпеера все попытки разработать новые виды оружия. «В беседе с глазу на глаз Гитлер, правда, признал мою правоту, однако по-прежнему продолжал обещать скорое появление на фронте некоего „чудо-оружия“. В связи с этим в середине ноября я обратился к Геббельсу с письмом, в котором подчеркнул, что „считаю нецелесообразным внушать населению надежды, которые мы в ближайшее время наверняка не сможем оправдать… Поэтому я настоятельно прошу вас принять все меры и не допустить появления в дальнейшем на страницах ежедневных газет и специализированных изданий всевозможных намеков на якобы достигнутые нашей военной промышленностью грандиозные успехи“». Геббельс действительно запретил публиковать какие бы то ни было сообщения о разработках новых видов вооружения. Как ни странно, но слухов становилось еще больше. Только в Нюрнберге Шпеер узнал от одного из ближайших сотрудников министра пропаганды Фриче, что Геббельс создал специальный отдел по их распространению. Эти слухи содержали во многом правдивую информацию о проводимых нами перспективных научных разработках. Ведь на дневных и вечерних заседаниях, посвященных проблеме производства нетрадиционных видов вооружения, в том числе и атомной бомбы, часто присутствовали лица из окружения Геббельса, которые внимательно слушали рассуждения о новейших технических открытиях. По большому счету именно 1945 год стал кратковременной эпохой взлета Геббельса.
Если бы не Фаустпатроны и не нарукавные повязки, то большинство фольксштурмистов было бы очень сложно отличить от обычного мирного населения
Он очень расчетливо использовал свой пропагандистский аппарат для превозношения немецкого народного ополчения — фольксштурма. «Дойче Вохеншау» («Еженедельное немецкое обозрение» — новостная кинохроника) изображало фольксштурм как взрыв национал-социалистического энтузиазма и воли к сопротивлению. На экране зрителям представали огромные взволнованные толпы, произносящие клятву бойцов фольксштурма. В каком-то из восточных округов высоко над публикой висели транспаранты с начертанным на них лозунгом: «Народ поднимается, разразится буря!» Гиммлер и Геббельс бахвалились, что подобные митинги докажут, по выражению Гитлера, «нашим заклятым врагам», что Германия по-прежнему обладает людскими и материальными ресурсами. Гауляйтеры, вожаки СА и гитлерюгенда, маршировали на экранах кинотеатров вместе с бойцами фольксштурма как наглядное доказательство того, что вся страна поднялась с оружием в руках. Вполне допустимо, что всего лишь за два месяца своего существования фольксштурм вдохновлял немецкий народ в его безнадежном патриотическом порыве в войне. Впервые полезными себя почувствовали даже пожилые мужчины. В ход пошел и юношеский идеализм. Дух товарищества, спорадической боевой подготовки способствовал появлению чувства избранности. И все же вскоре началось недовольство, особенно после провала в конце декабря гитлеровского наступления в Арденнах. Вермахт не питал особого доверия к фольксштурму и к тому же не располагал достаточным количеством оружия, центрами подготовки и даже формой, необходимой для вновь созданных подразделений. «Дойче Вохеншау» пыталось убедить немецкий народ в обратном. Согласно «Вохеншау», фольксштурм был прекрасно оснащен, однако даже самый доверчивый или фанатично преданный зритель наверняка прекрасно видел, что вместо формы бойцы фольксштурма носят нарукавные повязки и часто, отправляясь воевать с большевиками или англо-американцами, вооружены охотничьими ружьями или пистолетами. Предполагалось, что их основная задача противостоять большевистским танкам, и поэтому бойцы были вооружены также противотанковыми гранатометами Панцерфауст. Однако каким образом старик или же юноша, пройдя короткий, всего в пару недель курс подготовки, мог с Фаустпатроном в руке преградить на востоке путь наступлению большевиков, если это было не по силам даже несокрушимому Вермахту? В ответ на подобный вопрос национал-социалисты наверняка заявили бы, что несгибаемая воля к победе и готовность к самопожертвованию компенсируют недостаток опыта во владении оружием.
Парад фольксштурма
Удачный момент для пропаганды фольксштурма подвернулся в воскресенье 12 ноября 1944 года. В этот день все вновь призванные бойцы фольксштурма были приведены к присяге на верность Гитлеру и рейху. Церемония принятия присяги первоначально планировалась на 9 ноября, когда отмечалась годовщина смерти нацистских мучеников в 1923 году, однако Геббельс решил, что воскресенье 12 ноября было бы предпочтительней с точки зрения организации и участия масс. Самая внушительная из этих церемоний должна была состояться в Берлине, где Геббельс был гауляйтером, комиссаром обороны Рейха и защитником Берлина. Это событие планировалось до мелочей. «Дойче Вохеншау» уделило этой церемонии большую часть экранного времени, хотя она и происходила на мрачном фоне холодного, промозглого берлинского дня. Лицо Геббельса излучало какой-то мрачный фанатизм, пока он зачитывал собравшимся на площади бойцам текст присяги. И хотя министр в тот день страдал от простуды, даже это обстоятельство не помешало ему выступить в роли поэта народного патриотического движения. Клятва, которую давали фольксштурмисты 12 ноября, в торжественной обстановке под звуки фанфар, породила волну гипертрофированного, уродливого энтузиазма. Однако уже в декабре и январе ему на смену пришло горькое разочарование. Фольксштурм так и не получил обещанного ему современного оружия, да и формирование и обучение его подразделений шло в хаотичной обстановке. Кроме того, никто не знал, как будут рассматривать фольксштурмистов союзники — как солдат регулярной армии или же как партизан. В последнем случае, опасались члены фольксштурма, им мог грозить расстрел. Народ, обманутый лживыми посулами «чудо-оружия», теперь не верил этим потугам государства и партии, доживавшим последние месяцы. Кое-где жители даже срывали со стен плакаты с призывами вступать в фольксштурм. Многие ворчали из-за того, что их заставляли тратить свободное от работы время на военную подготовку, которой руководили партийные функционеры, мало что смыслившие в этом деле. Значение фольксштурма состояло в том, что он продлил агонию нацистского режима. В течение некоторого времени он продемонстрировал солидарность и сплоченность нации, вставшей как один человек на защиту рубежей родины. В этом смысле фольксштурм послужил целям Геббельса, вызвав в ноябре 1944 года к жизни последний порыв доверия к Гитлеру.
