Владимир Соловьев - Древние славяне. Таинственные и увлекательные истории о славянском мире. I-X века
Если достоверны свидетельства византийских историков, в VI веке римский император Тиберий вознамерился сокрушить славян руками воинственных аваров во главе с их каганом Баяном. Собрав тяжеловооруженную и многочисленную (около 600 тысяч человек) конницу, он обрушился на славянские поселения, уничтожая все на своем пути. Считая, что дело сделано и сопротивления не будет, Баян послал к славянским вождям гонцов с требованием принять его власть, покориться и платить ему дань. Гордый ответ славян не заставил себя ждать. «Да разве есть на свете человек, – прочел заносчивый Баян, – который осмелился бы насмехаться над таким народом, как наш? Мы привыкли подчинять другие народы, но не признавать их владычество. Мы не позволим никому править нами, пока можем сражаться и держать в руках оружие».
К сожалению, на протяжении мировой истории не раз бывало так, что военные успехи славянства вскоре обесценивались, ибо славяне побеждали, а противники выигрывали.
Здесь уместна ремарка: со времен Средневековья про славян ходило много небылиц. Так, им приписывали избыточную жестокость и гипертрофированную агрессивность. Современный российский историк А.А. Бычков, к сожалению, принимает подобные измышления за чистую монету и в своей претендующей на сенсационность книге «Происхождение древних славян» (М., 2007), не оспаривая и даже не комментируя, приводит следующий отрывок из «Славянской хроники» немецкого миссионера Гельмольда: «… славяне – народ беспримерной жестокости, который не может жить мирно и не перестает досаждать соседям как на суше, так и на море. Невозможно вообразить все виды смерти, которые они изобрели для уничтожения христиан. Иногда они привязывают конец их кишок к дереву и выматывают их, заставляя ходить вокруг ствола. Иногда они их распинали на кресте, чтобы таким образом посмеяться над символами нашего спасения. Ибо они считают, что нет большего злодейства, чем распятие на кресте. Тех, за кого они решили взять выкуп, они подвергают мучениям и надевают на них путы самым невероятным образом».
Конечно, Гельмольд не беспристрастен и более чем заинтересован представить славян (в данном случае полабских) как можно более дикими и свирепыми. Еще в начале XX века московский профессор Д.Н. Егоров в своей докторской диссертации «Славяно-германские отношения в Средние века…» дал отповедь инсинуациям немецкого хрониста. Его опубликованное в двух томах исследование (М., 1915) – это кропотливый источниковедческий разбор сочинения Гельмольда и опровержение пункт за пунктом его данных, включая приведенные «ужастики». Любителей цитировать соответствующие места из «Славянской хроники» нашлось немало. Так что А.А. Бычков – далеко не исключение, не первый и, по-видимому, не последний. Но вот если бы он познакомился с трудом Д.Н. Егорова, не было бы необходимости по второму кругу доказывать очевидное: славяне нарочно изображены монстрами и изуверами, дабы как-то оправдать кровавое и беспощадное подавление их яростного сопротивления в ответ на насильственное крещение. Пожалуй, пламенная публицистка В.И. Новодворская впадает в другую крайность, когда без тени сомнения уверяет: «Славяне единственные в Европе не знали пыток…», но она, безусловно, права в том, что вовсе не у них была пальма первенства в расправе с недружественными людьми.
Манера некоторых средневековых авторов с тем или иным расчетом выдавать частные, единичные случаи за массовую практику хорошо знакома. При желании и древлян, подвергших киевского князя Игоря изощренной казни, можно представить отъявленными садистами. Ведь они не просто умертвили его, а привязали за ноги к верхушкам двух сведенных вместе пеньковой бечевой гибких деревьев, затем отпустили веревку, и несчастного Игоря разорвало пополам. Что и говорить, жуткая смерть. Но это была крайняя мера, наказание за безудержную алчность князя, который, взяв одну дань, тут же вернулся за другой, решив, что получил слишком мало. То есть древляне специально устроили ему жестокую образцово-показательную казнь в назидание, чтобы другим неповадно было.
Известны две яркие и значимые археологические культуры позднего бронзового и раннего железного века – лужицкая и Черняховская, косвенно повлиявшие на становление протославян. Генетически та и другая связаны с ними лишь гипотетически, но обе сформировались в областях будущего обитания славянского этноса: первая – на территории Восточной Германии, Польши, Чехии и Западной Украины, вторая – на правобережье Днепра. В чем-то эти культуры походили на складывающуюся у праславян, какие-то отдельные черты и особенности они позднее воспроизвели и заимствовали. Скажем, такие элементы лужицкой культуры, как поселки из домиков на столбах и со стенами, обмазанными глиной или забранными досками, получат распространение в жилых строениях славян, а из черняховской они почерпнут навыки земледелия и раннего ремесла. В точности не установлено, кем были носители лужицкой культуры. Одни исследователи относят их к кельтско-италийской языковой группе, другие – к иллирийской. Но польские и чешские археологи не исключают здесь протославянскую, восходящую к глубочайшей древности составляющую. Что же касается «черняховцев», то они – в основном иранцы и фракийцы. Вместе с тем среди них, возможно, уже были и праславяне. Во всяком случае, чисто хронологически (памятники черняховской культуры датируются II–IV веками) это вполне допустимо.
Таинственные готы
Когда о ком-нибудь из русских, чехов, поляков, украинцев и т. д. говорят «типичный славянин» или «настоящая славянка», тем самым обращается внимание на нечто общее, характерное именно для этого этнотипа: разрез глаз, прямой или картошкой нос, высокие скулы, правильные черты лица.
Подчас споры о сущности «славянской расы» и степени ее устойчивости и непроницаемости выходят за рамки научного поля и приобретают откровенно националистическую (с акцентом на «особость», исключительность) окраску.
Есть и противоположное мнение: славяне – не чистый этнос, их кровь – причудливый «коктейль», результат смешения многих племен и народов, которых некогда свела вместе история.
Известное присловье «Поскреби любого русского – проступит татарин» как раз напоминает о плотных контактах восточных славян не только с монголами, но и со степняками или «степью», как собирательно названы в древних летописях половцы, крымцами, ногайцами, кочевья которых пролегали когда по соседству с Русью, а когда и прямо через русские границы.
Примерно так же обстояло дело у южных и западных славян. Их монолитность и этническая стерильность постоянно подвергались проверке на прочность.
Вряд ли сегодня есть сомнения в том, что период Великого переселения народов (IV–VII века) не был тем самым плавильным котлом, в котором кому-либо удалось не утратить свою этническую девственность. Это невозможно, как говорится, по определению. И в то же время, смешиваясь, ассимилируясь, славяне наряду с некоторыми другими народами, по-видимому, в высокой степени сохранили этнонесущее ядро, вобравшее в себя язык, обычаи, особенности.
У. Кеки. Гунны вторгаются в Италию
Генетическая и культурная однородность никогда не была гарантом консолидации славян в единую общность. Происходя из одного лона, они порой быстрее находили общий язык не между собой, а с теми разноэтническими массами, которые на короткое или долгое время становились их соседями по среде обитания.
Единение славян – величина относительная и непостоянная. Пожалуй, заявительно, на уровне риторики, желаний и благих намерений оно присутствует в прошлом, как, впрочем, и в настоящем, обильно и неизменно, но, увы, это больше метафора, золотой миф, плод идеализации, дань традиции и известному направлению (панславизм) общественно-политической мысли, чем реальность. На деле солидарность и взаимопонимание в славянском мире на чаше весов истории уравновешены конфронтацией и разногласием, и временами недружественные отношения внутри отдельных племен и между целыми межплеменными союзами достигали не меньшей остроты, чем конфликты с внешними врагами. Диалектика такова, что братские узы не всегда оказывались достаточными, чтобы жить в ладу, а с не родственными «по крови» племенами и народами вдруг устанавливалась полная близость, налаживались стабильные связи. У восточных славян – предков русских – именно такие отношения сложились, например, с финно-угорскими племенами – мерей, мордвой, муромой и т. д.
Надолго и всерьез исторические судьбы славян пересеклись с готами. На территории современной России (Ярославско-Костромское Поволжье и междуречье Волги и Клязьмы) проживала меря – народ, который в III веке входил в образованное группой восточногерманских племен государство готов.
В начале нашей эры готы населяли южное побережье Балтики и земли по течению нижней Вислы. В первой половине III века они распространили зону своего пребывания до Подунавья, нижнего Приазовья и Крыма. Именно тогда они вошли в плотное соприкосновение со славянскими и финно-угорскими племенами, ставшими их военными союзниками. Через готов (помимо Византии) славяне приобщились к христианству (те приняли эту веру в IV веке в форме арианства) и к рунической письменности. Преломление наследия готов в культуре славян еще ждет обстоятельного исследования.
