Александр Широкорад - Япония. Незавершенное соперничество
13 декабря чиновник княжества Мацумаэ Судзуки Кумадзо и врач Като Кэндо Киотоси сообщили Адаму Лаксману об отправке его письма в столицу. В конце декабря прибыли столичные чиновники — Танабэ Ясудзо, Тагусагава Дэндзиро и врач Гэннан. Лаксман отметил, что японцы с большим «прилежанием и трудолюбием» интересовались географическим положением России, фабриками и их продукцией, рассматривали золотые, серебряные и медные монеты, сделали модель судна, сняли чертежи с инструментов и токарного станка. По просьбе японцев переводчик Е. Туголуков на копиях русских карт, снятых японцами, написал латинскими буквами географические названия. Но больше всего чиновников интересовало совсем другое. Они приехали, чтобы «установить контроль над сношениями русских с княжеством Мацумаэ, которое пыталось вести собственную политику».
Что же касается установления торговых отношений с Россией, Танабэ Ясудзо сказал, что, если правительство Японии разрешит торговлю с русскими, «голландцам не вельми оное понравится», поскольку, «как мы видим, у вас все то же, что и оне к нам привозят», с той лишь разницей, что «Российское государство весьма в близком расстоянии от нас, нежели в какой отдаленности Голландия».
Голландцы, находившиеся в Японии, узнали о посольстве Лаксмана и стали всячески дискредитировать Россию в глазах японских чиновников. Одним из аргументов голландцев стало «предостережение» авантюриста Беневского. История этой колоритной личности напоминает приключенческий роман, и я позволю сделать маленькое отступление, чтобы рассказать о нем.
Начну с того, что Беневским его назвали в России, а сам себя он именовал «барон Мориц Аладаре де Бенёв». Причем по национальности он был чистокровный венгр, а не поляк, как следовало из русского варианта его фамилии, и, конечно, не француз, как следовало из артикля «де».
В Венгрии Беневский совершил преступление и вынужден был бежать в Польшу, где вступил в ряды конфедератов, сражавшихся с русскими. В 1768 г. он попал в плен к русским и был отпущен под честное слово, что не будет больше воевать против России. Но слова своего Беневский, естественно, не сдержал и в 1769 г. был вторично схвачен русскими и отправлен в Казань вместе с пленным шведом Винблодом, также конфедератом. Из Казани обоим пленникам удалось бежать, через Москву они добрались до Петербурга, откуда морем собирались покинуть Россию. Но в Петербурге их поймали и в ноябре 1769 г. сослали на житье на Камчатку, где они должны были кормиться своими трудами. В июле 1770 г. ссыльные были отправлены из Охотска в камчатский Большерецкий острог.
В то время в Большерецке было всего 35 домов, гарнизон состоял из 70 казаков под командованием вечно пьяного капитана Григория Нилова. Кроме того, в остроге проживали еще четверо ссыльных, один из которых, камер-лакей Турчанинов, был сослан Елизаветой еще в 1742 г., а остальные трое — в царствование Екатерины II.
Беневскому с другими ссыльными в начале апреля 1771 г. удалось подговорить на бунт нескольких русских и камчадалов. Капитан Нилов был убит, а Большерецк захвачен. Беневский заявил заговорщикам, что он действует от имени великого князя Павла Петровича, и показал зеленый бархатный конверт якобы за печатью великого князя с письмом к императору римскому о желании вступить в брак с его дочерью.
Однако «великий комбинатор» понимал, что рано или поздно в Болшерецк прибудут правительственные войска и ему придется худо. Надо было бежать, но как?
На Камчатку русские императрицы ссылали самых опасных преступников именно потому, что оттуда некуда было бежать. Сообщение с Камчаткой шло только через Охотск. Из Якутска летом сухим путем на лошадях можно было доехать до Охотска за восемь недель, а от Охотска до Большерецка суда шли в среднем пять суток. Ни русские корабли с Балтики, ни другие европейские корабли Камчатки еще не посещали.
30 июня 1771 г. Беневскому и его 96 сообщникам удалось захватить казенный галиот «Святой Петр», построенный в 1768 г. в Охотске. Беневский решил плыть на юг. 7 июля бунтовщики достигли берегов Японии, но японцы не разрешили им высадиться. Посему Беневский отправился далее на юг и 12 сентября прибыл в португальскую колонию Макао. Там Беневский продал галиот португальскому губернатору, а сам с компанией на двух французских фрегатах отправился во Францию. Благополучно достигнув берегов Франции, Беневский отправился в Париж «вешать лапшу на уши» Людовику XV о завоевании Формозы (Тайваня) и т. д.
Русские же сподвижники Беневского оказались без гроша и пешком пошли из Порт-Луи в Париж, где пали к ногам русского резидента Хотинского с просьбой исходатайствовать им прощение у государыни. 2 октября, препровождая к генерал-губернатору письмо Хотинского, Екатерина II писала: «Им от меня прощение обещано, которое им и дать надлежит, ибо довольно за свои грехи наказаны были. Видно, что русак любит свою Русь, и надежда их на меня и милосердие мое не может сердцу моему не быть чувствительна». Все бунтовщики вернулись в Россию и были распределены по сибирским городам на свободное житье.
Находясь в Макао, Беневский передал губернатору письма, где утверждал, что «два русских галиота и один фрегат[3], выполняя тайный приказ, совершили плавание вокруг берегов Японии и занесли свои наблюдения на карту, готовясь к наступлению на Мацумаэ (старое название Хоккайдо. — А.Ш.) и прилегающие к нему острова, расположенные на 41°38′ северной широты, наступлению, намеченному на будущий год». Далее Беневский писал, что именно для этого на одном из Курильских островов, расположенном ближе других к Камчатке, «построена крепость и подготовлены снаряды, артиллерия и провиантские склады». Надо ли говорить, что предостережение Беневского было полнейшим бредом? Россия не имела ни сил, ни желания воевать с Японией.
Следует отметить, что подлинника «предостережения» Беневского никто не видел. Сам же Беневский в своих мемуарах, написанных во Франции, ни слова не говорит о письме-«предостережении». В воспоминаниях говорится лишь о письме губернатору Макао с рассказом о бегстве с Камчатки. Беневский даже приводит текст этого письма, и ни о какой угрозе Японии со стороны России там не упоминается.
Поэтому ряд русских и японских историков, как, например, Синтаро Накамура, считают, что письмо-«предостережение» Беневского — это подделка голландского губернатора.
Так или иначе, но этот бред произвел сильное впечатление на японских правителей, не имевших никакой другой информации о русских дальневосточных владениях. Сказки Беневского, видимо, послужили поводом к указу сёгуна, изданному в сентябре 1791 г., в котором прибрежным властям ставилось в обязанность уничтожать любые чужестранные суда, появляющиеся в японских водах, а экипажи их брать в плен. Поэтому японцы крайне настороженно встретили экспедицию Адама Лаксмана, однако захватить русские суда не решились.
Переговоры затянулись, и 4 июня 1793 г. «Святая Екатерина» покинула порт Немуро и 8 июня прибыла в Хакодате. Там продолжились переговоры с японскими чиновниками. Но, увы, результат был нулевой, и 11 августа 1793 г. «Святая Екатерина», дав прощальный салют, чем очень напугала японцев, отправилась на родину. В Охотск бригантина прибыла 8 сентября.
Еще до экспедиции Лаксмана, в 1787 г., Екатерина II отдала приказ о подготовке первой русской кругосветной экспедиции капитана 1-го ранга Г.И. Муловского. Он должен был на двух судах «обойти плаванием и описать малые и большие Курильские острова от Японии до Камчатской Лопатки, положить их наиверное на карту и от Матмая до той Лопатки все причислить формально ко владению Российского государства». Однако нападение Швеции помешало отплытию судов, а сам Муловский был убит в Эландском сражении.
Прибывший на «Святой Екатерине» капитан Кодаю был подробно расспрошен японскими чиновниками. Его рассказы о России заинтересовали даже сёгуна. В награду за привезенную информацию Кодаю была назначена большая пенсия, разрешено жениться по собственному выбору, но приказано удалиться в имение сёгуна, где он и прожил до своей смерти в 1828 г., служа садовником. Сёгун решил, что простые японцы не должны знать даже о существовании России.
Внутри же правящей верхушки стали появляться идеи о выходе из самоизоляции. Один из идеологов самурайства, ученый-энциклопедист Хонда Тосиаки (1744–1821 гг.), в своем сочинении «Секретный план для правительства», написанном в 1798 г., сформулировал основные принципы экономики, которых должно, по его мнению, придерживаться правительство. Его экономическая программа состояла в утверждении «четырех первоочередных потребностей: пороха, металлов, мореплавания и колонизации». Но ключевыми пунктами его теории были мореплавание и колонизация. Хонда Тосиаки расписывал блага, которые принесет Японии торговое мореплавание. Ссылаясь на опыт Англии и Голландии, он утверждал, что только торговля с другими странами способна создать в Японии стабильную и процветающую экономику. Но для ведения такой торговли необходимы большие корабли, способные выдержать долгое плавание. Также не обойтись и без опытных мореплавателей, знающих навигацию. Наличие мощного флота, считал Тосиаки, выведет страну из трудного экономического положения, позволит маневрировать продовольственными ресурсами, приведет к росту населения, устранит причины детоубийства.
