Петр Краснов - Исторические очерки Дона
Шли те, кого сломило тяжкое горе. У кого родных увели в полон татары, у кого татары убили близких, мать, жену, детей, кому стал не мил родной дом, кому стало «либо в стремя ногой, либо в пень головой». Размыкать горе, отомстить татарам шли они в Дикое поле.
Еще шли те, кому невмоготу становились привитые татарами на Руси жестокие нравы, холопская неволя, угодничанье перед боярами и помещиками. Они шли искать вольной жизни.
Позднее, когда крестьяне были прикреплены к земле, когда круче становился помещичий произвол над жизнью крепостного раба — уходили люди от этого рабства, бежали от помещика на юг — «К казакам. На Дон».
«С Дона» — слышали — «выдачи нет»!
Когда начались гонения за старую веру, за рукописные книги, когда Московская власть стала насиловать совесть людей, гнуть веру по-своему, казнить и живьем сжигать не согласных с нею, пошли на северную окраину Дона, к рекам Хопру и Медведице, люди старого завета, потянулись и дальше — на реку Яик, становя там свои старообрядческие скиты и поселения. Твердые в вере, упорные, честные, трезвые и сильные — то были новые насельники Дона и Яика.
Так и полнился Юг России пришлыми людьми.
Какие же это были люди?..
Уже самый путь, — долгий путь пешком, или в челноке по Дону и Донцу, реже на коне, на мало объезженной лошади, отнятой у татарина — был полон лишений и опасностей — редко кто мог его вынести. Доходили до казаков, становились казаками лишь самые крепкие и выносливые телом, самые волелюбивые, сильные и крепкие духом.
Не легка была и самая жизнь в Диком Поле. Полна лишений, тревог и опасностей. Татары были кругом. Каждый час могли наскакать, порубить, уничтожить пришельцев. Каждый час нужно было быть готовым дать отпор, вступить в страшный рукопашный бой. Нужно было держать «уши буравцом, а глаза огнивцем» — все слышать и далеко видеть. Здесь выживали только сильные, воинственные, зоркие и храбрые.
Шли почти без оружия. Разве что засапожный нож был при путнике. Оружие нужно было достать, добыть с боя. Приходили отрепанные, больные — все нужно было получить с боя от врага татарина: «Добыть, альбо дома не быть».
Устраивались в землянках, в камышевых городках — некогда было строить хорошие курени — да и не стоило. В одночасье пожгут их татары. Питались охотой и рыбной ловлей — «с травы, да с воды». Неделями голодали; мерзли зимой; томились от зноя летом. Хлеба не сеяли. Уже больше двух сот лет стояли по Дону казаки, а все был запрет сеять хлеб, а кто будет сеять, то того казнить смертью — так казаки были всегда готовыми к бою, не думая о полях и урожаях. В песне казачьей и по сей день поется:
— «У нас, на Дону, да не по вашему —
Не сеют, не жнут, да не ткут, не прядут,
Не ткут, не прядут, а хорошо ходют…»
Как же было то, что казаки были в ту пору и одеты и вооружены и гордо говорили про себя: «Все земли нашему казачьему житью завидуют», или «у нас зипуны сермяжные — да умы бархатные».
В огромном большинстве эти насельники Дона были Русские из Рязани и Москвы, были люди и с севера, из-под Новгорода — так есть предание, что Ермак был родом из Новгорода, были и Черкасы-малороссы из Украины, приходили и поляки, и горцы Кавказа — грузины и черкесы, но главное население были Великороссы.
Но люди эти перерождались на Дону и становились только казаками.
Долгая опасная путина на Дон закаляла их. Слабые отпадали. Поворачивая назад, отставали, гибли от болезней, от лишений, голода или от татарской сабли и стрелы. Так тяжкий молот лишений и опасностей выковывал стальные души казачьи. Становились «самодурью на Дону в молодечество» лишь те, кто не испугался угрозы Великого князя Московского Ивана III, что казнит их смертью. Происходил на Дону отбор самых лучших, самых крепких, выносливых и волелюбивых людей — рыцарей-казаков.
Враг был конный. Пришлось и этим людям садиться на коня. По-татарски, так же, как и по-турецки легко вооруженный конный воин, без доспехов — панцыря, кольчуги и шлема — назывался «гозак». Искаженное это слово и стало нарицательным для насельников Донских степей, и стали они называться везде и у себя и за пределами Дикого Поля — «казаками».
Когда проходили те люди линию сторожевых Рязанских крепостей и засек, вступали в Дикое Поле и пробирались узкими тропками на юг, или плыли на челне, в скором времени окликал их громкий голос с вышки и слышался могучий посвист:
— Гей! Что за человек?
— Человек я Божий, — отвечал обычно пришлец, — обшит я кожей, крыт рогожей.
— Гей!.. Сам вижу. Чего пришел искать?
— Счастья пришел я искать. Воли Божией, у вас, у казаков, у вольных людей.
— В Бога веруешь?
— Верую. Его молитвами и дошел.
— А ну, перекрестись!
И крестились все, кто приходил на Дон и Русские православные с Русскими именами и прозвищами и иных земель люди — Грековы — выходцы из Греции, Татариновы и Татаркины — пришельцы от татар, менявшие магометанскую веру на вольную казачью жизнь, Грузиновы, пришедшие из далекой Грузии, Персияновы из Персии, Черкесовы из черкессов, Сербиновы и Себряковы из сербов, Миллеры из немецкой земли, Калмыковы из калмыцких кочевников, Мещеряковы из мещерских татар, Поляковы и Яновы из Польши — всех обламывала казачья удалая жизнь, все равно становились Донскими казаками и забывали, откуда и каким ветром занесло их предков на Тихий Дон в Дикое Поле.
Сильный, многочисленный, неистовый и жестокий враг был кругом. Бывали годы, когда в борьбе один на сто выбивалась сила казачья. Какая нужна была дисциплина, какое подчинение своему атаману-вождю, чтобы устоять в страшной неравной борьбе, какое нужно было товарищество — все за одного и один за всех, чтобы отстоять свое право на жизнь на Дону!
Вся Донская земля, каждый городок казачий от самого верху, от Хопра и Медведицы, до низовьев Дона и Донца до турецкой крепости Азова была густо залита кровью казачьей, каждая пядь земли была завоевана, заслужена большими победами и подвигами — подлинно кровью предков купленная земля, навеки нерушимо казачья земля!
— «Не сохами-то славная землюшка наша распахана,
Распахана наша землюшка лошадиными копытами,
А засеяна славная землюшка казацкими головами».
И еще поют казаки про свой, про Тихий Дон:
— «Но и горд наш Дон, Тихий Дон, наш батюшка;
Басурманину он не кланялся, у Москвы, как жить, не спрашивал.
А с Туретчиной по потылице шашкой острою век здоровкался,
А из года в год, степь Донская, наша матушка,
За Пречистую Мать Богородицу, да за веру свою православную,
Да за вольный Дон, что волной шумит, в бой звала с супостатами».
Глава IV
Как же и чем жили казаки в те первые годы заселения Дикого Поля, когда число их не превышало несколько тысяч; в те далекие времена первой половины XVI века, когда Москва хотела их истребить за их молодечество?
Жили:
Степью широкой.
Степью необъятной.
Там!.. — на воле, на Тихом Дону!..
Скучно станет — на Волгу пойдем,
Бедно станет — и денег найдем,
Волга Матушка приютит,
Всех приласкает и всех одарит!..
Жили набегами, разбоем, жили войной. Жили — добычей.
Если пришельцы не плыли в Дикое Поле, опускаясь по рекам Дону, Донцу, Хопру и Медведице на челнах — они шли по шляхам — дорогам, положенным, вернее, — протоптанным вдоль этих рек. Дороги эти назывались «военно-дозорными». Главная, протоптанная из Москвы к Крымскому хану, шла по левой, ногайской стороне Донца. Она входила в Дикое Поле, возле речки Деркула, после шла вдоль течения рек Глубокой и Калитвенец к Сокольим горам. За Сокольими горами, за речкою Быстрою лежал первый казачий городок Раздоры Верхние. Нижние Раздоры, или «первая станица атаманская», находились под Кобяковым городищем.
Казаки ставили свои городки по течению больших рек. Городки эти были окружены тыном и терновыми плетнями, перед которыми были глубокие рвы. За тыном, ближе к городку, были валы с деревянными башнями по углам. Внутри такой крепости стояли большие избы, помещавшие по несколько десятков казаков. Иногда весь казачий городок состоял всего из нескольких таких изб-казарм. Возможно, что название Пяти-избянской станицы произошло от того, что когда то в ее городке стояло только пять изб-казарм. Это были в полном смысле военные станы с военным устройством. Этого требовала суровая жизнь в степи, где казаки были окружены врагами-татарами.
