Сергей Утченко - СОЦИАЛЬНОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ТЕРМИНА «OPTIMATES» У ЦИЦЕРОНА(статьи).
Для полноты выяснения того, как Цицерон понимал термин optimates, необходимо проследить, в каком смысле применяется данный термин в его эпистолярном наследии.
Знакомство с «Письмами» может еще раз убедить нас в том, что Цицерон употребляет термин optimates лишь в одном значении — ἄριστοι (boni), и это частично было отмечено выше. Но в «Письмах» сравнительно ярко проступает еще один оттенок значения термина optimates, который, очевидно, может быть прослежен и в речах и в теоретических трудах, правда, не столь явно. Optimates — это те «лучшие», которые занимали «правильную» позицию в год консульства самого Цицерона или занимают такую же «правильную» (т.е. отрицательную!) позицию по отношению к Цезарю. Так, в письме к Лентулу Спинтеру Цицерон пишет: «Лентул, ты не найдешь у благонамеренных людей тех же чувств (eundem bonorum sensum), которые у них были при твоем отъезде…, а те, кого называли оптиматами, когда я был у власти (ii, qui tum nostro illo statu optimates nominabantur), дают это понять не только выражением лица… etc.» (Fam., I, 9, 17; ср. Att., I, 20, 3).
В 49 г. до н.э. в письме к Аттику он говорит: «…Меня к этому приводит не он, а людская молва, о которой мне пишет Филотим. Ведь оптиматы, по его словам, меня разрывают. Всеблагие боги! Что за оптиматы (quibus optimatibus!). Как они теперь бегут навстречу, как предаются Цезарю!.. Поэтому я и спрашиваю тебя, кто эти оптиматы, которые меня выталкивают, хотя сами остаются дома?» (Att., VIII, 16, 1—2; ср. Att., IX, 5, 5; IX, 1, 3).
Но если даже учесть только что отмеченный оттенок понятия optimates, который довольно отчетливо проступает в приведенных цитатах, то от этого по существу ничего не меняется, так как основной смысл термина остается без изменения и в «Письмах».
Все вышеизложенное дает, на наш взгляд, возможность прийти к твердым выводам относительно понимания Цицероном термина optimates и применения им этого термина как в теоретических произведениях, так и в речах и, наконец, в «Письмах». Но если в трактовке Цицерона, как мы уже убедились, термин optimates не имеет того значения, которое в него вкладывается современной историографией, то, может быть, это значение привнесено более поздними римскими историками, т.е. историками императорской эпохи?
Выражения, употреблявшиеся историками императорской эпохи, не являются предметом исследования данной статьи. Но даже краткий обзор их может убедить нас в том, что на поставленный вопрос следует ответить отрицательно. Историки императорской эпохи, во–первых, употребляли интересующий нас термин сравнительно редко, во–вторых, они только применяют, но не определяют его и, наконец, в–третьих, судя по употреблению и применению термина optimates (и populares), они весьма далеки от противопоставления оптиматов как «правящей партии» популярам как «партии оппозиционной».
У Ливия, вернее, у его эпитоматора встречается, например, беглое указание на то, что Тиберий Гракх, когда он хотел быть вторично избранным в трибуны, был убит оптиматами в Капитолии по инициативе и под руководством Публия Корнелия Назики (auctore P. Cornelio Nasica in Capitolio ab optimatibus occisus est.) (Liv. per., LVIII, cp. Vell. II, 3, 1). Кстати, несколько выше указывается, что аграрный закон Тиберия Гракха был проведен против воли сената и всаднического сословия, но отнюдь не оптиматов. Об использовании Ливием терминов optimates и populares в переносном и весьма неточном смысле свидетельствует тот факт, что он считал возможным употреблять эти термины применительно к самому раннему периоду борьбы патрициев и плебеев (Liv. III, 39, 9). Это, кстати, единственное место, где дано какое–то противопоставление оптиматов популярам, причем первые отождествляются с патрициями, вторые — с плебеями. Возможно, что здесь мы сталкиваемся с «модернизированным» применением интересующих нас терминов, как это вообще характерно для Ливия, но делать какие бы то ни было твердые выводы на основании этого единственного и явно риторического противопоставления, на наш взгляд, более чем рискованно.
Что касается словоупотребления Светония (Suet. Aug., 10, 2, 12), который называет противников Антония оптиматами, то, как отмечает Страсбургер, его понимание этого термина, несомненно, близко к цицеронову. Видимо, в том же духе, хотя это менее ясно, применяет понятие optimates Тацит, когда он говорит, что дед Луция Домиция пал за оптиматов в битве при Фарсале [«Pharsalica acie pro optimatibus ceciderat» (Tac. Ann., IV, 44)].
Таким образом, применение историками императорской эпохи интересующего нас термина, хотя оно более схематично, а потому менее определенно и ясно, чем словоупотребление Цицерона, тоже не дает, на наш взгляд, достаточных оснований для каких бы то ни было выводов о наличии в Риме «двухпартийной системы». Приходится признать, что подобная конструкция создана современной историографией без надлежащей опоры на источники или, говоря словами Страсбургера, «эта систематика выводится из современных политических понятий и представлений».
Однако подобное заключение чревато дальнейшими выводами. Оно обязывает нас пересмотреть привычную схему политической борьбы в Риме во II—I вв. до н.э. Эта схема, включающая в себя разделение римского общества на две основные политические группировки: правящую партию (оптиматы) и партию оппозиционную (популяры), очевидно, искажает характер и истинную картину политической жизни Рима. Истинная картина гораздо сложнее и специфичнее, чем привычная для нас схема, и потому речь должна идти не о «двухпартийной системе», но о дробном, мозаичном переплетении различных групп и интересов: родов, клиентских групп, котерий, сословно–классовых группировок. Восстановить и полностью представить себе данную картину — особая и сложная задача, решение которой, очевидно, возможно лишь путем постепенной реставрации, подбора и сочетания отдельных элементов. Из них и должна сложиться в конечном счете эта общая картина.
