Наталья Думова - Кадетская контрреволюция и ее разгром
Тырковой удалось завязать контакты и в правительственных сферах Франции. В личном письме она сообщала о своих встречах с приехавшим в Лондон депутатом французского парламента социалистом Александром Варенном. «Он хочет, — писала Тыркова, — чтобы мы помогли ему подготовиться к борьбе с их большевиками и пацифистами на ближайшем конгрессе. От нас ему нужна вся аргументация против большевиков и за интервенцию»90.
Как использовалась Варенном эта аргументация, узнаем из информации, помещенной в «Правде». Все последнее время, сообщается там, комиссия по иностранным делам французской палаты депутатов беспрестанно созывается для заслушивания докладов и предположений по вопросу о вмешательстве «союзников» в политику России. «Социал-патриот Варенн» заявил, что взгляды и свидетельства эмигрантов из России, «основанные на личных наблюдениях и подтвержденные рядом убедительных фактов», срывают «маску с большевиков». В результате выступлений Варенна и его единомышленников комиссия по иностранным делам приняла решение потребовать от французского правительства «более активного ведения нашей внешней политики», иными словами, расширения масштабов интервенции в Россию91.
Контакты с правящими кругами США осуществлялись через упоминавшегося выше личного друга Милюкова Чарлза Крэйна и близкого к кадетам профессора Чикагского университета Сэмюэла Харпера. Они были для президента Вильсона и его ближайшего окружения экспертами, мнение которых учитывалось как при выработке политики по отношению к России, так и при освещении «русской темы» в американской печати92. В своем дневнике Тыркова сообщает: Харпер 6 июля 1918 г. опубликовал в газете «Крисчен сайенс монитор» «мое частное к нему письмо, где я в сущности обращаюсь к Вильсону. Я очень рада, что могла прямо сказать свое мнение самому сильному в Антанте человеку». В той же газете при помощи Харпера публиковались регулярно поставлявшиеся Тырковой статьи на русские темы93.
Шумную антисоветскую кампанию вели кадеты-эмигранты и в других странах, действуя по указке империалистической пропаганды Запада. Не только в Германии, странах Антанты и в США, но, как свидетельствует в частной переписке один из кадетских эмигрантов, даже в такой стране, как Голландия, публиковались статьи «на большевистские темы», только если в них содержалось «что-нибудь сенсационное, разоблачительного свойства»94. Буржуазные газеты бесстыдно лгут против нашей страны, писал В. И. Ленин, потому что империалисты всего мира «боятся, как огня, идейной заразы, идущей от разоренной, голодной, отсталой, по их уверению даже полудикой, страны!»95.
Важную роль в осуществлении связей кадетов с Западом играли контакты, установленные ими еще до раскола Правого центра с представителями союзников в России. По настоянию последних было условлено, что эти сношения должны вестись не сепаратно, а через особую комиссию, составленную «на паритетных началах» из представителей Национального центра и Союза возрождения России. Однако фактически комиссия состояла исключительно из членов Национального центра, поскольку от Союза возрождения России в нее вошли представители Национального центра в Союзе — Астров, Степанов и Щепкин96.
Как рассказывает в своих мемуарах председатель Союза возрождения России народный социалист В. А. Мякотин, связь с представителями Антанты осуществлялась в Москве через посла Франции Ж. Нуланса, а затем, когда послы уехали в Вологду, — через французского консула Ф. Гренара.
На прямой вопрос Нуланса, как отнеслось бы население России к вводу войск Антанты на ее территорию (под предлогом «борьбы с Германией»), русские контрагенты посла дали недвусмысленный ответ: «Население России отнеслось бы благожелательно к высадке союзников»97. Так, прикрываясь именем своего народа, руководители контрреволюционного подполья призывали интервентов на родную землю.
Интересно сопоставить этот факт с тем, что писал впоследствии Милюков о настроениях «антибольшевистской общественности» весной 1918 г. Отношение стран Антанты к своему недавнему партнеру, «план воссоздания нового восточного фронта где-нибудь внутри России», утверждал он, «впервые глубоко возмутили против союзников русское общественное мнение без различия партий»98. Комментарии здесь, видимо, излишни…
В советской исторической литературе указывается, что переговорам Национального центра и Союза возрождения России о выработке общей платформы и о единстве в борьбе против Советской власти «всячески содействовали представители Антанты», советовавшие всем контрреволюционным партиям объединиться между собой99. Из записки Астрова со всей очевидностью явствует, что «советами» дело не ограничивалось. «Представители союзников, — пишет Астров, — настаивали на объединении всех антибольшевистских организаций и только при этом условии изъявили готовность поддержать их и их начинания»100. Впрочем, московские кадеты шли на такое объединение без большой опаски. «Роль социалистов, — писали они в Киев Милюкову, — это роль актеров, уходящих со сцены навсегда. Нужно держать возможно более широкий фронт и не увеличивать оппозиции. Они сами охотно передают фактическую власть к.д.»101
Вскоре после своего возникновения Национальный центр, как пишет Астров, «стал лицом к лицу с предложением принять участие в большом предприятии, задуманном Савинковым». Речь идет о создании весной 1918 г. одним из вождей эсеровской контрреволюции Б. В. Савинковым Союза защиты родины и свободы, в планы которого входило поднять восстание в кольце городов, окружающих Москву. Это свидетельство Астрова опровергает утверждение уже упоминавшегося английского буржуазного историка Дж. Брэдли, что Национальный центр «не имел ни малейшего представления» об организации Савинкова102. По словам Астрова, Савинкову «нужна была группа лиц с именами, которая могла бы явиться чем-то вроде совета при нем, а может быть, правительства. Ему нужна была организация, которая имела бы своих людей на местах, откуда он задумал движение… Вот почему ему пришлось прибегнуть к Национальному центру, который довольно быстро стал организовывать свои отделения в провинции»103.
Среди советских историков установилось мнение о том, что руководство савинковским Союзом «осуществляли кадеты через Национальный центр»104. Однако свидетельство Астрова ставит под сомнение эту точку зрения. Поначалу, пишет он, планы Савинкова были приняты Национальным центром «сочувственно». «Страстное желание свергнуть большевиков заставило охотно пойти навстречу предложению энергичного человека. Поддержка французов служила как бы некоторой гарантией солидности предприятия»105. Вместе с тем членов Национального центра смущала и настораживала авантюристичность намеченного плана. Сомневаясь в целесообразности и успешности готовящегося восстания, они «допытывались» у Савинкова, «почему он настаивает на выступлении, когда на поверку еще многое не готово». Выдвинутые им аргументы были признаны неубедительными, и «после горячих обсуждений правление Национального центра отказалось возглавить движение»106.
В некоторых работах указывается, что Савинков являлся членом Национального центра107. Однако представители «социалистических» партий в этой организации никогда не состояли. Астров в письме к Деникину определенно констатировал: «Савинков в Национальный центр не входил»108. Тем не менее следует полностью поддержать вывод Г. З. Иоффе о том, что все контрреволюционные центры имели между собой тесную связь и что объединявшим их звеном являлись кадеты109.
•Сообщенные Астровым сведения свидетельствуют о том, что процессом сколачивания контрреволюционного лагеря дирижировали из-за рубежа, стремясь превратить партийную разноголосицу в единый слившийся ансамбль. Под давлением союзников Национальный центр и Союз возрождения России выработали план образования будущей власти. Договорились, что она будет создана в форме триумвирата при участии одного военного, одного кадета и одного «социалиста». Эта трехчленная Директория должна была символизировать, по словам председателя Союза возрождения России Мякотина, «соглашение общественных сил»110.
Кадеты склонялись на такую комбинацию скрепя сердце. Ведь они делали ставку на военную диктатуру, считая именно такую форму власти необходимой для данного этапа. Еще в январе 1918 г. их Центральный комитет в Москве решил, что «России нужен диктатор». В феврале этот вопрос обсуждался уже персонально, и П. Д. Долгоруков «впервые назвал ген[ерала] Алексеева»111.
