Борис Сокольников - Вор Валет и командующий Прибалтийским военным округом
Игорь Зубков по вопросам удирания и куда бы вовремя смыться всегда был на первом месте, дока, поэтому они с этим парнем прыгнули в боковой проем и смылись, я же очутился в безнадежном положении.
Я тоже попытался удрать, но выскочив из здания, оказался перед двумя молодыми матросами-срочниками, которые тут же за мной погнались. Я удирал изо всех сил.
Я вбежал на лестницу на второй этаж. За мной гнался матрос. Удрать двенадцатилетнему мальчику от 19 или 20 летнего воина-спортсмена трудно, поэтому он меня настигал. Мне помогало то, что я не первый раз бежал по этой лестнице, удирая от ребят, когда мы играли, и знал за какие места перил нужно вовремя схватиться. Но все-таки он меня догонял и когда мы очутились в коридоре на втором этаже ему уже казалось что он меня настигнет. В этом коридоре в конце уже была вставлена дверь. За дверью ничего не было. Может быть там потом сварили железную площадку и лестницу, ведущую вниз. Я проскочил эту дверь и прыгнул вниз на кучу пакли, как мы всегда это делали. Это называлось полет. Я приземлился и зная что сейчас на мое место упадет другой человек, сразу встал и отбежав на четыре или пять шагов вспрыгнул на подоконник. Но в этот момент я услышал звук.
Я много слышал в жизни разных звуков, но этот звук мне запомнился навсегда. Потому что он был необычный. Он звучал так:
- И-О-аааа!..
Услышав этот громкий и необычный звук я остановился и посмотрел назад. Я застал то мгновение когда этот матрос висел в воздухе в самой высокой точке. У него лицо было белое, с необычным выражением. Он уже заканчивал свой звук и начинал падать вниз. Когда он приземлился, я думал что он сейчас вскочит и побежит за мной. Но он лежал молча. Прошло 30 секунд, потом минута, потом две минуты.Он лежал и молчал на наклонном краю кучи. Приземлился он мягко на паклю, поэтому мне было непонятно что он там делает. Я понял что он за мной не погонится. Конечно, я сразу удрал.
Что произошло?
Этот матрос погнался за мной и хотел меня догнать. Когда он заскочил на второй этаж и побежал по коридору, ему казалось что он сейчас меня схватит. Он видел коридор, дверь, и думал что там дальше продолжение, - лестница или комната, тем более что я убегал изо всех сил. Поэтому он не задумываясь бежал за мной.
Когда он вылетел наружу из двери, то сначала ничего не понял, тем более что человек сразу не падает вниз. Сначала он завис в воздухе. Вниз ему нужно было падать четыре или пять метров. Но он этого не знал. Очутившись в таком положении среди открытого пространства он подумал: "Где я?!". У человека в таких случаях секунды растягиваются в часы и он успевает подумать обо всей своей жизни. Потом он стал падать вниз и считать метры. Он пролетел вниз один метр, два метра, три метра, четыре метра и понял что сейчас падая с такой большой высоты он обязательно умрет, и тут он приземлился на паклю. У него уже не было сил переживать. Он лежал и молчал. Я не знаю, что случилось потом с этим матросом. Но он не умер, потому что если бы он умер это стало бы известно. Балтийск маленький город, его население вместе с Камсигалом и Косой составляло 16 тысяч человек, так что такое происшествие сразу стало бы известным.
Так что этот моряк не умер. Но наверное его характер после этого происшествия изменился.
Когда мне было 10 лет мы с Игорем Зубковым ("Американцем"), и еще с какими-то парнями воровали пенопластовые поплавки с больших военных складов за забором на той стороне железной дороги.
В общем у меня было счастливое детство, как у всех советских детей.
На той стороне железной дороги был военный порт и база, там стояли "коробочки" и на одной из них командиром был отец Игоря Зубкова, Американца, майор флота. Один раз мы с Игорем обедали там на "коробочке" в маленькой кают-компании, нам подавал матрос-ординарец. Ели макароны по флотски. Вообще же большой разницы между майорами и мичманами флота тогда в уровне жизни не было. На этой базе вдоль причальной линии между складов на деревянных подпорках стояли учебные подводные лодки, совсем похожие на настоящие.
Понятно, что вечерами мы, мальчишки, перелезали через забор и пробирались в матросский клуб на все кинофильмы. Хотя посторонним, тем более детям на базу проникать было запрещено, но на всех кинофильмах на первом ряду сидели ребята из города. Кто первым занял место, первым забежал, тот там и сидит. Матросы нас никогда не выгоняли. Если ты проник в зал, то тебя уже не выгонят. Если тебя заметили или поймали на улице, на территории, то дежурным матросам с красными нарукавными повязками был кабздец. Сразу таких матросов снимали с дежурства, сажали на губу или ставили мыть гальюн. Поэтому патруль следил очень строго.
Мы смотрели только что появившийся кинофильм режиссера Бондарчука "Война и мир". Когда Наташа Ростова в этом фильме изменила Андрею Болконскому и хотела тайно обвенчаться с Анатолем, хлыщом и прощелыгой, сидящий рядом со мной мальчишка громко крикнул на весь зал:
- Ты засранка!
Мне стало стыдно что наш мальчишка крикнул такую глупость.
Но все матросы дружно его поддержали.
В стороне от нас в кинозале всегда сидели офицеры и смотрели на нас. Не знаю, что они при этом думали.
На базе на крыше одного склада отодвигалась одна из пластин железа и через нее мы залезали внутрь. Там мы сразу оказывались на огромных брезентовых "кишках", которыми были набиты склады, и в которых были кружки пенопласта. Эти брезентовые кишки-рукава лежали в громадных складах многометровыми толщами. Этот пенопласт в Советском Союзе был страшным дефицитом. А тут его лежали многие тонны. Мы вытягивали одну такую брезентовую кишку, набитую пенопластом и тащили ее через железную дорогу. Там мы разрезали брезент и вытаскивали круги пенопласта. Они были нанизаны на длинную веревку, как водные дорожки в бассейнах. Пенопласт был очень высокого качества. У меня в подвале лежали две или три таких длинных кишки, набитые пенопластом.
Один раз в неделю ко мне приходил джентльмен. Дело в том что в те времена люди одевались по простому. Проще говоря тогда была праздничная и обычная одежда. И когда человек одевался "прилично" то как только он выходил на улицу у него сразу спрашивали:
- Ты куда собрался?
И он отвечал:
- На день рождения.
Так вот этот молодой парень, "джентльмен", о котором можно было бы рассказать и написать много чего интересного, потому что он был своеобразная личность, но я не буду, вдруг он еще живет в Балтийске, или прочитает, он приходил ко мне, просил подарить ему 2 или 3 круга пенопласта, каждый из которых был размером примерно 15 на 6 сантиметров, и я ему конечно их дарил.
Впоследствии мы поехали с учительницей в Калининград в Краеведческий музей, который тогда находился около Южного вокзала и в котором было еще много немецких экспонатов. Там, в Калининграде, в районе Центрального рынка я увидел что этот парень продает куски пенопласта, распиленные на пластины толщиной в 1 сантиметр. При мне одну такую полоску у него купили за 1 рубль. Пенопласт по его словам покупали хорошо. Он нам сказал что один кружек пенопласта продает за 3 рубля. Но по-моему он врал. Милиционеры его не трогали, потому что их не интересовали рыболовные принадлежности.
Я представил себе просторы Советского Союза, города Смоленск, Москву, Орел, Тулу и Серпухов, где такого пенопласта днем с огнем не отыщешь и понял на каких же миллионах я спал. Где мои 10 лет?!..
В Балтийске я видел шпиона. Он шел вдоль линии железной дороги и фотографировал заднюю сторону базы, склады, стараясь незаметно вынимать фотоаппарат из кармана. К сожалению бывший со мной мальчишка Дрыня не поддержал меня. Дрыня вообще был гнилой. Поэтому мы не предупредили моряков и шпиона не задержали. Этот подвиг все равно впоследствии не спас бы меня от цепких рук КГБ. Оно как раз и рассчитано не на ловлю шпионов, а на ловлю таких идеалистов и идиотов как я. Я уже давно не вижу разницы между шпионами и чекистами. Одно и то же.
Если бы вы знали, какая была матросская весна в Балтийске!
Какие там в парке огромные каштаны. Какие у них большие листья как руки. И каждый лист пахнет зеленой весной. Когда смотришь туда, в зеленые листья, в их летнюю черноту, какая это всегда была радость.
Эти деревья падали, ударяясь о землю во время большого ветра и сразу раскалывались от удара на полутораметровые куски. Какие сильные громкие удары раздавались о землю, когда они падали. Так и лежали после шторма по всему Матросскому парку расколотые на куски деревья.
Осенью, в сентябре, наступала фруктовая пора. Походы в сады начинались еще в июле и продолжались до конца сентября. По всему Балтийску, по бывшему немецкому Пиллау, росли сливы, вишни, груши и даже грецкий орех. А где-то далеко, там, в Калининграде, жила девочка Люба Соколова, которую я еще не знал.
Когда в детстве, в юности любишь, и серьезно воспринимаешь девочку, и думаешь что ее так растили, и у нее было такое-же похожее и понятное детство, как и у тебя, и теперь все это она отдала другому, все, и свое детство, и всю свою жизнь она отдала другому, и принадлежит теперь вся другому, и со всем своим детством, и с этими царапинами на коленях, о как это больно! Как ее тогда серьезно воспринимаешь, как родную.
