Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 5. Мощеные реки.
Барсук и медведь сгребают листья для зимней постели. Белка странным чутьем находит в листьях орех и, если орех тяжел, не испорчен, несет в дупло. Поползень винтом ползает по стволу дерева, прячет в складки коры зерна и семена — зимою все пригодится…
Стоят серые дни. Долгие вечера, длинные ночи. Сыро и неуютно. И только временами, как праздники, перепадают прозрачные дни негорячего солнца. Свежим снегом скрипит капуста на огородах. Хозяйская рука в такие дни спешит посадить яблоню, спрятать в омшанике пчел.
Непрошеные дожди все чаще опускаются над землей. В такую погоду не многих потянет из дому. И только охотнику не сидится. Над землей в эту пору тянутся воздушные мосты птичьих переселений. На севере уже выпал снег.
Зима выжила перелетных гостей. От тундры до теплой нильской воды, до речек Бирмы и рисовых вьетнамских полей тянутся сейчас птичьи мосты. Птицы летят ночью. А ночи пасмурные, и можно только удивляться, как птицы находят дорогу, как находят для отдыха озеро или болото, на которое опускались во время весеннего перелета.
Вслед за утками улетают жаворонки, дрозды, малиновки и грачи. Последними полетят лебеди.
Иногда, чтобы покормиться и отдохнуть на воде, белые птицы сверху бросаются и грудью ломают лед. По давней традиции охотник не поднимет ружье на лебедя. Часто он вовсе с пустой сумкой является к дому. Перепачканный, мокрый, усталый. Какая неволя гнала человека? Спросите. И он расскажет, но не про утку, в которую стрелял и дал промах. Расскажет, как молчит в октябре пустынное поле, как стекленеет вода в малых лесных озерах, как пахнет костер под елкой, дрожит последний лист на березе и светится в прозрачном лесу красный огонь рябины.
У земной красоты не бывает выходных дней.
Листопад на Хопре: остров Равнина. Поля пшеницы, кукурузы и сахарной свеклы. По равнине медленно течет речка Хопер. По берегам — лес. Птицы, летящие высоко, этот лес считают, наверное, островом и непременно на этом острове делают остановку. Птицам хорошо видно реку и четыреста мелких и крупных озер по лесной пойме. Весною озера сливаются в одну большую воду с Хопром.
Теперь же, осенью, каждое озеро — само по себе.
И все озера вместе спрятаны в зарослях камыша, осинника, вязов, дубов, бересклета, крапивы, терновника, хмеля, лозинок и сосен. И все это с конца сентября охвачено красным пожаром, все глядится в тихую воду.
Степной остров служит приютом летящему в дальние страны, и невозможно перечислить всех, кто живет у озер постоянно. Зубры, олени, еноты, бобры, барсуки, странный зверь выхухоль, множество всякой птицы, редкая для европейских лесов колония журавлей. И все это под боком у человека. Осенью услышишь сразу олений рев и гудение автомобилей; гомон вечерней улицы в Алферовке перебивается журавлиными криками.
Столица лесного острова — хутор Варварино белеет избами и светится окнами у края леса и края полей, тут же озеро, и река тут же, под боком. На реке переправа — большая лодка, землянка на берегу, костер возле землянки. Перевозчик по осени ловит щук, и его надо звать долго и терпеливо. Минуты ожидания не огорчают. Глядишь, как медленно плывут по воде желтые листья, собираешь ежевику в ладонь, слушаешь неторопливую речь парня-попутчика.
— Где же ты пропадаешь? — несердито говоришь перевозчику.
— А это видал? — вместо ответа говорит дед и нагибается в лодку. В темноте белеет брюхо огромной щуки…
По дороге к дому слышишь свист крыльев и тяжелые шлепки в воду. Перелетные птицы делают остановку на лесном острове.
Лесной дом
Я живу в большом опустевшем к осени доме. Ночью приходить в него страшновато. Он как старый брошенный замок. Скрипят и глухо повторяют шаги половицы. Скрипят двери, скрипит рама в комнате с окном, выходящим к лесу, скрипит некрашеный стол у меня в комнате. И не поймешь: дом обрадовался или недоволен твоим приходом?
Только одно существо шевельнулось в ответ на шаги. В доме живет черепаха. Если открыть двери, она ползает из комнаты в комнату, но я застаю ее всегда в одном месте — около ножки стола.
— Ну что, скучно одной?
Черепаха странно моргает и прячет голову в панцирь. Маленькую, не больше карманных часов черепаху я поймал вечером возле реки.
Услышал шорох ивовых листьев и накрыл картузом. Я ужинаю, сажусь за бумаги. Черепаха в это время сидит на столе. Странное существо, не знает края стола, и мне краешком глаза надо следить за ее черепашьим шагом.
В полночь у дома кричит сова. Ее беспокоят освещенные окна. Скрипит неплотно прикрытая рама, и слышно: по опушке ветер гонит сухие листья. Холодно. Одно одеяло уже не греет. Кидаю сверху тулуп и тушу свет. Над кроватью висит чучело коршуна. Луна забирается в комнату, расстилает под окнами три синих половика, синей точкой отражается в стеклянном глазе коршуна.
Я засыпаю. Черепаха всю ночь бродит по бесконечно длинному коридору, ищет выход из дома.
Утром дом уже не кажется живым и таинственным. Я иду в соседнюю комнату, выбираю из кучи арбуз, беру яиц из ведра, режу ломоть черствого хлеба… Закрываю окна. Наливаю для черепахи воды в щербатую сковородку…
У порога ночь собрала желтую кучу листьев.
Листьями укрыты дорожки от дома. Дорожки ведут к озерам и неизвестно куда по лесу…
Любопытство
Странная была встреча. Олень глядел на меня и не спешил убегать. Обычно оленя редко увидишь. Тысячи лет научили животных: от встречи с человеком ничего хорошего не бывает. Олень, еще не родившись, знает: запахов дыма и человека надо бояться. Делали опыт: над яйцом страуса, из которого вот-вот должен был появиться птенец, включили магнитофонную пленку с криком хищника — охотника за страусами. И что же?.. Яйцо шевельнулось!
Страусенок света не видел, но знал уже своих врагов на земле. Такие знания получает в наследство каждое из животных, но только самую малость. Остальное добывай сам. Больше знать будешь — легче выживешь. Этим и объясняется давно замеченное любопытство зверей. Все новое, непривычное пугает, но и держит зверя на месте. Любопытство!
…Два сливовых глаза глядели на меня не моргая. Ноздри тянули воздух и выпускали две струйки морозного пара. Олень стоял задом, круто повернув голову. Я почти не дышал, не шевелился. Оленю надоела неясность. Он шаркнул передней ногой и опять замер. Не знаю, чем бы кончилось единоборство двух пар любопытных глаз, но откуда-то появилась сойка и ошалело застрекотала. Аэто в лесу сигнал: опасность! Сигнал сорвал с места пружину из тугих мускулов. Олень прыгнул в сторону, задел ореховый куст. Сверкнуло между осинами оленье «зеркало», стихли удары копыт по сухим листьям. Сойка с минуту не могла успокоиться, прыгала по осине и стрекотала. Лес на два километра вокруг по этому крику знал: что-то случилось.
Привязанность
Журавли улетели. Вечером долго кружились над лесом, над хутором — то смешаются, как грачи, то построятся треугольником. Утром их уже не было. А сегодня мы опять услышали журавля. Он летал над полем неубранной кукурузы, повернул к Вьюнову болоту, опять явился над полем и все время кричал.
— Тот самый, — сказал Василий Александрович. — Самку я на чучело подстрелил, а он все лето тоскует, зовет, от стаи теперь отбился…
Пошел разговор о привязанности в природе.
— …В особенности у волков замечал. Спарились — все: любовь на всю жизнь. Помню случай: убили на приваде волчицу. Глядим, что за притча: мясо нарвано, а не съедено. Я ночью вздумал подвыть. Волк отозвался и на меня вышел, посчитал, что волчица зовет. Ну и попал под ружье. Поглядели — а волк-то беззубый. Ни одного зуба. Волчица мясо ему рвала…
Над краем леса кружились опавшие листья, шуршала кукуруза и кричал одинокий журавль.
Радость
Радость у человека может вызвать большое событие и незначительный случай, мимолетное слово, звук, тишина, цвет неба, форма резного наличника на окне мелькнувшей по дороге избы…
Сегодня я бросил рюкзак и присел на ворох нанесенных ветром в лощину листьев. Около самого уха дребезжала погремушка кузнечика.
Запоздало серебрились шары одуванчиков. Клен, вязы, дикая груша освещали поляну красным и желтым светом. Разворошенные листья источали запах вина. Красные сережки семян неподвижно висели на облетевшем кусту бересклета. Все было опущено в тишину и перепутано паутиной погожего дня. Я услышал шаги.
Думал, идет лесник, косивший у речки осоку.
Оглянулся — по листьям прыгает дрозд. И так резво, небоязливо, что я подумал: сама Радость прыгает на поляне.
Беда
Мы ловили хохуль. Ловля такая: в воду перед норой ставят большой сачок и начинают «топтать», выгонять зверя. Мы так натоптались за день, что еле добрели на кордон Серебрянка.
