Абдурахман Авторханов - Империя Кремля
Аналогичные утверждения мы находим и у других советских исследователей (см., например, Ю. В. Бромлей, «Этнос и этнография», М., 1973, стр. 109; И. М. Джаббаров, «Ремесло узбеков…», М., 1971, стр. 34; М. С. Джунусов, «Две тенденции социализма в национальных отношениях», Ташкент, 1975, стр. 46; А. П. Новосельцев, В. Т. Пашуто, Л. В. Черепник, «Пути развития феодализма», М., 1971, стр. 29–30). Суммируя утверждения этих ученых, наш автор приходит к выводу:
«В дореволюционной Средней Азии ислам играл определенную интегрирующую роль в этнических процессах… Ислам был той силой, которая облегчала взаимное существование различных племен, укрепляла их взаимоотношения изнутри, обеспечивала им внутреннюю связь, смягчала и стирала психические различия между племенами, этническими общностями… Ислам способствовал формированию представлений об этнической общности различных племен и родов» (там же, стр. 82–83).
Все это и привело, с одной стороны, к оформлению общего сознания, что есть не отдельные племена, а единый народ, возникший на общей для всех духовной основе — на основе ислама и, с другой стороны, этот общий для всех фундамент — ислам, делает все мусульманские народы родственными, у них может и должна быть и одна общая цель — создание единого государства из всех мусульманских народов (теория панисламизма). Так как мусульманские народы Российской Империи почти все были народами тюркского языка (кроме большинства горцев Кавказа и Таджикистана), то возникла и другая идея — создание единого тюркского государства вместе с единоверной и единокровной Турцией (теория пантюркизма). В великой интегрирующей роли ислама среди разных, часто между собою враждовавших племен, центральное место занимали и его социальные компоненты. Социальной философии ислама органически чужд дух элитаризма, классовости, избранности. Ислам приходил к народам с лозунгом: «В исламе — все люди братья», а потому не должно быть ни рабов, ни рабовладельцев. Поэтому понятно, что первыми мусульманами еще при жизни Магомета стали арабские рабы. В этой связи надо упомянуть и неизвестную в других религиях демократичность внутренней организации мечети ислама. Ислам не знает ни духовно-административной иерархии, ни назначаемых сверху духовных отцов. В исламе нет официального обряда посвящения и рукоположения в духовный сан, поэтому вообще нет института рукоположенного духовенства. Священнослужители мусульманских общин — кази, имамы, муллы выбираются на общих выборах самими верующими, только здесь не участвуют женщины, что предписано не Кораном, а основано на местных традициях (поэтому женщины не посещают мечети, что опять-таки не исходит из Корана). Хоть медресе и готовят духовных отцов, но быть имамом религиозной общины может каждый мусульманин, если он знает основы ислама и способен возглавить молитву в мечети. К тому же среди верующих существует критическое отношение к образованным муллам, если они служат больше земному, чем небесному. Отсюда масса народных поговорок и пословиц по адресу нерадивых мулл: «Денег муллы, совести судьи и глаза крота никто не видел», «Делай то, что говорит мулла, но не делай того, что он делает», «Два муллы — один человек, один мулла — получеловек».
Ислам выполнял среди завоеванных народов Средней Азии и Кавказа и культурно-просветительную миссию — он принес им письменность, основанную на арабской графике. Она существовала у этих народов вплоть до 1925 г., когда ее заменили латинским алфавитом, а потом латинский алфавит был заменен русским алфавитом (1937 г.).
Совершенно естественно, что в империи, у которой официальной идеологией было православие, ислам был сиротой, но он не был круглым сиротой. Ко времени первой русской революции в недрах народов России, исповедующих ислам, окончательно созрело и оформилось понятие о мусульманских народах как о национально-социальной общности. Речь не шла, как это было раньше, о мусульманах и об исламе вообще, речь шла на этот раз о новом национально-политическом мировоззрении, согласно которому российские мусульманские народы принадлежат к собственному и особому миру (немцы сказали бы «Kulturkreis») единства — по религии, культуре, истории, традиции, языку и даже территории. Здесь присутствовали все элементы образования нации, кроме важнейшего — наличия независимости. Добиться именно этой цели старалось сначала панисламистское, потом пантюркистское движение, возникшее на рубеже XIX–XX вв. одновременно в мусульманских районах России и Турции. Русское правительство, как потом и советское правительство, рассматривало это движение как оружие турецкой политики и поэтому преследовало его. Но это было и остается самой примитивной попыткой дискредитировать идеалы национально-освободительного движения российских мусульманских народов ссылкой на излюбленное алиби царских и советских колонизаторов — на мнимые происки Турции. Однако после первой русской революции, после обнародования «Манифеста 17 октября 1905 г.», с его объявленными свободами совести, слова, печати, собраний и политических объединений, резко изменились условия работы и для мусульманского движения. Это сделало возможным созвать впервые в истории российского мусульманства в конце того же 1905 г. I Всероссийский съезд мусульманских народов. На этом съезде была создана и первая объединенная политическая партия российских мусульман — «Итти-фак» во главе с И. Гаспринским, лидером Крыма. В новой партии были представлены два крыла — «консерваторы»-панисламисты, которые боролись за выход мусульманских народов из России, и «прогрессисты»-пантюркисты («джадидисты»), которые боролись за автономию внутри империи с программой, сходной с программой русских кадетов («партии народной свободы»). Не все мусульманские народы были допущены к выборам в Государственную Думу, но те, которые участвовали, создали во всех четырех Думах одну общую «мусульманскую фракцию» (группу). После февральской революции 1917 г. борьба мусульманских народов выливается в исламскую форму движения, в одних районах за полную независимость, а в других — за автономию. В мае 1917 г. I съезд горцев Кавказа требует создания исламского государства, позже такое государство и провозглашается имамом Узун-Хаджи под названием «Северокавказское эмирство». В том же 1917 г. муфтий Крыма Челебиев возглавил правительство Национальной директории Крыма. В ноябре-декабре 1917 г. I Чрезвычайный съезд народов Туркестана потребовал автономии Туркестана на основе шариата и объявил о создании «Кокандской автономии». Происходит формирование мусульманских полков как ядра будущей «армии ислама» («басмачество»). Однако о своей полной национальной независимости и о выходе из состава России мусульманские народы объявили только после захвата власти большевиками.
На путях к власти и в первые годы после захвата власти большевики проявляли сугубую осторожность и осмотрительность в мусульманском вопросе. Учитывая всю сложность этого вопроса и необходимость гибкой тактики в деле его разрешения в духе коммунизма, большевики расчленили мусульманский вопрос на две части:
1. Мусульманский вопрос как вопрос политико-национальный (имея в виду все народы мусульманской религии);
2. Мусульманский вопрос как вопрос культурно-религиозный.
Чтобы успешно разрешить первую часть вопроса, надо было проявить высокую тактическую гибкость в отношении второй части (культурно-религиозной). Этого требовала и программа РКП(б), в которой сказано, что «необходима особая осторожность и особое внимание к пережиткам национальных чувств». Это указание программы большевиков Сталин интерпретировал так:
«То есть, если, например, прямой путь уплотнения квартиры в Азербайджане отталкивает от нас азербайджанские массы, считающие квартиры, домашний очаг, неприкосновенными, священными, то ясно, что прямой путь уплотнения квартиры надо заменить косвенным, обходным путем. Или еще: если, например, дагестанские массы сильно заражены религиозными предрассудками, идут за коммунистами «на основании шариата», то ясно, что прямой путь борьбы с религией в этой стране должен быть заменен путями косвенными, более осторожными и т. д. и т. д.
Короче: от кавалерийских набегов по части «немедленной коммунизации» нужно перейти к продуманной и осмотрительной политике постепенного вовлечения этих масс в русло советского развития» (Сталин, том IV, стр. 361–362).
То же самое говорил и Ленин в своем известном «Письме к коммунистам Кавказа» в 1921 г., когда он писал, что коммунисты Кавказа должны не «копировать нашу тактику», тактику русских коммунистов, а «применительно к местным условиям видоизменять ее… Больше мягкости, осторожности, уступчивости по отношению к мелкой буржуазии, интеллигенции и особенно крестьянству… Более медленный, более осторожный, более систематический переход к социализму — вот что возможно и необходимо для республик Кавказа в отличие от РСФСР. Вот что надо понять и уметь осуществить в отличие от нашей тактики» (Ленин, т. XXVI, 3-е изд., стр. 191–192).
