Князь Великий - Все не так
В воспоминаниях Гавриила Константиновича, самого молодого из великих князей, единственного, кому удалось вырваться из большевистских застенков, есть следующие свидетельства: "Встречи с моими дядями продолжались. Мы обычно встречались на прогулках и обменивались несколькими фразами. Странно мне было на них смотреть в штатском платье. Всегда носившие военную форму они изменились до неузнаваемости. Я не могу сказать, что тюрьма сильно угнетала их дух...
Однажды на прогулке один из тюремных сторожей сообщил нам, что убили комиссара Урицкого... Скоро начали массовые расстрелы... а на одной из прогулок... до нас дошло известие, что мы все объявлены заложниками. Это было ужасно. Я сильно волновался. Дядя Дмитрий Константинович меня утешал: "не будь на то Господня воля!..." - говорил он, цитируя "Бородино", - "не отдали б Москвы", а что наша жизнь в сравнении с Россией - нашей Родиной?"
Он был религиозным и верующим человеком, и мне впоследствии рассказывали, что умер он с молитвой на устах. Тюремные сторожа говорили что, когда он шел на расстрел, то повторял слова Христа: "прости им Господи, не ведают, что творят..."
Другой великий князь, Георгий Михайлович, в письме жене так описывает свое душевное состояние в те страшные дни: "Я более чем спокоен и ничто меня больше не тревожит. Бог помогает мне не терять мужества и после того шока, который я пережил в январе в Хельсингфорсе, когда, включив свет, я увидел дуло револьвера у моей головы и штык, направленный прямо на меня, сердце мое спокойно.
Я твердо решил, что если мне суждено умереть, то смерть я хочу принять, глядя ей прямо в глаза, без всякой повязки на глазах, так как я хочу видеть оружие, которое будет направлено на меня. Я уверяю тебя, что если это должно случиться, и если на это есть воля Божья, то ничего в этом страшного нет".
В Дании, как и в Англии, правительственные круги, да и члены Королевского дома были напуганы развитием событий в России, а потому относились к проблеме спасения великих князей весьма настороженно.
Великий князь Павел Александрович (расстрелян). Ему был предложен план спасения, но он отказался, так как согласно плану должен был переодеться в военную форму враждебного России государства.
Когда в июле 1918 правительство Дании получило из Петрограда сообщение посланника об убийстве царской семьи, ни оно, ни Датский королевский дом не сделали по этому поводу никаких официальных заявлений. Министр иностранных дел Дании Эрик Скавениус придерживался мнения, что события в России являются "внутренним делом русских". В память членов царской семьи в Копенгагене в Русской церкви на Бредгаде была отслужена скорбная служба, на которой присутствовали члены королевской семьи и дипломаты, аккредитованные в датской столице. И это - все. Никаких активных действий для освобождения членов царской семьи ни со стороны шведского, ни со стороны норвежского5 королевских домов не предпринималось.
17 августа эсером А.Канигиссером был убит Моисей Урицкий. Тогда же было совершено покушение на В.Ленина. Народный комиссариат внутренних дел дал указание "немедленно арестовывать всех правых эсеров, а из буржуазии и офицерства взять значительное количество заложников".
Газета "Петроградская правда" в те дни писала: "Вожди и видные люди царского времени - должны быть расстреляны. Список заложников должен быть опубликован, дабы всякий прохвост и проходимец, а точнее, капиталисты знали, кто из великих князей, вельмож и сановников понесет кару в случае гибели хотя бы одного из советских вождей и работников".
По северной столице прокатилась новая волна арестов. По данным большевистской печати, в те дни было расстреляно 556 лиц, принадлежащих к буржуазным классам. Нападению подверглись посольства и консульства западных стран. Газеты ежедневно сообщали о новых и новых расстрелах арестованных, среди которых были министры, редакторы или политические противники большевистского режима.
Первым сигналом к развертыванию "беспощадного массового террора" была телеграмма В.Ленина руководству Пензенского губисполкома на имя Евгении Бош в августе 1918 года, в которой он давал указания, как справиться с крестьянскими восстаниями: "сомнительных - запереть в концентрационный лагерь вне города", а кроме того, "провести беспощадный массовый террор".
Через десять дней после этой телеграммы вышел декрет Совета народных комиссаров о "красном терроре". Под ним стояли подписи представителей ЧК Г.И.Петровского, Д.И.Курского и управляющего делами Совнаркома В.Бонч-Бруевича.
Декрет призывал к массовым расстрелам. Центральные и местные советские газеты летом 1918 развернули широкую антимонархическую кампанию.
Тучи над узниками Петропавловской крепости сгущались.
Как явствует из письма великого князя Николая Михайловича датскому посланнику от 13.Х.1918, князь хорошо понимал всю тщетность попыток достичь освобождения с чьей бы то ни было помощью, а тем более с помощью Германии или при посредничестве украинского гетмана Скоропадского.
По этому поводу он писал Скавениусу: "...Я думаю, что не ошибусь по поводу настоящих намерений немцев. Вы сами прекрасно знаете, что все наши теперешние правители находятся на содержании у Германии, и самые известные из них, такие как Ленин, Троцкий, Зиновьев, воспользовались очень круглыми суммами. Поэтому одного жеста из Берлина было бы достаточно, чтобы нас освободили. Но такого жеста не делают и не сделают, и вот по какой причине! В Германии полагают, что мы можем рассказать нашим находящимся там многочисленным родственникам о тех интригах, которые немцы в течение некоторого времени ведут здесь с большевиками6. Поэтому в Берлине предпочитают, чтобы мы оставались в заточении и никому ничего не смогли поведать. Они забывают, что все это вопрос времени и что рано или поздно правда будет установлена, несмотря на все их уловки и хитрости".
В другом письме (от 6.IX.1918), касаясь этой темы, великий князь Николай Михайлович восклицал: "Увы, я уже почти доживя до шестидесяти лет, никак не могу избавиться от германофобских чувств, главным образом после этого мрачного союза Кайзера с большевиками, который однажды плохо обернется для Германии".
Тем временем "красный террор" набирал силу. Число расстрелов, зарегистрированных во второй половине 1918 года, по неполным данным, составляло от 5004 до 6185 человек. 6 сентября 1918 года газета "Северная коммуна" опубликовала первый список заложников, которые подлежали расстрелу в случае, если будет убит кто-либо из советских работников. Список начинался бывшими великими князьями: Дмитрием Константиновичем, Николаем Михайловичем, Георгием Михайловичем, Павлом Александровичем, Гавриилом Константиновичем.
Понимая, что с помощью официальных шагов добиться освобождения великих князей не удастся, неутомимый Харальд Скавениус в октябре-ноябре 1919 предпринял новые шаги для достижения этой цели. Учитывая благожелательное отношение охраны к великим князьям, он стал вынашивать планы подкупа охранников.
Скавениус запросил из Копенгагена для организации побега 500 тысяч рублей, и 11 декабря 1918 года датский посол в Лондоне сообщил ему, что датская королевская чета готова предоставить в его распоряжение эту сумму.
Освобождение казалось совсем близким. Подготовка к нему шла полным ходом. Об этом свидетельствует письмо великого князя Николая Михайловича Скавениусу от 5 октября 1918 года: "Новости по поводу моего освобождения, дошедшие до меня, хорошие, и теперь мне надо готовиться к тому, что может быть я окажусь на свободе. Не могли бы Вы мне сообщить, через г-на Брюммера или Бирюкова о днях отплытия шведских пароходов, чтобы я смог к ним приспособиться"7.
Но разрыв дипломатических отношений между Данией и Советской Россией спутал все карты. Это случилось, когда правительства Англии, Франции и США объявили об экономической блокаде России. В декабре 1918 года датский посланник в Петрограде Харальд Скавениус, по существу, единственный, кто не жалея сил старался добиться освобождения великих князей, вынужден был покинуть Советскую Россию. Для князей, едва поверивших в свое спасение, это было трагедией. Правда, освободить их пытались и влиятельные люди в самой России.
Лечащий врач великого князя И.И.Манухин (врач Политического Красного Креста), наблюдавший за арестованными Петропавловской крепости, 19 августа 1918 обратился с письмом к управляющему делами Совнаркома В.Д.Бонч-Бруевичу. "Тяжелый тюремный режим, в котором сейчас находится такой серьезный больной, писал он, - является для него безусловно роковым; ... я обращаюсь к Вам и Совету Народных Комиссаров с просьбой изменить условия его заключения, а именно, перевести арестованного в частную лечебницу под поручительство старшего ее врача (а если этого недостаточно, то и под мое личное поручительство) в то, что он никуда не уйдет и явится по первому Вашему требованию. Я прошу хотя бы об этом".
