Лев Остерман - О, Солон ! История Афинской демократии
Для нас критерий «богатства и силы», разумеется, неприемлем, да и лишен смысла. Но если вернуться к исходному требованию Солона — компетентности и достоинства тех, кому вручается власть в государстве, то политическая концепция Солона и Аристотеля становится вполне современной. Но вернемся к реформе Солона. В своде его законов есть и такие, где видна забота о нравственных основах общественной жизни. Есть, например, закон, наказующий пассивность или безразличие к судьбе общества: «Из основных законов Солона, — пишет Плутарх, — особенно характерен и странен закон, требующий отнятия гражданских прав у гражданина, во время междоусобия не примкнувшего ни к той, ни к другой партии. Но Солон, по-видимому, хочет, чтобы гражданин не относился равнодушно и безучастно к общему делу, оградив от опасности свое состояние…» (Солон. XX) Мне кажется, что Плутарх не совсем прав, предполагая лишь осуждение обывательского эгоизма. И вряд ли своим законом Солон, только что погасивший начало гражданской войны, хотел придать размах будущим вооруженным столкновениям. Представляется другое. Знакомясь с политической жизнью и историей многих народов, Солон, вероятно, не раз наблюдал, как кучке заговорщиков удавалось подчинить себе целый народ только потому, что граждане были разобщены. Каждый сомневался, не окажется ли он в одиночестве, выступив против притеснителей. Если же, опасаясь бесчестия, они сумеют преодолеть свою нерешительность и возьмутся за оружие, то окажутся в таком большинстве, которое легко обратит в бегство узурпаторов. Еще один закон разрешал любому гражданину привлечь к суду не своего обидчика, а того, кто нанес урон другому, даже совсем постороннему человеку, т. е. выступить на защиту любого пострадавшего. Закон призывал граждан к взаимопомощи и сочувствию. Сам Солон, видимо, придавал большое значение духу этого закона. Когда его спрашивали, в каком государстве жизнь устроена всего лучше, он отвечал: «В таком, где за обижаемых не менее их самих вступаются и наказывают обидчика люди, не задетые этим лично».(Там же, XVIII) При заключении брака Солон запретил требовать приданое, разрешив невесте взять с собой только три платья и несколько недорогих вещей. «По его мысли, — пишет Плутарх, — брак не должен быть каким-то доходным предприятием или куплей-продажей; сожительство мужа с женой должно иметь целью рождение детей, радость, любовь».(XX) Реформы Солона подрывали традиционную родовую организацию в Аттике, а тем самым и власть родовой аристократии. Особенно важен был закон, разрешавший произвольное завещание земли. Раньше земля была собственностью рода и завещатель мог ее передать только тому, кто принадлежал к его роду. Новый закон о завещаниях утверждал частную собственность на землю. Между прочим, в этом законе была оговорена недействительность завещания, составленного в состоянии болезни, принуждения или… под влиянием женщины (!). Солон понимал, что скудная земля Аттики не сможет прокормить растущее население и потому будущее Афин должно быть обеспечено развитием торговли с внешним миром. Поэтому его законы поощряли занятие ремеслами, к чему до той поры афиняне относились с высокомерным пренебрежением. В частности, ремесленникам-иностранцам, переселившимся в Афины со всем имуществом и семьей, он предоставил полное афинское гражданство. Один из законов освобождал сына ремесленника от обязанности содержать в старости своего отца, если тот не обучил его ремеслу. В законах Солона ничего не говорится о рабах. В ту пору их еще было очень мало — главным образом женщины в услужении у аристократов и пастухи. Законы Солона спускались даже до таких, казалось бы малозначащих, бытовых подробностей, как запрещение брани и словесных оскорблений в судах, правительственных местах и общественных процессиях. За нарушение закона был назначен штраф в пять драхм — сумма по тем временам немалая, равная стоимости быка. Из них три драхмы шли в пользу оскорбленного, а две государству. Впрочем, по сравнению с отмененными Солоном законами Драконта, где даже мелкая кража каралась смертью (отсюда наше искаженное выражение «драконовы законы»), наказание за брань было не слишком суровым. Плутарх так комментирует снисходительность законодателя в этом случае: «Нигде не сдерживать гнев — это признак человека невоспитанного и необузданного; везде сдерживать — трудно, а для некоторых и невозможно. Поэтому законодатель при составлении закона должен иметь в виду то, что возможно для человека, если он хочет наказывать малое число виновных с пользой, а не многих — без пользы».(XXI) Стремление найти решения общественных проблем, приемлемые для подавляющего большинства граждан и в наименьшей степени опирающиеся на принуждение, характерно для всего законодательства Солона — в большом и малом. Впрочем, разумеется, даже лучшие из законов не могут быть по душе всем без исключения, и Солону, по-видимому, приходилось проявлять определенную твердость духа. У Плутарха мы читаем по этому поводу следующее: «Хотя он отказался от тирании, однако во время своего правления не проявлял особенной мягкости и слабости, не делал уступок лицам влиятельным и в законодательной деятельности не старался угодить тем, кто его избрал. Там, где дело обстояло вполне хорошо, он не применял врачевания и не вводил ничего нового, из опасения, что „если в государстве перевернуть все вверх дном, то у него не хватит сил поставить все на место“ и упорядочить наилучшим образом. Он применял лишь такие меры, которые, по его расчету, можно было провести путем убеждения, или такие, которые при проведении их в принудительном порядке, не должны были встретить сопротивления. По этому поводу он сам говорит: „Я принуждение с законом сочетал!“ Вот почему впоследствии, когда его спросили, самые ли лучшие законы он дал афинянам, он ответил: „Да, самые лучшие из тех, какие они могли принять“».(XV)
Разработка всего кодекса законов заняла у Солона всего один год, пока он был архонтом. Не сохранилось данных о какой-либо процедуре обсуждения и принятия законов Солона. Похоже на то, что афиняне, предоставив ему полномочия, заранее согласились полностью принять новое законодательство. Плутарх сообщает только о том, что законы были записаны на деревянных досках и выставлены на площади для всеобщего ознакомления. Потом народ и ареопаг поклялись общей клятвой исполнять их, а каждый из новоизбранных архонтов впредь приносил на площади особенный обет в том, что если он чем-нибудь преступит эти законы, то посвятит в Дельфы золотую человеческую статую в свой рост. Между тем, сложив с себя обязанности архонта, Солон решил на длительное время удалиться из Афин. Плутарх следующим образом объясняет это решение: «После введения законов к Солону каждый день приходили люди: то хвалили, то бранили, то советовали вставить что-либо в текст или выбросить. Но больше всего было таких, которые обращались с вопросами, осведомлялись о чем-нибудь, просили дополнительных объяснений о смысле каждой статьи и об ее назначении. Солон нашел, что исполнять эти желания нет смысла, а не исполнять значит возбуждать ненависть к себе, и вообще хотел выйти из этого затруднительного положения и избежать недовольства и страсти сограждан к критике. По его собственному выражению: „Трудно в великих делах сразу же всем угодить“. Поэтому под тем предлогом, что ему как владельцу корабля надо странствовать по свету, он попросил у афинян позволения уехать за границу на десять лет и отплыл из Афин: он надеялся, что за это время они и к законам привыкнут».(XXV) Опять-таки, мне кажется, что Плутарх недооценил тонкий психологический маневр Солона. В отсутствие законодателя его законы приобретают характер объективной данности, тем более, что они скреплены клятвой. Если же законодатель находится в городе, то недовольные будут просить его об изменении законов, другие станут настаивать на их сохранении, и это может повести к гражданской смуте. Оснований для опасения такого рода, по-видимому, было достаточно. После отъезда Солона политическая борьба в Афинах затихла не сразу. Был даже год, когда не удалось избрать архонтов (отсюда слово «анархия»). Но все же законы Солона сохранили силу. В их рамках решали афиняне свои социальные проблемы, минуя пагубную дорогу гражданской войны. Когда спустя тридцать пять лет Писистрат хитростью и силой сумел стать тираном в Афинах, даже он не решился отменить законы Солона. Он не ликвидировал и созданные Солоном государственные учреждения, а лишь постарался подчинить их своему влиянию. Солон в ту пору уже давно вернулся и жил в Афинах. Несмотря на преклонный возраст, он бесстрашно боролся против установления тирании друга своей молодости. Обращаясь к афинскому народу, он писал: «Туча рождает великую силу и снега и града, Гром начинает во след молнии яркой греметь. Гибнет от сильных людей государство. Единому мужу По неразумью народ в тяжкое рабство попал. Если возвысится слишком, потом нелегко его будет Нам обуздать, но сейчас надо подумать о всем». (Диоген Лаэртский, I, 49) Выйдя на площадь, Солон призывал сограждан дать отпор тирану, а когда увидел, что страх не позволяет афинянам последовать его призыву, то, согласно Плутарху: «… вернулся домой, взял оружие и встал вооруженный перед дверьми на улице. „Я по мере сил своих, — сказал он, — защищал отечество и законы“.(Солон, XXX) Опасаясь мести тирана, друзья советовали Солону бежать из Афин, но он остался и в своих стихах продолжал упрекать афинян в покорности тирании. Впрочем, Писистрат относился к Солону с почтением, и поэт закончил свои дни мирно, до последних дней не утратив интереса к жизни. Незадолго до своей кончины Солон говорит в одном из стихотворений: „Стар становлюсь, но всегда многому всюду учусь“. (Там же, XXXI) Введенная Солоном демократия современному читателю может показаться урезанной и куцей. Большинство граждан имели право избирать, но не быть избранными на государственные должности. Управление государством, по-прежнему, а теперь еще и на законном основании, оставалось в руках людей богатых и знатных. И все же скачок был огромный. Перечитайте у Гомера, как третировали рядовых воинов герои Илиады. Или описание покорного и безгласного народного собрания в Одиссее. А теперь эти крестьяне-воины имели право требовать отчета у аристократов в делах управления государством, право отказывать им в избрании, судить за злоупотребления властью. Никто не мог стать жертвой насилия и произвола, так как находился под защитой Закона и Суда. Наконец, все важные вопросы жизни государства, в том числе вопросы войны и мира, не могли быть решены кем-то власть имущим за спиной народа, без его согласия и одобрения. Это очень много! И все-таки… Можно ли называть демократией государственное устройство, где власть принадлежала только богатым? И вообще, что такое демократия? Я думаю, что дать универсальное определение демократии невозможно. Это понятие исторически и социально обусловленное. Вне связи с конкретной общественной формацией оно не имеет смысла. Так что государственное устройство, основы которого были заложены реформами Солона, я вправе именовать демократией времен Солона или Афинской демократией VI века до н. э. Полноты власти народ в это время еще не имеет. Позже, в конце следующего века, он ее получит. Тогда можно будет ввести термин „полная“ или „последовательная“ демократия. Или воспользоваться дословным переводом и назвать этот период „народовластием“.
