Иероним Уборевич - КОМАНДАРМ УБОРЕВИЧ. Воспоминания друзей и соратников.
Бойцы как-то быстро освоились и отвечали, перебивая друг друга:
- Ничего живем... Начальство не обижает... Только вот в отпуск не пускают...
Иероним Петрович сочувственно кивал головой. Потом бойцы сами стали задавать вопросы- больше о положении на Дальнем Востоке. Разъяснив нам линию Советской власти в деле ликвидации интервенции и контрреволюции на Дальнем Востоке, командующий сказал, что нужно всем быть готовыми принять участие в очищении последней нашей территории от вражеской нечисти.
- А теперь давайте посмотрим, как вы умеете стрелять, - переменил он тему разговора.
Он обращался то к одному, то к другому красноармейцу и экзаменовал их по стрелковому делу.
Прощаясь с командой, сказал:
- Осмотром команды я доволен. Но вы не зазнавайтесь, еще лучше изучайте оружие: оно может скоро пригодиться.
- Посмотрим, как у вас хранится оружие, - обернулся он к командиру полка.
Выходя от нас, командующий посоветовал начдиву Чайковскому:
- Устройте такие же «стрелковые кабинеты» во всех батальонах. Не смущайтесь, что оборудование бедновато. Кое-какие приборы можно самим изготовить. Для повышения огневой культуры это будет иметь большое значение.
Уборевич сам осмотрел несколько винтовок в ружейном парке, а одному из штабных командиров приказал проверить снаряжение пулеметных лент, тот доложил:
- Непорядок, товарищ командующий! Проверил на выдержку три ленты: в каждой не хватает по пяти патронов до двухсот пятидесяти. Эти пять лежат в коробках россыпью.
Уборевич рассмеялся:
- В этом-то и порядок. Набей в ленту все двести пятьдесят - заедать будет!
Командующий подозвал меня:
- Покажите лошадей команды.
Лошади содержались, по моим понятиям, хорошо: помещение утеплено, фуража вдоволь, как следует вычищены. Так что я с удовольствием повел командующего в конюшню.
Приняв рапорт дневального, он похлопал лошадей по холкам, а потом что-то шепнул начдиву Чайковскому. Тот приказал мне:
- А ну-ка выйдите из помещения.
Я в недоумении вышел. Подумал: «Неужели не доглядел чего? Какая же у меня промашка?»
Не прошло и двух минут, как меня позвали в конюшню.
Вошел и ахнул: командующий и начдив курили, а вместе с ними - и дневальный! По уставу-то курить в конюшне запрещено.
На беду вошел командир полка с начальником штаба, говорит ему:
- Отдайте приказом: за нарушение устава начальника второй пулеметной команды и дневального посадить под арест на пять суток каждого! - сурово посмотрел на меня, добавил: - Исполняйте приказание!
- Есть, - вытянулся я, - отправиться под арест начальнику пулеметной команды и дневальному по конюшне!
Только повернулся я к дневальному, чтобы вместе с ним идти на гауптвахту, командующий говорит командиру полка Гришину:
- Скажите, а часто приходится отправлять под арест людей из этой команды?
- За два с половиной года, как ею командует товарищ Смирнов, - доложил командир полка, - это первый случай, и я сам не пойму, товарищ командующий, как это боец...
Если так, товарищ Гришин, - перебил Уборевич, я прошу вас отменить этот приказ. Тут прямо-таки провокация с нашей стороны.
Так я и дневальный неожиданно были избавлены от наказания, а почему - я и сам не понимал.
Когда командиры ушли, я с пристрастием допытывался у потного дневального: как это он посмел закурить в конюшне? Оказалось, когда меня выдворили, Уборевич вынул портсигар и предложил папиросу дневальному. Тот оробел и отказался. А начдив подмигнул: «Бери, бери, чего там!» - и сам задымил папиросой. Закурил и Уборевич. Дневальный не посмел не взять папиросу и тоже закурил, полагаясь на то, что разрешило само высшее начальство...
Я долго не мог успокоиться из-за этого случая. А потом в полк пришел приказ: в числе других командующий наградил меня карманными часами за хорошую подготовку пулеметной команды.
Ко мне в команду прислали нового взводного командира.
Раньше он был командиром роты в Нижнеудинске, потом получил суровое наказание- шесть месяцев отсидел в тюрьме - и теперь с понижением попал ко мне.
Я спросил у него, за что его так наказали.
И он рассказал такую историю. У знал как-то Уборевич, что в Нижнеудинском полку командиры сильно развинтились, вместо занятий с красноармейцами играют по домам в преферанс.
Командарм сел в свой вагон, сзади прицепил платформу и поставил на нее автомобиль, которым сам хорошо управлял.
Доехав до Нижнеудинска, он переоделся в солдатскую шинель, сел в машину и остановил ее примерно в километре от расположения полка. Подойдя к первой попавшейся казарме, спросил: Здесь какая рота?
- Третья, - ответили ему.
- Ну вот, сюда я и назначен!
Вошел в казарму, огляделся: теснота, духота, белье на постелях несвежее...
- Что же так плохо живете? -спросил он у красноармейцев.
- Да ведь какое начальство, такая и житуха, -пояснили ему.
А как кормят? Щи с «пycтoм» да каша с «нетом»...
И само начальство так же ест?
Начальство есть начальство! Пройди мимо их столовой - в нос так шибанет жареным, что, гляди, на ногах не удержишься.
- А в поле сильно гоняют?
- На это обижаться не приходится. Да и к чему теперь муштра? Война кончилась.
Увидев кругом грязь, Уборевич спросил:
- А часто здесь бывает ротный командир?
- А зачем ему? Он, поди, и сейчас пьяный лежит. Вон его домик - напротив.
Уборевич вспыхнул, заспешил к домику.
Встать! - закричал он, увидев развалившегося на койке командира.
- Ты что, счумел, чертова морда? -вскочил ротный.
- Вон отсюда!
Тут Уборевич распахнул шинель- блеснули его ордена, потянулся рукой к кобуре револьвера:
- А ну-ка дыхните на меня!
Ротный сразу все понял. Встал в положение «смирно», дыхнул.
- Командира полка ко мне! - приказал Уборевич дежурному по роте.
Тот метнулся из дома, а ротный так и стоял, пока в комнату не вбежали командир полка и комиссар.
Уборевич холодно спросил у комиссара:
- Как у вас, товарищ комиссар, дела идут с боевой подготовкой?
- Я, товарищ командующий, как положено, занимаюсь своими делами. Пусть лучше командир доложит...
- А как у вас с политической подготовкой? - повернулся Уборевич к командиру полка.
- Это дело комиссара, товарищ командующий... Я...
- Все ясно. Хватит! Завтра обоим явиться ко мне в штаб!
Командир и комиссар были сняты, понижены в должности, получили взыскания по партийной линии, а ротный отдан под суд.
Когда Народно-революционная армия ДВР под руководством Уборевича очистила от белогвардейцев и интервентов Дальний Восток, ее части влились в нашу 5-ю Краснознаменную армию. Командовал ею снова И. П. Уборевич.
В Чите готовился праздничный парад войск в честь победы и установления Советской власти на всем Дальнем Востоке. Из моей пулеметной команды была выделена небольшая группа для доставки из Иркутска в Читу боевых знамен и реликвий 5-й армии.
В назначенный день на центральной площади Читы выстроились перед трибуной войска.
Наша группа несла почетный караул при знаменах и реликвиях 5-й армии. По условному сигналу под звуки оркестра мы понесли их к трибуне, на которой стояли высшие командиры, руководящие советские и партийные работники.
И. П. Уборевич жестом позвал меня на трибуну. Я оробел, но пошел. Командарм представил меня находившимся на трибуне товарищам, а затем как равного начал расспрашивать о нашей жизни в Иркутске, о пулеметной команде.
- А вы помните, как я подвел вас с дневальным в селе Кудара? Обиделись тогда?
- Какая может быть обида, товарищ командующий?!- покраснел я.-Наоборот, не будь вас - сели бы мы на губу.
- Ну ладно. Мы потом еще поговорим, а сейчас подумайте и приготовьтесь выступить с этой трибуны.
- С какой трибуны? Что вы, что вы, товарищ командующий?! Какой из меня оратор?
- Оратором может стать всякий, кому есть что сказать от сердца... Как он сумеет сказать- не так уж важно. Главное, чтобы от сердца...
Когда пришел черед выступать, я заволновался. к горлу подступил комок. Уборевич подтолкнул:
- Смелее, смелее...
И я начал говорить, имея в виду как образец речь Уборевича с этой же трибуны. Невесть откуда взялись слова про нашу победу над врагами, про боевую честь нашей армии. Закончил призывом крепко держать в руках знамя, водруженное Красной Армией на берегах Тихого Океана.
Когда я, потный, сошел с трибуны, командарм пожал мне руку: - Ну вот... А говорил - не оратор... Какую зарядку дал людям! Я так не сумею.
Командарм шутил, а у меня в глазах стояли слезы.
Вечером в одном из ресторанов города состоялся большой праздничный ужин. Я со своими красноармейцами был тоже приглашен. Иероним Петрович, увидев меня, усадил в кресло, участливо спросил:
- Где вы здесь устроились? Все у вас в порядке?
