Василий Потто - Кавказская война. Том 2. Ермоловское время
Со времени возведения Грозной Бей-Булат исчез из сферы наблюдения русских властей. Говорили, что он в числе недовольных укрылся в горы; известно было также, что он принялся опять за свое любимое ремесло и разбойничал по Моздокской дороге. Напрасно Ермолов настойчиво требовал головы изменника, напрасно Греков употреблял все меры выманить его из берлоги, подсылал к нему наемных убийц, пускал в ход яд, порох – Бей-Булат, как хитрый зверь, был всегда настороже.
Однажды Греков подговорил двух чеченцев отправиться в горы и обещал большую плату тому, кто привезет к нему голову Бей-Булата. В случае неудачи убийцы должны были бросить через трубу в его саклю мешок с порохом и взорвать ее вместе с ним и его семьей. И вот раз, в темный вечер, кто-то тихонько постучался в саклю Бей-Булата. Бей-Булат отозвался. “Выйди,– сказал ему незнакомый голос,– мы из Гельдигена, пришли сообщить тебе важную новость”. Но Бей-Булат был слишком опытный разбойник, чтобы поддаться на такую нехитрую уловку. Он подошел к двери и старался сквозь, маленькую щель рассмотреть лица пришедших, но те были закутаны башлыками. На дворе было темно и поздно; в соседних саклях кое-где еще мелькали огоньки, но на улице не видно было ни души. Бей-Булат тихо отошел от двери и выслал своего племянника. Чеченцы между тем притаились за дверьми, и едва юноша переступил за порог, как, принятый в темноте за Бей-Булата, был поражен двумя кинжалами. На крик его из сакли, как бешеный выскочил сам Бей-Булат, ударом шашки положил одного чеченца на месте, а другой был схвачен сбежавшимся народом и на допросе, под мучительной пыткой сознался, что подослан Грековым. Его посадили в яму, обрекши на голодную смерть. Чтобы спасти себе жизнь, несчастный, томимый голодом, вынужден был наконец дать клятву отправиться в Грозную и убить самого ненавистного Грекова. В залог же, что клятва будет исполнена, он вызвал сына и оставил его аманатом. Отпуская чеченца, Бей-Булат сказал ему: “Жизнь твоего сына теперь в моих руках; помни, ты можешь выкупить ее только головою Грекова, но если это не удастся, привези мне в такой-то срок триста рублей серебряными монетами, иначе твой сын умрет”.
Назначая последнее условие, Бей-Булат отлично знал, что его пленник беден и не в состоянии добыть такой крупной для него суммы. Но на этот раз он ошибся. Чеченец отправился прямо к Грекову. Когда его впустили в комнату, он объявил генералу, что с ними случилось несчастье: товарищ его убит, а сам он был схвачен Бей-Булатом и должен был взамен себя оставить сына, за которого требуют выкуп в триста рублей серебром. Греков окинул его проницательным взглядом. “Я вижу по твоим глазам,– сказал он ему,– что ты не все говоришь: тебе велено убить меня”. Чеченец изменился в лице и, упав на колени, признался, что за жизнь своего сына он обещал Бей-Булату или выкуп, или голову Грекова. Греков дал ему триста рублей, и чеченец, выкупив сына, остался навсегда верным слугой генерала.
Случай этот, однако же, убедил Бей-Булата в необходимости искать хотя бы наружного примирения с русскими. Он понимал, что Греков не оставит его в покое и рано или поздно доберется по его головы, что наемных убийц в Чечне разыскать было не трудно, но не все же убийцы будут так неловки, как первые. Под этим впечатлением он обратился с письмом к одному из кумыкских князей, Мусе Хасаеву, с которым когда-то водил хлеб-соль и ходил в наезды, прося его быть посредником между ним и Грековым. Муса посоветовал ему отправиться прямо к Ермолову, бывшему тогда в Дагестане. Бей-Булат поехал. Его смирение и раскаяние казались на этот раз так искренни, что обманули даже проницательность самого Ермолова. Если бы он мог предвидеть кровавые события 1825 года, то конечно приказал бы повесить Бей-Булата на первом попавшемся дереве! Но Бей-Булат явился к нему с пальмовой ветвью мира и с заманчивым предложением употребить свое влияние, чтобы подчинить русской власти все непокоренное чеченское население. Ермолов объявил ему забвение всех старых счетов и, отправляя его в Грозную, просил Грекова обходиться с ним ласково.
Этого только и добивался Бей-Булат. В Грозной он уже повысил тон и заговорил с Грековым об условиях, на которых желает покориться. Греков знал Бей-Булата лучше, нежели Ермолов, видел в нем непримиримого и опасного врага и потому принял его очень холодно. Тем не менее, исполняя волю главнокомандующего, он выразил готовность выслушать его условия. Бей-Булат потребовал подчинения ему всех вообще чеченцев, с правом налагать на каждого из них денежные штрафы, говоря, что только в таком случае он отвечает за спокойствие Чечни и не позволит ни одному чеченцу разбойничать в русских пределах. Кроме того, он требовал жалованья за все прошедшее время, когда он скрывался. Греков ответил, что надо сперва заслужить, а потом требовать или ожидать награды; что, впрочем, жалованье ему будет выдано, не прежде, однако же, как он доставит аманатов от покорившихся чеченцев. Они расстались врагами. Но Бей-Булат достиг главного – личной своей безопасности. Он удалился в горы и, уже не помышляя более о жалованье, принялся под рукою возмущать чеченцев. Греков донес об этом Ермолову. Ермолов опять предписал захватить изменника, но было уже поздно. Бей-Булат, со своей стороны, не дремал, и русским предстояло выпить до дна горькую чашу борьбы с возмущением всей Чечни от гор Дагестана до пределов Военно-Грузинской дороги.
IX. ЧЕЧЕНСКИЙ МЯТЕЖ
Был сентябрь 1824 года. По всей Чечне, за Тереком и Сунжой рыскали всадники, распространявшие в народе слух, что появился Имам, который избавит его от власти неверных. Существуют данные предполагать, что то были приверженцы знаменитого народного чеченского героя Бей-Булата.
Нужно сказать, что незадолго перед тем возникло и стало было распространяться в горах Дагестана новое религиозное учение, впоследствии известное под именем мюридизма, возводившего священную войну против неверных, газават, в один из важнейших догматов мусульманской религии. Сильной рукой Ермолова ученье это было задавлено в Дагестане почти в колыбели, но тем свободнее отголоски его могли проникнуть в Чечню, где на него почти не обращали внимания, между тем как оно смутно волновало массы и делало их восприимчивыми ко всякой мятежной пропаганде.
Такое настроение Чечни грозило опасностями. В продолжение всего восьмидесятилетнего владычества нашего на Кавказе все сколько-нибудь значительные перевороты в жизни горских племен постоянно были вызываемы именно религиозным фанатизмом. Под влиянием его изменялись не только добрые отношения их к русским и вновь исчезали все хорошие начала, которые с большими усилиями вводились в их быт, но и самый характер жителей, стирались вековые обычаи и сгибался тот дух вольности и необузданной свободы, который был всегда присущ горцу, Нужно было явиться только смелому проповеднику, нужно было, чтобы только один обнажил шашку – и тогда тысячи шашек обнажались вслед за нею, и тысячи людей шли на смерть, думая, что они умирают за свою веру. В то время все, кому не нравился существующий порядок вещей, все, жалевшие о добрых старых временах широкого, безграничного разгула наезднической жизни, охотно становились поборниками нового учения, не имея ни малейшего понятия и нисколько не заботясь ни о каких догматах мусульманской религии, и переводили это новое учение из области туманного мистицизма на простую и реальную почву воинственных предприятий.
Чтобы достигнуть своих целей и возмутить Чечню, Бей-Булат и направил все свои силы на возбуждение именно этой стороны народного духа и характера. Ему удалось раздуть фанатизм в народной массе до такой силы, так хорошо воспользоваться принципом нетерпимости, проповедуемой Кораном, что было время, когда самая русская власть в Чечне колебалась и готова была, казалось, рушиться. К счастью, в Ермолове и его системе чеченцы встретили такие преграды, которых они преодолеть не могли.
Слухи о появлении имама, о разных чудесах и небесных знамениях принимались суеверной Чечней за непреложные истины. Греков видел, что все они клонятся исключительно к тому, чтобы возмутить народ, и поспешил принять свои меры. Узнав, что наибольшее участие в проповедях к народу принимают вышедший из гор маюртупский мулла Махома и мичиковский чеченец Явка, он решился захватить их в свои руки. Явка действительно был схвачен, отправлен в Тифлис и в пути умер, как полагают, отравленный ядом. Но Махома успел избежать опасности, и скоро действия его приняли весьма серьезный характер. Однажды, войдя в мечеть, он громогласно заявил народу, что в ночь его посетило необычайное видение: явился муж в светлых одеждах и сказал ему: “Собери сорок пять правоверных в лесу, близ Маюртупа, и пусть они приведут с собою взятого у мусульманина красного быка, а у другого мусульманина – двух черных баранов. Я явлюсь сам, и от меня узнают, что нужно делать”.
