Екатерина Моноусова - Полная история рыцарских орденов
Петербург был объявлен штаб-квартирой Мальтийского ордена, рыцари всех «языков» приглашались в Россию. Барон Гомпеш пытался протестовать — да зря. Император Священной Римской Империи Франц II, поздравив Павла с инаугурацией, приказал конфисковать у Гомпеша священные реликвии Ордена, которые тот прихватил, убегая от Бонапарта, и передать их новому законному Магистру. А 3 августа 1799 года в Петергофе Павел I принял депутатов Великого Приорства Богемского и Австрийского. Генерал-поручик граф Коловрат и генерал-майор Австрийской службы граф Жюльен привезли акт отречения Гомпеша, а вместе с ним — десницу Иоанна Крестителя, чудотворную икону Божией Матери Филермо и часть древа животворящего Креста. К официальной церемонии их передачи Павел приурочил свадьбы своих дочерей — Елены и Александры. Мальтийскими святынями он, облачившись в полное одеяние Великого магистра, благословит их на долгую счастливую жизнь… Реликвии будут достоянием царской семьи до 1919 года. Затем русские офицеры вывезут их за границу. Лишь в 1993-м они будут случайно обнаружены в Цетинском монастыре в Черногории.
А пока Павел принимает поздравительные письма. Одно из них пришло от Людовика XVIII, жившего в Миттаве. Он попросил у «нашего очень дорогого брата» орденский крест, а своего племянника Дюка де Берри умолял назначить Великим Приором Французским. Откликнулась и Османская Империя — Сулейман III объявил, что отныне Кавалеры Ордена будут признаваемы за друзей Порты.
Папа Пий VI тоже поздравил дважды венценосного императора. Он нарек его «другом человечества» и, «исполненный чувства признательности и преданности», приказал молиться за него. Впрочем, эти слова так и не были преданы бумаге, дабы не тревожить чувств правоверных католиков. Двусмысленный статус российского приорства вообще был весьма тонкой материей. Постичь степень радикальности этого шага можно, лишь заглянув в историю Великой схизмы 1054 года, расколовшей христианский мир на католический и православный. Именно тогда, как пишут историки, состоялся «обмен проклятиями» между Константинополем и Римом, между Вселенским патриархом и Папой. Преодолеть эту пропасть церковники так и не смогли — для Павла же это оказалось вполне просто.
В 1800 году в Санкт-Петербурге вышло напечатанное в императорской типографии «Уложение священного воинского Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, вновь сочиненное по повелению священного генерального капитула, собранного в 1776 году, под началием его преимущественного высочества великого магистра брата Емануила де-Рогана. В Мальте 1782 года напечатанное, ныне же по высочайшему его императорского величества Павла Петровича повелению с языков итальянского, латинского и французского на российский переведенное». Римско-католический дух этого творения, подкрепленный призывом к главе ордена — «…буди в обладателях царств болий, яко же Иоанн Креститель, защитник сего Ордена. Крестом Предтечи побеждай, сокрушай, низлагай, поражай всех супостатов, измождай плоти их, да дух спасется и буди им страшен паче всех царей земных!» — вызвал тревогу среди русского духовенства. Переводчики, правда, попытались смягчить этот эффект, переводя слово «католический» как «кафолический» — бледный намек на византийскую церковь. Но вышло это весьма неуклюже и лишь усугубило нелепость ситуации.
Но государю-гроссмейстеру до подобных пересудов было не много дела. Он издает указы, выделяет пенсии кавалерам, оказавшимся без средств, назначает новых командоров. Сразу же после торжества граф Литта был пожалован лейтенантом (помощником) Великого магистра. Был объявлен и состав нового капитула Ордена. Кроме нескольких французских рыцарей, находившихся в Петербурге, в него вошли великий князь Александр, дворяне Головкин, Юсупов, Трубецкой, Долгорукий, Игнатьев, Демидов, Нарышкин и польские рыцари Радзивилл, Любомирский, Сапега, Платер, Борщ. Главой канцелярии и казначеем Ордена, по рекомендации Джулио Литты, были назначены французы ля Гуссе и де Ветри. Его брат Лоренцо сохранил за собой прежний пост с орденским жалованием в 36 000 флоринов.
Генерал-прокурор объявил Сенату именной указ «О новом Российском гербе». Сам Николай Иванович Уткин — искуснейший русский гравер — работал над его изображением в Академии художеств. Гравированные листы рассылались для ознакомления в губернии. И было чему подивиться: цепь с орденом Святого Андрея Первозванного отсутствовала напрочь, щит с изображением Святого Георгия был подвешен на андреевской ленте — и наложен на мальтийский крест под короной Великого магистра…
Появился и новый манифест: «Орден Св. Иоанна Иерусалимского от самого своего начала благоразумными и достохвальными своими учреждениями споспешествовал как общей всего христианства пользе, так и частной таковой же каждого государства. Мы всегда отдавали справедливость заслугам сего знаменитого Ордена, доказав особливое Наше к нему благоволение по восшествии Нашем на Наш императорский престол, установив великое приорство российское… В новом качестве Великого магистра того Ордена, которое Мы восприняли на Себя, по желанию добронамеренных членов его, обращая внимание на все те средства, кои восстановление блистательного состояния сего Ордена и возвращение собственности его, неправильно отторгнутой, и вяще обеспечить могут и, желая с одной стороны явить пред целым светом новый довод Нашего уважения и привязанности к столь древнему и почтительному учреждению, с другой же — чтоб и Наши верноподданные, благородное дворянство российское, коих предков и самих их верность престолу монаршему, храбрость и заслуги доказывают целость державы, расширение пределов империи и низложение многих и сильных супостатов отечества не в одном веке в действо произведенное — участвовали в почестях, преимуществах и отличиях, сему ордену принадлежащих, и тем был бы открыт для них новый способ к поощрению честолюбия на распространение подвигов их отечеству полезных и Нам угодных, признали Мы за благо установить и чрез сие императорскою Нашей властию установляем новое заведение ордена святого Иоанна Иерусалимского в пользу благородного дворянства империи всероссийской».
На Мальте еще хозяйничали французы — но Павел уже считал ее своей. Он даже назначил туда русского коменданта с тремя тысячами солдат «мальтийского гарнизона» (впрочем, увидеть белые стены Валетты им так и не будет суждено). Зато гвардейцы ордена — почти две сотни человек — поселились в Зимнем дворце. Одетые в красные мундиры, гиганты занимали его внутренние казармы, а один из них повсюду следовал за императором, оберегая его от врагов. Несчетное количество голливудских фильмов снято о муках телохранителей, не сумевших защитить своих высокопоставленных боссов. Что ж — если вспомнить трагический конец императора Павла, его мальтиец вполне мог бы претендовать на то, чтобы стать прототипом одного из них.
Появилась у российских рыцарей и собственная загородная резиденция — Приоратский дворец. Его автором стал Николай Александрович Львов, личность во всех отношениях уникальная. Популяризатор народной музыки, тогда не слишком популярной, поэт, драматург, рисовальщик, он буквально горел страстью к всевозможным техническим новшествам. Вот и берясь за Приорат, он хотел доказать, что и крупные архитектурные сооружения можно создавать по так называемой технологии землебита, доселе в России почти неизвестной. Ее преимуществами были дешевизна и простота, ибо строительный материал — суглинок — был прямо под ногами. Землю засыпали в опалубку, прессовали и, дождавшись, когда она засохнет, добавляли следующий слой.
Описание этой технологии было опубликовано в 1790 году в Париже французским архитектором Франсуа Куантеро — и вскоре Львов опробовал землебит у себя в тверском имении Никольское. Дочь архитектора вспоминала, что император, «разговаривая однажды с Львовым о том, что он заметил в чужих краях, узнал, что он многие постройки сделал у себя в деревне из земли, составленной из малой части известки и песку.
— Я хочу, — сказал государь, — чтобы ты мне построил здесь, в Гатчине, угол избы с фундаментом и крышкою.
Н. А. Львов тогда же выписал двух наших мужиков, Емельяна и Андрея, в Гатчину; стали они работать в саду, куда и государь Павел, и великий князь Александр Павлович с прекрасною его супругою Елизаветою Алексеевною приходили всякий день смотреть их успехи; когда часть стены уже была выведена, Елизавета Алексеевна однажды пришла и острым концом своего парасоля (зонт от солнца) стала стену сверлить; но видя, что едва со всею силою могла сделать в стене маленькую ямочку, обернулась к Н. А. Львову, сказала ему:
— Я не ожидала, мсье Львов, что ваша земляная стена может быть также и твердой…
Государь, увидев оконченный угол в саду гатчинском, сказал Н. А. Львову, чтобы он выбрал в Гатчине, где хочет, место и построил бы ему Приорат.
