Светлана Рафалюк - Источниковедение новой и новейшей истории
Ст. 5. Лица, арестованные как подозрительные, подлежат первоначальному заключению в арестных домах их местожительства. При отсутствии таковых они содержатся под надзором у себя на дому.
Ст. 6. В течение недели после ареста они пересылаются в государственные здания, которые департаментские администрации тотчас же по получении настоящего декрета обязаны отвести и приготовить для этой цели.
Ст. 7. В эти дома заключения арестованные могут брать с собой самые необходимые для них вещи. Они будут находиться здесь под стражей до заключения мира.
Ст. 8. Расходы по охране возлагаются на самих заключенных и подлежат равному распределению между ними. Охрана заключенных вверяется предпочтительно отцам или родственникам граждан, находящихся на фронте или подлежащих отправлению туда. Жалованье каждому стражнику назначается из расчета за полтора рабочих дня.
Ст. 9. Наблюдательные комитеты безотлагательно отошлют в Комитет Общей Безопасности Национального Конвента списки тех лиц, которых они прикажут арестовать, сообщая мотивы ареста и препровождая взятые у арестованных документы.
Документ 3
Постановление Парижской коммуны о том, кого считать подозрительными 19 вандемьера II г. (10 октября 1793 г.)
Подозрительными являются: 1) те, кто во время собраний народа охлаждают его порыв возмутительными речами, шумными возгласами и угрозами;
2) те, кто, будучи более осторожными, таинственно говорят о несчастиях республики, жалеют народ и всегда готовы с мнимо-печальным видом распространять плохие известия;
3) те, кто меняет свое поведение и язык соответственно ходу событий; кто, умалчивая о преступлениях роялистов и федералистов, яростно нападают на малейшие ошибки патриотов и, для того чтобы казаться республиканцами, принимают вид недоступности и нарочитой строгости, но тотчас же уступают, как только дело коснется умеренного или аристократа;
4) те, кто сожалеют об участи жадных фермеров и торговцев, коих закон вынужден преследовать;
5) те, кто со словами «свобода», «республика» и «отечество» на устах встречаются с бывшими дворянами, контрреволюционными священниками, аристократами, фельянами, умеренными и интересуются их участью;
6) те, кто не принимали активного участия в событиях революции и для своего оправдания хвастаются аккуратной уплатой налогов, сделанными ими патриотическими пожертвованиями, службой в национальной гвардии посредством заместителей или иным путем и т. д.;
7) те, кто с равнодушием приняли издание республиканской конституции и выражали ложную тревогу по поводу ее установления и продолжительности;
8) те, кто, ничего не сделав против свободы, равным образом ничего и не сделали в ее пользу;
9) те, кто не посещают своих секций и оправдываются тем, что не умеют говорить или заняты своими делами;
10) те, кто с презрением говорят об установленных властях, символах закона, народных обществах и защитниках свободы;
11) те, кто подписали контрреволюционные петиции или посещали антипатриотические общества и клубы;
12) сторонники Лафайета и убийцы на Марсовом Поле.
Документ 4
Декрет Национального конвента о способе судопроизводства в Революционном трибунале 8 брюмера II г. (29 октября 1793 г.)
Национальный конвент в ответ на петицию Общества друзей свободы и равенства, внесенную в виде предложения, декретирует следующее:
1. Если процесс, подведомственный Революционному трибуналу, длится уже более трех дней, то председатель Трибунала обязан в начале следующего заседания поставить присяжным вопрос, не является ли их суждение уже достаточно выясненным.
2. Если присяжные ответят нет, то разбирательство продолжается до тех пор, пока они не сделают противоположного заявления.
3. Если присяжные ответят, что они достаточно выяснили себе суть дела, то сейчас же должно быть приступлено к вынесению приговора <…>.
Документ 5
Из протокола заседания Конвента. 8 вантоза II г. (26 февраля 1794 г.)
Сен-Жюст от имени Комитетов Общественного Спасения и Общественной безопасности: «4-го вантоза вы постановили, чтобы оба ваши Комитета представили вам совместный доклад о заключенных и о средствах быстро выяснить и освободить невинных и угнетенных патриотов, а преступников предать законной каре.
Вам надо решать этот вопрос не с точки зрения интересов отдельных лиц, а с точки зрения интересов всей Республики и считаться не с частными намерениями, а с общими планами. <…> Всякое обсуждение вопроса об арестах, не связанное с нашим общим политическим положением, будет бесплодным, необоснованным и даже, пожалуй, непонятным. <…>
Вы стремились к Республике, но если вы не установите тех основ, на которых она зиждется, то народ погибнет под ее обломками. Укрепить Республику может только полное уничтожение всего, что ей враждебно. Здесь жалуются на некоторые революционные меры, но ведь в сравнении со всеми другими правительствами мы являемся весьма умеренными. <…>
Монархия, ревниво оберегавшая свою власть, забрызгана кровью тридцати поколений, а вы колеблетесь, когда нужно проявить строгость к кучке преступников. Люди, требующие освобождения аристократов, не хотят установления республики и дрожат за самих себя. Жалость по отношению к предателям – это явный признак измены, так как она проявляется в республике, которая может быть основана только на незыблемости принципов. Всех тех, кто говорит в пользу арестованных аристократов, я вызываю на суд. Но разве трибунал может считаться с мнением преступных и развратных людей, когда разбираются дела им подобных?
Потому ли, что сторонники снисходительности надеются заслужить благодарность тиранов в том случае, если республика будет низвергнута; потому ли, что они боятся, как бы дальнейшее применение строгости не коснулось их самих несомненным является то, что существуют люди, втайне стремящиеся принудить нас к отступлению или подчинить своему влиянию; а между тем мы продолжаем управлять страной так, как будто у нас никогда не было измены, как будто по отношению к нам не может быть совершено никакого предательства. Между тем наше знание врагов заставляет нас быть готовыми ко всему и оставаться непреклонными. <…>
Во Франции имеется политическая секта, в руках которой являются игрушками все партии; она медленно продвигается вперед. Если вы станете говорить о терроре, то она будет говорить о милосердии; если вы проявите милосердие, то она начнет прославлять террор; она стремится к счастью и к наслаждениям; лучшее она все время противопоставляет хорошему, осторожность ставит выше мудрости. <…>
По отношению к заговорщикам она проповедует снисходительность, а по отношению к народу – суровость. Члены этой клики, по-видимому, не считают и забыли пролитую кровь 200 000 патриотов. Они считают достаточным то, что пишут докладные записки и на бумаге проповедуют добродетель; они освободились от стеснительной честности, они наживаются на народном достоянии, а вместе с тем оскорбляют народ и добиваются своего торжества при помощи тех преступлений, снисхождение к которым они пытаются вызвать в вашем сердце; ведь нельзя же, наконец, дольше молчать о безнаказанности главных преступников, которые хотят разбить эшафот именно потому, что боятся стать его жертвой. <…>
Именно эти люди с распущенными нравами требуют от нас открыть тюрьмы, что вызовет новые народные бедствия, унижения и новые Вандеи. Ведь все преступники вновь возьмутся за оружие, как только выйдут из тюрьмы. Если б год тому назад мы арестовали всех роялистов, то у нас не было бы гражданской войны. Для их спасения составляется такой же заговор, какой замышлялся когда-то для спасения короля. Я говорю здесь совершенно искренне: никогда еще сходство не казалось мне столь очевидным. <…>
Мне кажется, что французский народ окружен громадной цепью; тираны держат один конец ее, а клика снисходительных – другой; и те и другие стремятся заковать нас. <…> Все революции идут от слабости к мужеству, от преступления к добродетели; пусть никто не обольщается надеждой основать крепкое государство без всяких трудностей; нужно долго бороться против всяких притязаний, и так как интересы отдельных людей непримиримы, то народная свобода может быть основана только при помощи меча. В начале революции раздавались голоса за снисходительность к тем, кто боролся против революции; эта снисходительность, проявленная по отношению к нескольким преступникам, стоила нам жизни 200 000 людей, погибших в Вандее; эта снисходительность заставила нас уничтожить до основания некоторые города; она подвергла страну полному разорению; и если теперь вы снова поддадитесь этой слабости, то она вам будет стоить тридцатилетней войны. <…>
