Джемс Скотт - Ледниковый щит и люди на нем
Нас прибыло четырнадцать человек. Руководителем являлся Джино Уоткинс. Ему было в то время двадцать три года, на два года меньше среднего возраста всех участников партии. Он совершил уже две экспедиции на север. Во время одной из них, на Лабрадор, я его сопровождал. Огастайн Курто также бывал раньше в Арктике, правда, только летом. Спенсер Чепмен изучал птиц в Исландии. Джон Раймил был уроженцем Австралии. Хемптон, Рили, Стефенсон и Уэйджер недавно окончили Кембриджский университет. Остальные были военными: Бингхем служил на флоте, Лемон и Линдсей в армии, Д'Ат и Козенс в авиации.
Большинство участников экспедиции первым делом должно было приступить к топографической съемке - с небольших шлюпок или самолетов - побережья к северу от бухты. Лемону предстояло остаться в Базовом лагере и поддерживать с ними связь по радио. Остальные пятеро - Мартин Линдсей, Квинтин Рили, доктор Бингхем, Джон Раймил и я - получили задание отправиться на нартах на Ледниковый щит и организовать Центральную метеорологическую станцию. Первое дежурство на станции будут нести Мартин и Квинтин.
Во время этого путешествия мы получили первое представление о Ледниковом щите. Он ввел нас в заблуждение. Пройдя некоторое расстояние и поднявшись до высоты в полторы-две тысячи метров по достаточно пересеченной местности, при достаточно холодной погоде, встретив достаточно затруднений, мы решили, что узнали и преодолели тяготы и лишения ледникового периода. Пожалуй, мы не заблуждались, но лето в ледниковый период, вероятно, бывало довольно приятным - во всяком случае, если не приходилось путешествовать далеко. Погода стояла теплая. Мы были введены в заблуждение, ибо не могли себе представить, что через три месяца условия станут совершенно иными и что перемена произойдет с такой потрясающей внезапностью.
* * *
Товарищи помогли нам перетащить грузы и провести собак по каменистым склонам до подножия ледника. Там они попрощались с нами и вернулись к кораблю, чтобы подготовиться к плаванию на шлюпках и полетам на самолетах.
Когда они покинули нас, мы стояли среди груды ящиков, мешков и скатанных палаток, извивающихся связок альпинистских веревок, кучи потягов и постромок и двадцати восьми почти незнакомых эскимосских собак, составлявших наши четыре упряжки. Только мне одному приходилось раньше ездить на собаках. Джон Раймил был опытным лыжником, но остальные трое имели дело со снегом лишь как обыкновенные горожане. Перед нами, подобно древней лестнице великанов, тянулся все вверх и вверх ледник, который вел к собственно Ледниковому щиту. Но ледник был круче самой крутой лестницы. Весь снег растаял, и на поверхность выступил голый лед - твердый, местами с остроконечными выступами и все же очень скользкий.
Грузы надо было рассортировать и распределить по нартам. Нансеновские нарты гибкие. Их достоинство заключается в том, что они двигаются, подобно ящерицам, через неровности почвы, легко поворачиваясь, наклоняясь и скользя, как по волнам. Достичь этого можно лишь в том случае, если груз на нартах правильно распределен и привязан достаточно крепко, чтобы выдержать резкие толчки.
Необычные хозяева, не знавшие строгих порядков каждой упряжки, должны были запрячь собак и - самое худшее - надеть им ботинки - маленькие брезентовые мешочки, привязывавшиеся к лапам для защиты от острых игл голого льда. Собаки сопротивлялись. Мы поднялись сегодня в шесть часов утра и лишь незадолго до полудня двинулись, наконец, в путь, беспрестанно подталкивая нарты; мы двигались под аккомпанемент громких криков, шелестящего топота обернутых в брезент лап, скрипа и скрежета нарт, взбиравшихся и скользивших среди ледяных бугров.
Однако записи в дневниках, сделанные в этот вечер, не говорят о том, чтобы кто-либо из нас был охвачен паническим страхом. Бингхем писал:
"Нагрузили нарты и тронулись в путь. За весь день прошли километра четыре по очень сильно пересеченной местности и остановились на ночь у подножия крутого ледяного утеса, где нас застиг дождь, прежде чем мы успели разбить лагерь".
Крутой склон передней части ледника, почти что ледопад, впоследствии вежливо именовался в печати "Пугало-стеной". На этот раз нам потребовалось два дня, чтобы взобраться по нему, причем мы все вместе тащили в один прием нарты с половинным грузом, толкая их сзади или становясь на четвереньки и впрягаясь вместе с собаками.
Но погода была теплая, и когда хотелось пить, мы могли найти воду; если нам случалось останавливаться, мы могли спокойно отдохнуть; во время холодов ни то ни другое удовольствие недоступны. Выше "Пугала" на льду лежал мокрый, усеянный лужами снег. Как ни изнурительно было продвижение, Ледниковый щит пока не пускал в ход своих главных ресурсов - мороза и ветра.
Но он пользовался другими. Лед был еще относительно нетолстый. Медленно двигаясь по неровной поверхности каменистого ложа, он разрывался, образуя трещины, многие из которых прикрывал тонкий слой снега. На пути нам встретились два отдельных лабиринта трещин, и понадобилось еще три дня, чтобы мы смогли отыскать путь среди них, маркируя дорогу красными флажками. Все это время прибрежные горы находились сбоку или совсем близко позади нас.
Миновав трещины, мы водрузили особенно большой красный флаг на трехметровом бамбуковом шесте. (Впоследствии это место назвали "Склад большого флага".) Оттуда мы могли двигаться прямо и сравнительно быстро в нужном нам направлении. Идя вперед, но время от времени оглядываясь, мы видели, как горы постепенно, одна за другой, исчезали за горизонтом. Через день мы не видели уже ничего, кроме снега и нашей маленькой партии. Повсюду вокруг небо опускалось к белому горизонту. Выпуклая поверхность Ледникового щита скрыла от нашего взора землю, подобно тому, как кривизна Земного шара скрывает ее на море.
Я описываю наше путешествие очень кратко. То был лишь летний маршрут, едва ли служивший более показательной пробой наших сил, чем любая трудная экскурсия во время каникул. Подлинный интерес появляется с наступлением зимы, характерного для Севера времени года. Но чтобы читатель лучше понял последующие путешествия, надо теперь же кое-что пояснить.
Местоположение будущей станции на Ледниковом щите было рассчитано таким образом, чтобы она находилась в точке пересечения проектируемой воздушной трассы с осью Ледникового щита. От Большого флага за трещинами мы держали путь внутрь Гренландии к этому пункту почти так, как ведут навигацию на море, прокладывая курс по компасу и внося поправки с помощью астрономических наблюдений. Джон Раймил исполнял обязанности штурмана, пользуясь при определении долготы и широты теодолитом14 и радиоприемником для приема сигналов точного времени. Ему помогал Мартин Линдсей. Квинтин Рили был метеорологом, Бингхем - врачом и, как моряк, мастером на все руки. На мою долю выпало собачье хозяйство и общее руководство. Но то, что раньше являлось моим секретом, уже давно стало общим достоянием. На Ледниковом щите, лишенном всяких ориентиров, погонять собак означало лишь тщательно следить, чтобы упряжки шли в одну линию. Все обязанности погонщика сводились к тому, чтобы сдвинуть с места свои нарты, крепкой руганью заставляя собак приняться за работу, время от времени распутывать постромки и (самое утомительное) не давать тяжело нагруженным нартам опрокинуться на волнах снеговых заструг15.
Через каждые восемьсот метров мы маркировали дорогу красными матерчатыми флажками, прикрепленными к метровым бамбуковым палкам. Расстояние мы определяли с помощью одометра16, привязанного к задку передних нарт. Нам стоило большого труда устанавливать флажки точно по прямой линии и в правильном направлении. Мы следили за тем, чтобы они держались прочно, заколачивая их в фирн17, твердый, почти как мел, и воздвигая вокруг основания небольшой холмик. Я определил, что на установку каждого флага тратилось не меньше шести минут. Мы двигались до тех пор, пока было достаточно ясно или светло, чтобы, устанавливая флаг, можно было видеть предыдущий. Каждые сутки распределялись примерно следующим образом: завтрак, снятие лагеря и нагрузка нарт - 4,5 часа; утренний переход - 4 часа; второй завтрак - 0,5 часа; дневной переход - 4,5 часа; разбивка палаток, кормежка собак и самих себя - 3 часа; чтение, писание, мелкие починки, сушка носков и рукавиц - 1 час; сон - 6,5 часа. Этот твердый распорядок нарушался только остановками для астрономических наблюдений или непогодой.
Так до 28 августа мы двигались по белому однообразному плато к намеченной точке. Мы все время шли вверх - до высоты около 2700 метров над уровнем моря. Поверхность не была гладкой. Она напоминала подернутую рябью океанскую зыбь, где рябь изображали снеговые заструги, а зыбь - длинные валы с промежутками от гребня до гребня чуть не в километр.
Достигнув назначенного пункта, мы сгрузили с нарт специальную палатку, множество приборов, пять санных ящиков, содержавших полный рацион для двух человек на пять недель (но так как люди не будут двигаться, полных рационов им не понадобится), мешок бобов, горох и чернослив, немного чаю и сто десять литров керосина. Рили и Линдсею предстояло прожить этими запасами до тех пор, пока не придет первая смена из Базового лагеря, находившегося на расстоянии двухсот двадцати пяти километров пути, отмеченного линией красных флажков.
