Алексей Бокщанин - Лики Срединного царства. Занимательные и познавательные сюжеты средневековой истории Китая
В целом усилиями Чжан Цзюйчжэна и его помощников надвигавшийся кризис был на какое-то время отодвинут. Всестороннее упорядочение, особенно в экономической сфере, не могло не сказаться положительно на положении в стране. Однако, как отмечалось, коренных перемен в жизни китайского общества его деятельность не принесла. Основы отбора чиновных кадров, дававшие неписаные преимущества выходцам из привилегированных сословий, остались прежними, распространение «единого налога» шло не так быстро, и его нормативы оставались разными в различных районах страны, перевод налогов на денежную основу подчас создавал новые трудности для крестьян, которые производили лишь натуральный продукт. Неудивительно, что довольно скоро после смерти реформатора положительные результаты его деятельности практически сошли на нет.
Этому способствовали и его высокопоставленные противники. Еще недавно они возносили молитвы о здравии заболевшего Чжан Цзюйчжэна, а через девять месяцев после его смерти (в 1582 году) уговорили императора обвинить его в злоупотреблении властью, отобрать посмертно титулы, описать и конфисковать имущество его семьи. Освободившийся от сдерживающего влияния реформатора молодой император Шэнь-цзун, по-прежнему не занимавшийся государственными делами, окунулся в роскошную жизнь, без счета транжиря средства на развлечения. Империя снова покатилась к кризису, приведшему ее через шестьдесят лет к гибели.
Ланьлинский Насмешник о пьянстве, стяжательстве и блуде. «Цветы сливы в золотой вазе»
В самом конце XVI века и в первые годы XVII столетия образованная публика Великой Империи Мин, а именно так официально именовался тогда Китай, зачитывалась новым и необычным романом. Расходился он в списках и за большие деньги. Называлось это произведение «Цзинь, Пин, Мэй» — «Цветы сливы в золотой вазе». Однако данные иероглифы имеют и другие значения — «богатство», «бутылка», «сифилис». Культурный китаец, воспитанный на символике иероглифов, понимал «закодированное» наименование книги как «Стяжательство. Пьянство. Блуд». Роман читался взахлеб и весело. К веселью побуждал и псевдоним автора — Насмешник из Ланьлина. Это — уезд в восточной провинции Шандун, славившийся своим вином, как Бургундия или Шампань во Франции. Для любого китайца ланьлинец — прежде всего веселый пьянчужка, острослов, дерзкий во хмелю насмешник. Подвыпивший ланьлинец мог безнаказанно произносить крамольные речи, клеймить пороки власть имущих, высмеивать корыстолюбие и жадность чиновников.
А что взять с веселого балагура, завсегдатая сборищ хмельной братии?! Только посмеяться да махнуть рукой! В старом Китае вольнодумцы часто маскировались под бражников, так было легче уйти от неусыпной цензуры. Подвыпивший мог безопасно для себя порицать власти, нравы и злоупотребления. Захмелевшему могли простить и обличения социальных язв, и вольнолюбивые мысли.
Появление романа стало для современников сенсацией. «Цзинь, Пин, Мэй» и его анонимный создатель сразу обросли разного рода слухами и легендами. Все стремились докопаться до правды — кто же скрылся под озорным, явно вымышленным прозвищем? Имя автора романа нам до сих пор не известно. Есть лишь псевдоним, но и его окутывают легенды. Вот одна из них. Некто принес превосходную рукопись издателю. Тот потребовал указать фамилию и имя автора. Однако писатель в ответ только молчал и улыбался. «Вы лишь смеетесь и ничего не отвечаете!» — начал сердиться издатель. Тогда незнакомец взял кисть и написал на титульном листе «Насмешник». Его собеседник не унимался: «Припишите хотя бы — откуда вы родом!» Автор глянул в окно, увидел вывеску гадальщика из Ланьлина и, не долго думая, поставил название этого уезда перед псевдонимом. Так родился великий и таинственный Ланьлинский Насмешник. Одно из предисловий к ксилографическому изданию романа 1617 года подписано сходным псевдонимом «Весельчак». Скорее всего, «Весельчак» и «Ланьлинский Насмешник» — одно и то же лицо.
Некоторые современники считали, что книга написана неким удалившимся от мира ученым мужем. В своем романе, высмеивая могущественных царедворцев XVI века Янь Суна и его сына Янь Шифаня, он показал разложение императорского двора, глубину морального падения правящего класса. Согласно другой легенде, ученый муж, живший на положении гостя-приживала в доме богача «из Стольного града», описал нравы этой городской усадьбы. Отсюда и обличительная направленность этой «энциклопедии быта». Сейчас уже ясно, что автора романа надо искать среди наиболее передовых литераторов конца XVI века. Современники утверждали, что роман написан «известным мастером пера», точнее, кисти (в тогдашнем Китае писали специальной кистью).
Само название книги таинственно и трактуется по-разному. Одни видят в нем своеобразный натюрморт: в золотой (цзинь) вазе (пин) красуется веточка сливы (мэй). Цветущая ветка зимней сливы служит в Китае традиционным украшением дома в Новый год по лунному календарю. Это обычный символ праздника, как у нас верба — вестница весны. Другие находят в названии аббревиатуру имен трех героинь — Цзинь-лянь, Пин-эр, Чунь-мэй. Третьи усматривают анаграмму с эротическими намеками — соединение мужского и женского начал. Четвертые видят обозначение трех главных искушений человека — богатства (цзинь), вина (пин) и сладострастия (мэй). У каждой из этих версий — весьма прочное основание.
Рождение романа также овеяно легендами. Вот одна из них. Крупный минский сановник загубил честного, ни в чем не повинного военачальника. Сын погибшего, желая отомстить за отца, решил отравить вельможу. Зная о его пристрастии к чтению, он обещал сановнику принести увлекательнейший роман в рукописи. Когда тот поинтересовался его названием, мститель, глядя на стоящую рядом золотую вазу с цветущей веткой дикой сливы, ответил: «Цзинь, Пин, Мэй». Придя домой, безутешный сын срочно сел за сочинение романа. Закончив рукопись, автор пропитал ее страницы ядом: его заклятый враг имел привычку слюнить пальцы, листая книгу. Получив роман, сановник не мог от него оторваться. Забыв обо всем на свете, он читал день и ночь. С каждой перевернутой страницей увлеченный читатель отправлял в рот крохотную дозу мышьяка. К утру роман был дочитан до конца. И вот тут вельможа почувствовал странное — его язык одеревенел! Схватив зеркало, он увидел, что язык почернел! Несчастный все понял, но было уже поздно! Когда сановник умер, проститься с покойным пришел одетый во все белое (цвет траура в Китае) незнакомец. Упав на труп, пришелец долго и безутешно рыдал. После его ухода обнаружилось, что у покойника исчезла одна рука. Это означало, что на том свете сановник будет презренным калекой! Тут все поняли, что приходил автор отравленного романа, решивший ко всему прочему надругаться над трупом своего врага. Поистине страшная месть! Такова одна из легенд о рождении этого шедевра мировой литературы. По другой версии, мститель подкупил цирюльника, холившего ногти вельможи. Увлеченный чтением романа, сановник не заметил, как мастер втер ему в маленькую царапину зелье. С тех пор вельможа стал болеть, и на этом кончилась его блистательная придворная карьера. Хотя ученые-исследователи отметают эти версии, тем не менее легенды следуют за романом, как светящийся хвост за кометой.
«Цзинь, Пин, Мэй» — один из самых знаменитых и скандальных романов средневекового Китая. Посвящен он любовным похождениям молодого богача распутника Симэнь Цина. Книга овеяна не только самой скандальной славой, но и множеством загадок. До сих пор не установлено, кто же был автором этой «энциклопедии нравов» минского Китая. До сих пор не найдена сколько-нибудь близкая к автографу рукопись романа. Произведение это создавалось в течение нескольких лет и было завершено к 1596 году. Ряд лет роман ходил по рукам в рукописи. Им зачитывались. Обменивали одну часть на другую. Его переписывали. Долгое время роман распространялся в списках. Впервые он отпечатан с деревянных досок около 1610 года. Второе издание появилось после 1617 года. Именно оно донесло до нас наиболее раннюю версию романа. В Китае не одно столетие задаются вопросом, почему от первого издания сохранились всего два или три экземпляра? Легенда объясняет это так. В своем произведении автор показал в неприглядном виде своего друга, разбогатевшего чиновника, якобы бросившего на произвол судьбы семью уехавшего из дома писателя. Вернувшись на родину, романист узнал, что чиновник в его отсутствие регулярно посылал семье автора немалые деньги. Сгорая со стыда за свою ошибку и неблагодарность, писатель кинулся спешно скупать оставшиеся в книжных лавках экземпляры и сжигать их. Затем стал за двойную цену выкупать уже проданные книги у их владельцев и все скупленное бросал в огонь. Вот почему от первого издания «Цзинь, Пин, Мэй» остались считанные экземпляры. К досаде властей произведение Ланьлинского Насмешника оказалось не просто выдающимся бытовым романом, но и произведением социально-обличительным. Именно сей «опасный» жанр и определил отношение верхов Китая XVII–XIX веков к этому шедевру мировой литературы.
