Евгений Примаков - Очерки истории российской внешней разведки. Том 1
Таким образом, Дарья Христофоровна с ранней юности находилась в близких отношениях с царствующей семьей и была в курсе всех интриг и положения дел при дворе. По свидетельству современников, она не отличалась классической красотой, была сухощава, выше среднего роста. И, тем не менее, какой-то особый «шарм», острый ум, наблюдательность, умение вызвать к себе интерес у собеседника делали ее не только привлекательной для молодых царедворцев, но и прямо-таки душой этого весьма узкого, элитарного общества. Это не совсем нравилось ее мужу. Как-то стало общим мнением, что его личность меркла и подавлялась даровитостью и неисчерпаемой энергией супруги.
Граф Христофор Андреевич сумел избежать опалы после убийства Павла I. К убийству, впрочем, он никакого отношения не имел; пользовался доверием восшедшего на престол Александра I, был с ним под Аустерлицем и в Тильзите, а в 1809 году был назначен послом в Берлине.
В 1812 году после возобновления дружественных отношений с Великобританией граф Ливен направляется послом при Сент-Джеймском дворе и остается там до 1834 года, когда уже при императоре Николае I, став (по матери) светлейшим князем, назначается членом Государственного совета и попечителем наследника престола — великого князя Александра Николаевича.
Пройдя «азы» дипломатической школы в Берлине, молодая графиня Ливен в Лондоне, по выражению известного писателя-мемуариста первой половины XIX века Ф.Ф. Вигеля, «при муже исполняла должность посла и советника и сочиняла депеши». Графиня создала в Лондоне блестящий салон, где собирались дипломатические знаменитости, выдающиеся политические деятели самых различных взглядов и направлений. Дарья Христофоровна с ранней юности была прекрасно знакома с интимной стороной дворцовых отношений. Теперь из близкого общения с крупнейшими европейскими деятелями она усвоила тонкости тогдашней международной политики. Она была постоянно в курсе всех важнейших политических новостей, слухов; от ее наблюдательного и острого ума не ускользали малейшие нюансы еще не созревших до конца политических решений. Порой случайно оброненная фраза или намек наводили ее на серьезные размышления, которыми она часто делилась с мужем. Однажды граф Ливен предложил ей самостоятельно составить депешу министру иностранных дел Нессельроде, и вскоре необычайные таланты «посланницы» в Лондоне перестали быть тайной для русского двора.
Граф Нессельроде завел с Доротеей самостоятельную переписку, обсуждая с ней вопросы российской внешней политики. Доротея неофициально становится одной из центральных фигур в реализации этой политики в период так называемого «Священного союза».
Как известно, этот альянс был заключен в 1815 году в Париже между русским и австрийским императорами и прусским королем. Позднее к нему присоединилось большинство монархов Европы. Общепризнанно, что ведущую роль в этом альянсе играли Александр I и австрийский канцлер Меттерних. Но это отнюдь не означало, что в отношениях между ними все было хорошо и гладко. Каждый из них по-своему стремился стать гегемоном в Европе и всеми возможными и невозможными средствами переиграть партнера.
Меттерних, ловкий мастер политического лавирования и интриги, никогда не отличался особыми симпатиями к России. Скорее наоборот: в марте 1812 года, накануне вторжения Наполеона в Россию, Меттерних заключает союзный договор между Австрией и Францией; после разгрома наполеоновских войск он выступает с предложениями «мирного посредничества» между Россией и Францией, стремясь извлечь из этого определенные выгоды для Австрии и помешать укреплению позиций России в Европе.
В 1815 году одновременно с участием в создании «Священного союза» Меттерних подписывает секретный договор против России с представителями Великобритании и Франции.
В этой сложной борьбе за перераспределение сфер влияния в Европе после крушения наполеоновской империи Меттерних играет двойственную роль, стремясь укрепить внешнеполитическое положение Австрии, но не забывая при этом и о своих собственных интересах. Известно, например, что в этот период он нажил огромное состояние, принимая «подарки» от иностранных держав, в том числе и от России: в 1815 году русское правительство назначило ему специальную «пенсию». Это его уже к чему-то обязывало… Разумеется, ни та, ни другая сторона не были заинтересованы в разглашении столь «щекотливого» факта, а тем более размеров «пенсии». Как раз к этому времени И относятся знакомство графини Ливен с Меттернихом и возникшая между ними интимная близость, продолжавшаяся добрый десяток лет.
Был налажен секретный канал переписки между Доротеей и Меттернихом, контролируемый не только Нессельроде, но и самим царем. Александр оказывал графине милостивое внимание, лично беседовал с ней по вопросам европейской политики, давал ей устные инструкции. В 1818 и 1822 годах Александр лично приглашал ее присутствовать на Аахенском и Веронском конгрессах «Священного союза», где участвовал и Меттерних.
В июле 1825 года Доротея, приехав в Петербург, имела важную конфиденциальную беседу с царем. Речь шла о тайных планах резкого поворота во внешней политике России — отхода от Австрии и сближения с Англией, министром иностранных дел которой был в то время Джордж Каннинг, гибкий и ловкий политик, ставший через два года премьер-министром. Дарья Христофоровна хорошо знала сильные и слабые стороны Каннинга и, что самое главное, пути подхода к нему. Беседа с царем прошла успешно, об этом можно судить по ремарке Александра, сделанной А.Х.Бенкендорфу после беседы. «Когда я видел твою сестру последний раз, — сказал царь, — она была привлекательной девочкой, сейчас она — государственный деятель».
В тот же день у Доротеи состоялась деловая беседа с Нессельроде, который в других, более «казенных» терминах повторил задание: разрыв с Меттернихом и сближение с Каннингом как наиболее твердым его противником в европейских делах и наиболее ценным союзником России в ее новой политике. Доротее снова предстояло выступить в роли агента… в интересах России. И снова почти на добрый десяток лет.
В 1834 году Ливены покинули Лондон. При этом Дарья Христофоровна, будучи уже княгиней, удостоилась редкого для иностранки в Великобритании внимания: от имени лондонских дам ей поднесли драгоценный браслет «в знак сожаления об ее отъезде и на память о многих годах, проведенных в Англии».
Дальнейшая ее судьба сложилась так. По возвращении в Петербург, несмотря на все почести и ласковый прием, она вскоре почувствовала ипохондрию: не было здесь привычной западноевропейской политической «сутолоки», без которой ей уже, как без допинга, было не по себе. Охлаждение к мужу, который вскоре умер, потеря двух сыновей, суровый северный климат — все это усиливало ее одиночество, склонность к депрессии. Она выехала в Париж, купила старинный дом Талейрана и возобновила там свой салон, который приобрел мировую славу, неотразимо привлекая к себе самое блестящее по талантам и политическому значению общество: королей, министров, выдающихся государственных и общественных деятелей. Среди ее наиболее близких друзей в этот период был Франсуа Гизо (1787–1874 гг.) — известный французский историк и государственный деятель, министр внутренних дел (август — ноябрь 1830 г.), народного просвещения (1832–1837 гг.), иностранных дел (1840–1848 гг.) и, наконец, премьер-министр Франции (1847–1848 гг.). С 1840 года Гизо был фактически руководителем всей политики так называемой Июльской монархии. Революция во Франции 1848 года положила конец политической карьере Гизо. Многолетняя интимная связь с ним была «лебединой песней» Дарьи Христофоровны, одной из самых выдающихся «теневых» фигур в европейской политике первой половины XIX века.
Умерла она в Париже весной 1857 года, оставив после себя огромное количество писем, отрывочных записей, воспоминаний, которые разошлись по всему свету.
В соответствии с предсмертным желанием княгини Дарьи Христофоровны ее положили в гроб в черном бархатном платье фрейлины российского императорского двора.
18. Секретное поручение А. Грибоедову
Первую треть XIX века Россия провела в кровопролитных войнах с Персией (1804–1813 и 1826–1828 гг.). В результате Россия победила, и Персия была вынуждена признать присоединение к России Грузии, Дагестана, Северного Азербайджана, а также Эриванского и Нахичеванского ханств.
В выработке условий Туркманчайского договора, который юридически оформил результаты двух войн и стал основой взаимоотношений между двумя странами вплоть до октября 1917 года, самое активное участие принял сотрудник дипломатической канцелярии при командующем российской действующей армией на Кавказе И.Ф. Паскевиче Александр Сергеевич Грибоедов. Он уже работал в российском посольстве в Персии между двумя войнами и хорошо изучил обстановку в стране. И когда он поехал в лагерь Абаса-Мирзы, сына шаха, командующего персидской армией, для решения политических вопросов, то заодно изучил состояние армии, выявил ее низкий моральный дух, «прощупал» адъютанта Абаса-Мирзы Гаджи-Махмуда-Агу на предмет его возможного использования в дальнейшем как агента и сумел получить от него практически согласие на это[41].
