Василий Попов - Большая ничья. СССР от Победы до распада
Сразу же после пленума в апреле 1953 г. Маленков потерял свое руководящее положение в качестве секретаря ЦК КПСС, державшего под контролем партийный аппарат и все руководящие кадры советской государственной машины. Лишившись столь мощной опоры, он стал серьезно зависеть от других членов Президиума ЦК, входивших в Совет Министров. Его положение теперь во многом зависело от союза с Берией. Однако, как показали дальнейшие события, Маленков не вполне осознавал новую ситуацию и полагал, что, возглавив правительство, стал первым в государстве.
Наиболее активно вел себя в первые месяцы после смерти Сталина Берия. Он стремился расставить на ключевых постах в Министерстве внутренних дел СССР своих людей, освободившись от неугодных лиц, торопился реализовать свою идею об амнистии осужденных (соответствующий указ принимается 27 марта 1953 г.). По его же инициативе пересмотрен ряд громких сталинских политических процессов — «дело авиаторов», «дело врачей», «мингрельское дело» и др. В ряду бериевских начинаний также были попытки скорректировать кадровую политику в национальных республиках, пересмотреть прежнюю экономическую политику, нормализовать отношения между СССР и западными странами путем создания «мирной, воссоединенной Германии»{217}.
Большинство историков отмечают ряд причин, по которым Берия потерпел неудачу. Это, во-первых, торопливость и непродуманность многих предложенных мер. Так, по указу об амнистии из лагерей и колоний было освобождено более 1 млн. человек; множество уголовников буквально наводнили города и поселки, сделав обстановку напряженной. Порядок быстро восстановили, но это решение негативно отразилось на престиже Берии{218}. Также и попытки выдвигать активнее национальные кадры вызвали неприятие этой меры у русских кадров в союзных республиках и в центральном партийном аппарате, стремящемся избежать конфликта на местах. Стремление Берии опираться в своих действиях на аппарат МВД только усугубляло конфликт между различными ветвями власти — силовыми структурами и партийными. Особенно резкую оппозицию внутри Президиума ЦК КПСС вызвало предложение Берии по Германии — против выступил не только Молотов, но Булганин и Хрущев. Ситуация усугублялась тем, что 17 июня 1953 г. началось массовое выступление населения Берлина и ряда городов ГДР, подавленное советскими танками по приказу Берии. Последний, по свидетельству генерала П.А. Судоплатова, считал, что демонстрация силы повысит советские шансы для достижения компромисса с западными державами по вопросу мирного объединения Германии{219}. Этот расчет оказался ошибочным. Неудача по германскому вопросу и растущее сопротивление партийного аппарата новому курсу заставили Маленкова перейти в лагерь противников Берии.
Существовало еще одно важное обстоятельство, способствовавшее консолидации антибериевских сил. К лету 1953 г. МВД СССР накопило документы, которые могли дискредитировать Маленкова, Хрущева, Молотова, Кагановича и других членов Президиума ЦК КПСС. По мнению большинства историков, страх объединил членов Президиума и они устранили Берию, сделав из него на долгие годы «козла отпущения» за все приписанные ему преступления сталинского политического режима. Ученые также считают бездоказательными, не подтвержденными документами, строки из обвинительного заключения о том, что Берия организовал заговор с целью «захвата власти, ликвидации советского рабоче-крестьянского строя, реставрации капитализма и восстановления господства буржуазии»{220}.
По мнению ряда историков, важнейшим политическим итогом июльского пленума 1953 г., на котором осудили Берию, стало подтверждение принципа партийного руководства при решении любых вопросов и усиление значения должности секретаря ЦК КПСС, т. е. непосредственное укрепление позиций Хрущева, в т. ч. и по отношению к своему главному сопернику Маленкову. Сосредоточившись на работе в ЦК КПСС, Хрущев получил возможность контролировать всю текущую работу партийного аппарата и ситуацию не только в центре, но также в областях и республиках. Положение Хрущева в руководстве ставило его в исключительно выгодное положение, поскольку позволяло блокироваться с любым влиятельным членом Президиума ЦК.
Мнение автора
События 1953 г. наглядно свидетельствовали, что советские руководители рассматривали проведение реформ как еще один весьма специфический способ борьбы за власть. Интересы дела не являлись определяющим мотивом их политической линии, главная мотивировка — расширение пределов собственной власти. В случае угрозы потери личной власти лидеры или откладывали практическую реализацию назревших вопросов, или принимали наиболее консервативный вариант реформ.
Историческое противоречие, которое не сумел разрешить окончательно ни один советский лидер, включая Хрущева, заключалось в том, что проводить нововведения приходилось руками того аппарата, который рассматривал реформы прежде всего как угрозу собственной власти и стабильности своего положения, а потому всячески им противился на деле, одобряя на словах. Даже Сталин вынужден был считаться с этой аппаратной особенностью советской системы управления, искоренить которую не смог никакими чистками. Новое руководство также должно было считаться с этим обстоятельством.
Расправа с Берией, выполненная по сталинским образцам, означала не только политическую дискредитацию бывшего «верного ленинца», но и его начинаний. И все же, покончив с Берией, июльский пленум только отсрочил на непродолжительное время проведение реформ, первым опытом которых стали события весны-лета 1 953 г. Отныне упор стали делать на первоочередное решение экономических проблем, считая, что внутриполитические разрешились вместе с устранением Берии. Ошибочность данного решения выявилась достаточно скоро, уже во время развернувшейся борьбы Хрущева за роль единоличного лидера не только с консервативным крылом партии, но и с реформаторским в лице Маленкова.
Антибериевская оппозиция на некоторое время объединила в одном лагере реформаторов и консерваторов, что усиливало позиции последних, способствовало сохранению прежних имперских амбиций во внешней политике. Особенно отчетливо звучали эти мотивы в выступлении на июльском пленуме 1953 г. Молотова, заявившего, что СССР в союзе с примкнувшими к нему государствами держит по-прежнему капитализм «в страхе за свой завтрашний день»{221}.
Поворот в аграрной политике
Одним из важнейших направлений внутренней политики стали в рассматриваемый период преобразования в области сельского хозяйства и колхозного строительства. В некоторых современных исследованиях по этой проблеме отмечается, что хрущевские реформы 50-х — начала 60-х гг. были направлены на «постепенный вывод колхозов из-под государственного диктата и на создание условий для их развития как самостоятельных хозяйств, действующих в условиях регулируемого рынка». Другие историки считают приведенную оценку завышенной, а экономический диктат государства, осуществляемый по отношению к колхозам в хрущевский период, несовместимым с понятием «регулируемый рынок». В подтверждение своей точки зрения они указывают на тот исторический факт, что начиная с 30-х гг. и вплоть до 90-х гг. в СССР государство через колхозы осуществляло принудительное изъятие хлеба и иной сельскохозяйственной продукции по заниженным ценам. Эти «ножницы цен», т. е. искусственно поддерживаемая государством ценовая политика, при которой промышленные товары были относительно дороги, а сельскохозяйственные относительно дешевы, позволяли изымать из деревни многомиллиардные суммы и перераспределять их в пользу военно-промышленного комплекса. Делалось это с помощью обязательных поставок, а с 1958 г. данная система стала называться государственными заготовками. Никакой экономической самостоятельностью по отношению к Советскому государству, подчеркивают эти историки, колхозы никогда не обладали, а все «государственное регулирование» сводилось к определению конкретной доли отчуждаемой у производителя сельскохозяйственной продукции — в одни годы (как при Сталине) больше, в другие (как при Хрущеве или Брежневе) меньше, но никогда не существовало эквивалентного обмена. Они также отмечают, что в хрущевский период стало активно поощряться совхозное строительство, т. е. в аграрной сфере происходил рост удельного веса государственных хозяйств. Новые совхозы строились на целинных и залежных землях; также происходило преобразование в совхозы экономически слабых колхозов, имеющих большую государственную задолженность{222}.
Историки отмечают одно из главных противоречий хрущевской аграрной политики, которое заключалось в том, что понимая необходимость реформирования сельского хозяйства и повышения его производительности, Хрущев остался в плену идеологических догм, поскольку был убежден: социалистическое сельское хозяйство имеет преимущество перед частным. Отсюда его политика сокращения так называемых личных приусадебных хозяйств в деревне, принятие мер, направленных лишь на улучшение экономических структур (реорганизация МТС, совхозное строительство и др.), антипатия к развитию рынка{223}.
