Ричард Пайпс - Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905 — 1917
Генерал А.И.Деникин, в 1918 году возглавивший командование Добровольческой армией, утверждал, что отношения между офицерами и призывниками в российской армии были такими же (если не лучше), как в армиях Германии и Австро-Венгрии, а обращение с солдатами — менее суровым80. Свидетельства современников, однако, не подтверждают такого взгляда. Русское командование настаивало на строгом соблюдении субординации, а с солдатами обращались порой так, что невольно приходила на ум мысль о рабстве. Офицеры к солдатам обращались на «ты», жалованья солдаты получали 3–4 рубля в год (в сто раз меньше большинства младших офицеров), а в некоторых округах подвергались особым унижениям, вроде предписания ходить лишь по теневой стороне улицы или ездить в трамваях только на открытых площадках81. И обиды, скопившиеся за годы унижений, были одной из главных причин бунта Петроградского гарнизона в феврале 1917 года.
Для историка революции самый важный аспект рассмотрения армии Российской империи — царившие в ней политические настроения. Большинство исследователей согласны с тем, что русские офицеры в массе своей были аполитичны и не только не вмешивались в политику, но и не проявляли к ней никакого интереса. [Прямо противоположная ситуация была в японской армии, где придавалось большое значение идеологическому воспитанию (см.: Gluck С. Japan's Modern Myths. Princeton, N.J., 1985). Русские солдаты никакого идеологического воспитания не получали (см.: Деникин А.И. Старая армия. Париж, 1929. С. 50–51)]. В офицерских клубах «политические» разговоры считались дурным тоном. Офицеры взирали на гражданских («шпаков», как они их называли) вообще весьма презрительно, а на политиков — вдвойне. Приученные считать верность властям высочайшей добродетелью, они особенно болезненно воспринимали конфликты, возникшие в 1917 году. И пока битва за власть еще не решилась окончательно в ту или иную пользу, они стояли в стороне. Когда же большевики взяли верх, многие пошли к ним на службу, ибо теперь большевики были «властью», которой они были приучены повиноваться. Призрак русского бонапартизма, так пугавший революционеров, был лишь плодом их воображения, воспитанного на истории Французской революции.
После 1905 года в армии появилась группа патриотически настроенных офицеров, чьи чувства простирались дальше трона. Как и либеральное чиновничество, они считали себя не столько слугами императорского престола, сколько слугами нации. На них смотрели с большим подозрением.
* * *Другая опора царской власти — дворянство — была сильно подточена. [Согласно переписи 1897 года, в Российской империи было 1 млн. 220 тыс. потомственных дворян (обоего пола), из них 641 500, чьим родным языком был русский, то есть русские, украинцы и белорусы (см.: Трои-ницкий Н.А. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г.: Общий свод. Т. 2. СПб., 1905. С. 374). Дворяне, таким образом, составляли около 1 % населения.].
Как и бюрократия, русское дворянство происходило из средневекового служилого класса, исполнявшего для князя разнообразные обязанности, в основном военную повинность82. Служба их была пожизненной и вознаграждалась доходами от поместий, обрабатываемых крепостными и юридически остающимися княжеской собственностью. Они не были благородным сословием в точном смысле слова, так как не обладали сословными правами: все свои блага они получали в виде вознаграждения за службу. Дворяне обрели привилегированное положение в конце XVIII века, когда монархия, стремясь отвлечь их от политики, приняла их в долю. В обмен на признание за царем полного господства в сфере высокой политики дворянам были предоставлены во владение их поместья и фактическое владение крепостными (в то время составлявшими около половины населения), дарованы сословные права, включающие освобождение от обязанности нести государственную службу. Золотой век дворян пришелся на период с 1730 по 1825 год. И даже тогда подавляющее большинство дворян пребывало в нищете: лишь треть из них имели земельные угодья с крепостными и лишь у меньшинства земли и крепостных было достаточно, чтобы вести жизнь на широкую ногу83. Многих сельских помещиков было трудно отличить от их крестьян.
Падение русского дворянства началось в 1825 году — как следствие декабрьского восстания, когда отпрыски славнейших дворянских фамилий с оружием в руках выступили против монархии во имя конституционных и республиканских идеалов. Уязвленный их «изменой», Николай I стал все более полагаться на профессиональное чиновничество. В экономическом плане смертный час дворянства пробил в 1861 году, когда монархия, преодолевая сопротивление помещиков, освободила крестьян. И хотя не так уж много дворян имело крепостных и в большинстве случаев крепостных душ было недостаточно, чтобы жить исключительно за счет доходов с их труда, но монополия на владение крестьянами была самым существенным преимуществом этого класса. После 1861 года дворянство еще сохраняло за собой некоторые весьма существенные блага (например, заведомое право поступать на гражданскую и военную службу), но статус привилегированного сословия оно уже начало терять.
С точки зрения большинства русских консерваторов, это был весьма плачевный факт, потому что, на их взгляд, существование России было непосредственно связано с прочной монархией при поддержке привилегированного и благоденствующего поместного дворянства. В последние три десятилетия XIX века об этом много писалось84. Эта литература — последний вздох дворянского консерватизма, обреченная на провал попытка возродить эпоху Екатерины Великой — утверждала, что поместное дворянство есть основной носитель культуры в деревне. И чиновничество не может его заменить в этом качестве, ибо не имеет настоящих корней в деревне — оно живет там «на постое». На самом деле радикализация чиновничества была следствием предпочтения, оказываемого правительством именно образованности служащих перед высокородным происхождением. Падение дворянства неизбежно прокладывало путь победе радикальной интеллигенции, которая в деревне, на ролях сельских учителей и земских служащих, не столько просвещала крестьянство, сколько подстрекала его к неповиновению. Консерваторы критиковали реформы Александра II за то, что они стерли социальные различия. Они уповали на восстановление традиционного сотрудничества престола и дворянства.
Эти доводы возымели действие, в особенности благодаря политической поддержке со стороны близких ко двору организованных групп землевладельцев85. Последним удалось отклонить законодательные акты в социальной сфере, ущемляющие их интересы; однако и в этом случае жизнь диктовала свои законы, и было бы неверно приписывать сколь-либо значительное влияние консервативному дворянству в царствование Николая II. Консерваторы мечтали о восстановлении сотрудничества трона с дворянством, но Россия неуклонно, хоть и неровно, двигалась в направлении социального равенства и всеобщего гражданства.
Все большее число дворян отворачивалось от консервативной идеологии, проникаясь конституционными и даже демократическими идеалами. В рядах земского движения, давшего мощный толчок революции 1905 года, была очень высокая доля дворян, потомков старейших и известнейших фамилий. Согласно Витте, на переломе столетий по крайней мере половина губернского земства, в котором дворяне играли ведущую роль, выступала за предоставление им права голоса в законотворчестве86. Не сообразуясь с новыми реальностями, монархия продолжала относиться к дворянству как к послушной опоре абсолютизма. В 1904–1905 годах, когда необходимость даровать стране представительный орган уже нельзя было игнорировать, некоторые советовали предоставить дворянству в нем превосходящее число мест. И одному великому князю пришлось напомнить царю, что в происходящих беспорядках именно дворяне играют заглавную роль87.
Не менее важно было и то, что дворяне постепенно теряли свои позиции в государственной службе и землевладении.
Заинтересованность в профессионально пригодном административном персонале вынуждала правительство отдавать предпочтение образованию перед происхождением. В результате доля участия дворян в бюрократических структурах постепенно сокращалась88.
Вытеснялось дворянство и из деревни: в 1914 году только от 20 до 40 % русских дворян еще жили в поместьях, остальные переселились в города89. В результате крестьянской реформы 1861 года дворянство сохранило около половины своих землевладений, за другую половину, которую они вынуждены были уступить освобожденным крестьянам, они получили щедрое вознаграждение. Однако дворяне не умели приспособиться к новой ситуации: некоторые специалисты вообще считали, что в Великороссии невозможно вести выгодное сельское хозяйство, используя наемный, а не подневольный труд. Как бы то ни было, помещичьи землевладения переходили в руки крестьян и иных землевладельцев в объеме приблизительно 1 % в год. К началу XX века помещики владели лишь 60 % земли, принадлежавшей им в 1861 году. В период с 1875 по 1900 год доля всей частновладельческой (то есть необщинной) земли, находящейся в руках помещиков, снизилась с 73,6 % до 53,1 %90. В январе 1915 года дворянство (включая и военных, и чиновников) владело в европейской части России 39 млн. десятин пригодных земель (пашни, леса и пастбищ) из общего объема в 98 млн. — чуть больше того, что имели в частном владении крестьяне91. Поместное дворянство стало вымирающей кастой, вытесняемой с насиженных мест под напором экономических факторов и враждебности крестьян.
