Иосиф Бентковский - Женщина-калмычка Большедербетского улуса в физиологическом, религиозном и социальном отношениях
Там дело начинается, прежде всего, с водки, и пока молодежь управляется на дворе с резанием барана, а молодицы варят «шюлюна», новые сваты, оставшись в кибитке, одни заключают между собою сделку о количестве платежа за невесту и приданого, о свадьбе и угощении, при этом присутствует и мать невесты. Люди посторонние, догадываясь, о чем толкуют старшие, не входят до тех пор в кибитку, пока отец жениха не передаст своему свату в руки кирпича калмыкского чая, платок с завернутым в него ремешком, клеем и серебряною монетою, не положит на столик перед бурханом «такилан шире», где вещи эти лежат до самой свадьбы, а потом сохраняются в сундуке жены в воспоминание брачного союза. После того начинается более или менее продолжительный пир, что и называется «ююлен доусхо».
Если родители невесты не знают жениха, то, прощаясь с новым сватом, просят прислать его посмотреть. Жених, получивши такое приглашение, отправляется к ним с неизбежною «бортого» водки; но ему не видать своей невесты — по крайней мере, официально. Она сидит в другой кибитке за работою, одна или с своими подругами. Этикет не позволяет ей видеться с женихом, а стыдливость — заявить о своем к жениху расположении. Да и к чему. Любви до замужества калмычка не знает и знать не должна. Как покорная дочь, она только верит в любовь родителей, а как буддистка — в предопределение судьбы.
Так оканчивается сговор, и заключенная теперь сделка ненарушима. Но дела людей подвержены разным случайностям, а потому и ойратские законодатели, предупреждая последствия таких случаев, постановили в 51 статье «Цааджин бичика»:
«Ежели кто сговоренную дочь свою отдаст замуж за другого, таковых штрафовать, а именно, брать с них: с знатных людей по 1 верблюду и по 44 скотины, с средних по 1 верблюду и по 26 скотин, а с подлых по 1 верблюду и по 8 скотин. А эту невесту с данным за нее скотом взять первому жениху ее. А буде та их дочь, за кого самовольно замуж выйдет без позволения отца своего и матери, и за то отцу и матери ее с того, за кого она выйдет, взять противу выше изложенного штрафа втрое; но притом отец и мать ее, что они о том не ведали, должны засвидетельствовать присягою. Далее в статье 52-й: «Если кто, будучи бездетен, возьмет у кого малолетнего сына, воспитает и женит и ежели тот сын пожелает отойти к своему отцу, то в том дать ему волю; но жену свою и детей он должен выкупить».
Статья 53. «А буде кто таким же образом воспитает чью дочь, и оному позволяется отдать ее замуж, только взятый за нее скот надлежит воспитателю с отцом той девки разделить пополам, также подлежащее за нее приданое дать пополам».
Статья 54. «Ежели кто сговоренную чью дочь, подговоря, увезет, и за то с такого подлежит брать штрафу: с знатного 7, а с посредственного 5 скотин. С подлого же одного верблюда».
Таким образом, «Цааджин бичик» придает сговору то великое значение, какого не имеет самый брак, о котором калмыкский закон ровно ничего не говорит.
После сговора, в счастливый день, указанный зурхачеем (а известно, что он может назначать его через месяц-два, даже и через год), родители жениха отправляют в дом невесты «шагате». По согласию, однако ж, или по каким-нибудь причинам, случается, что и родители последней приезжают сами на «шагате» в дом жениха. Собственно шагате значит родственное сближение, вступление в родство; но в сущности заключается в передаче за невесту платежа, составляющего, впрочем, теперь будущее имущество новобрачной четы.
В старину на «шагате» давали то, что действительно установлено законом, но обедневшие калмыки давно уже заменили лошадей, коров и верблюдов более дешевыми предметами, хотя во всяком случае стараются, чтобы количество вещей соответствовало установленному законом. Вещи эти заключаются в коровах, кошмах, сундуках и разных материях на халаты и бешметы, которые к дню свадьбы шьются в доме невесты для подарков родным, поезжанам и почетным гостям. Подарки по обыкновению отдариваются в пользу молодых. Шагате всегда сопровождается довольным угощением…
Наконец настает время и опять, по указанию «зурхачи», отправить жениха за невестою, с свадебным подарком «хурюм», который заключается в большем противу прежнего количестве водки, арке, арзы и красного вина, бараньем, коровьем и нередко лошадином мясе, вареном, если невеста живет близко, в противном случае скот гоняется живой, для зареза на месте. Все это, впрочем, для угощения свадебных гостей; собственно же для невесты жених везет какие-нибудь мелкие подарки женского туалета, а чаще всего бакалейные сласти и прочее.
Между тем, жених давно уже подобрал поезжан, готовых сопровождать его к невесте. Охотники на это всегда найдутся, была бы только добрая лошадь, непоношенная черкеска да новая «кабердын махла» — шапка.
По окончании дорожных сборов и угостившись на порядках в доме жениха, поезд отправляется в путь. О порядке спрашивать нечего, каждый скачет во весь опор, куда несет лошадь, кто уронит плеть, а кто шапку; но мало-помалу, по мере выдыхания винных паров, все сбираются вместе, выстраиваются в одну линию и, держа стройно фронт, затягивают любимую свою песнь.
Хара морини эцет угеиде,
Харга джиде мухат угеиде,
Абга! тальби, шургума би…
Боро морини эцет угеиде,
Буугиин мини, сумун хаджигат угеиде,
Абга! тальби, шургума би…
Пока мой вороной конь не утомился еще,
Пока сосновое копье не притупилось еще,
Отец! пусти меня, я нападу…
Пока мой серый конь не утомился еще,
Пока моя пуля не летит еще криво,
Отец! пусти меня, я нападу…
Проехав версты три-четыре так называемым калмыкским труском, поезжане, все народ молодой, опять пускаются врассыпную на такую же дистанцию вскачь и потом, выстроившись опять стройным фронтом, едут далее. Несомненно, как езда фронтом, так и самая песнь сохранились у калмыков с чингисхановых времен, как дорогое воспоминание их прежней боевой славы и воинственного духа…
Завидев издали зорким глазом поезд, невеста приглашает в свою кибитку, называемую на этот раз «кююкют-бередын-нер», подруг и молодушек, а между тем, пока те собираются, жених с поезжанами выстроились уже фронтом у дверей родительской кибитки. Их встречают все мужчины хотона от мала до велика, один только хозяин с почетнейшими гостями, собравшимися на пир, и женщины не выходят на встречу — этого не позволяет этикет.
Затем начинается с коней долой, и всегда с младшего, старший сходит последний. Тем же порядком и входят в кибитку; но и в этот раз не с пустыми руками. За исключением жениха, который освобождается от ноши, каждый должен принести и поставить посредине кибитки, бортого или что-нибудь съестное. Потом, подходя к хозяину и поочередно ко всем гостям (обойти кого-либо считается верхом невежливости), следует стать на левое колено и, засучив немного правый рукав кистью той же руки, тем местом, где бьется пульс, прикоснуться к пульсу правой же руки того, кому отдается поклон, и тихо приветствовать: «ленде» — или, что еще вежливее: «сайхен-менде». Исполнив это, новый гость имеет полное право присесть на пятку у дверей кибитки, если есть место, или выйти на двор. Для старших поезжан всегда, впрочем, найдется где сесть, а жениха будущий тесть непременно посадит около себя.
Когда кончится церемония приветствий, а она в порядке, тишине и неспешна, продолжается долго, если поезжан человек 10–15, а гостей в доме невесты больше того, тогда начинается угощение со стороны жениха. Для этого он встает и, выйдя на средину, дает знак своему виночерпию, чтобы тот принялся за дело. В то время в кибитке водворяется мертвая тишина. Виночерпий, налив небольшую деревянную чашечку арзы или арке, подает ее жениху, который, став на левое колено, с наклоненною головою подносит будущему тестю угощение, а тот, поднявшись с места, принимает чашку и, обратив взор к бурханам, шепотом творит молитву и делает жертвоприношение, заключающееся в том, что средний палец левой руки обмакивает в чашке с напитком и троекратно вспрыскивает вверх. После сего жених встает, а будущий тесть говорит ему приличную случаю речь и — опоражнивает чашку.
Таким точно порядком и не иначе как по старшинству жених угощает и остальных гостей, с тою только разницею, что перед равными себе не становится на колено и не подносит им арзы, высоко ценимой калмыками, а простую русскую водку. После первой чарки начинается угощение чаем, среди которого жених, улучшив удобную минуту, выходит из кибитки, будто бы покурить, но в сущности с иною целью. Он знает, что там поджидает его теща, чтобы повести к невесте. Свита жениха также следует за ним.
Вход, или, лучше сказать, ввод жениха в «кююкютъ-бередын-нер» не сопровождается особенною церемониею. Мать запросто указывает ему место напротив невесты, а тем самым указывает и ее. Вскоре по данному матерью знаку одна из молодушек подносит жениху маленькую чарку арзы с простым только наклонением головы, которой не приподнимает до тех пор, пока чарка не будет опорожнена, что жених и делает, сказав прежде теще заученную на этот случай речь. Затем чарка переходит из рук в руки по всей свите жениха, который среди этого угощения подходит к невесте, становится почтительно на левое колено и передает ей молча один за другим привезенные подарки. Та, тоже молча, принимает и тщательно рассматривает, но не с тем, конечно, чтобы удостовериться в их количестве или качестве, а для того, чтобы ее подруги могли видеть то, что их, без сомнения, интересует. Окончив прием свадебных подарков, невеста отдаривает жениха кисетом или чем-нибудь в этом роде.
