Дэвид Маккалоу - Вечная тайна лабиринта
Разделенные тысячами лет, два священных алтаря Британских островов по определенно разным причинам воздавали хвалу спирали. В мегалитическом кругу под названием Темпл-Вуд всего в нескольких милях к северу от Акнабрека на боку одного из стоящих камней вырезана разматывающаяся спираль, которая огибает камень и, оказавшись на его более широкой передней стороне, снова закручивается внутрь. Вырезать спираль на камне могли прямо там, где он стоит по сей день, а могли и принести его из какого-нибудь еще более древнего памятника. После тысячелетий скверной шотландской погоды двойная спираль едва различима, но все-таки цела. А в сотнях милях к югу отсюда, в уэльском приморском городке Лланбедр находится еще одна древняя каменная спираль. Деревня, которая когда-то славилась своими морскими ракушками, является местом расположения двух доисторических дольменов и нескольких стоящих камней, а в тамошней церкви на почетном месте содержится гранитный камень со спиральным орнаментом: много лет назад кто-то обнаружил его в холмах и, догадавшись, что находка имеет сакральное значение, принес камень в церковь. Закрученной спирали поклоняются в христианском храме — несмотря на проклятие, наложенное Богом на эдемского змия?
Определенно, спираль будит в нас веру куда более древнюю, чем современные религии.
Конечно, лабиринт не состоит из концентрических кругов с чашей посередине, и изящной спиралью он тоже не является. Но если наложить друг на друга два основополагающих петроглифических образа — круги и спираль, — у нас получится нечто, что после небольшой корректировки становится очень похоже на лабиринт — сложный, самодостаточный рисунок, не имеющий аналога в живой природе. То, что лабиринт — это фигура искусственно созданная, а не естественная, крайне важно. Круги, спирали, линии и точки, покрывающие каменные глыбы в Акнабреке, могли быть подсмотрены во внешнем мире — в здешнем пейзаже, на небе или в костях и внутренностях убитых животных. Временами грань между тем, что было создано человеком, а что — природой, становится почти неразличима. Доверие к современной археологии сильно пошатнулось после того, как геологи указали на то, что многие знаки, которые становились предметом изучения ученых и получали их пространные объяснения (порой даже очень причудливые), в действительности представляют собой всего лишь естественные неровности горных пород. Особенно примечателен случай, когда рисунок на валуне в Клонфинлохе в Ирландии, который археологи интерпретировали как сцену битвы между двумя враждующими племенами, оказался результатом обыкновенной эрозии. Поворотной точкой в культурной эволюции стал момент, когда где-то на свете некий неизвестный скульптор или живописец соединил и развил простые образы, которые он (или, возможно, это была она) подсмотрел в природе — и благодаря этому создал новый, уникальный и совершенно рукотворный образ — лабиринт.
Часть очарования Шартрского собора, в котором находится один из древнейших в Европе церковных лабиринтов, — в том напряжении, которое создает среди красивейших средневековых витражей странное смешение округлых романских и остроконечных готических сводов. Готический дух здесь преобладает, но какой же восторг — наблюдать исторический момент, когда закругленный свод взмывает вверх и вырастает в стрелу, нацеленную в небеса. В Акнабреке тоже есть нечто от подобного напряжения — возможно, это место даже не менее священно, чем Шартрский собор: чаши и круги тут и там накладываются друг на друга, и ветвистые спирали податливо изгибаются, подчиняясь неровностям камня. Иногда кажется, что еще чуть-чуть — и из них сложился бы лабиринт, но все же его здесь еще нет. Среди похожих рисунков на Баллиговане — небольшом и куда менее внушительном валуне в нескольких милях от Акнабрека — историк Найджел Пенник выделил образ, который можно, с некоторой натяжкой, назвать лабиринтом, но мало кто его в этом поддержал. Другие чаши и кольца, образующие лабиринты, обнаруживаются в менее древних (900–500 до н. э.) петроглифах в Понтеведре — области испанской Галисии, но во времена Акнабрека час лабиринта еще не пробил. Кому-то еще предстояло сделать последний шаг в создании первого рукотворного образа.
Неизвестно, на каком языке говорили эти древние скульпторы, но, каким бы он ни был, лабиринтом они свои картинки не называли. Labyrinthus — латинское слово, но происхождение его доподлинно не установлено. Многотомный Оксфордский словарь английского языка, великое средство разрешения конфликтов на почве выяснения происхождения английских слов, признает себя побежденным и даже в самых последних, обновленных изданиях придерживается отговорки «неизвестно», когда дело касается корней слова «лабиринт», но все-таки прибавляет, что предположительно его происхождение — не эллинское. Сэр Артур Эванс, который в начале XX века занимался раскопками (и восстановлением) руин Кносса, предложил очень неплохое решение, которое (по крайней мере, некоторое время) пользовалось большой популярностью. Он отметил, что одним из наиболее распространенных украшений во дворце — как в форме скульптур, так и в виде настенных рисунков — был образ двустороннего топора под названием labrys. Эванс предположил, что первые греческие посетители древних развалин увидели изображения топора (а в те времена они были видны куда отчетливее, чем после того, как их откопал Эванс) и назвали это место labyrinth — место двусторонних топоров. А впоследствии произошла какая-то путаница, и легенду о заключенном Минотавре и его путаных коридорах стали ассоциировать со словом «лабиринт». С некоторых пор большинство этимологов не соглашаются с таким объяснением, но и более удачного варианта тоже не предлагают. В любом случае слово labyrinth, похоже, пришло в английский язык в конце XIV века для обозначения сложного сооружения с большим количеством коридоров (в определении 1387 года упоминаются «закручивания и заворачивания»). Почти пятьдесят лет спустя слово пришло и во французский язык — в значении замысловатой деревянной ограды, использующейся в качестве оборонительного сооружения. Позже во французском появилось еще и слово le dedale (в честь Дедала, легендарного создателя лабиринта) в качестве синонима.
Если labyrinth уходит корнями в античность, то maze («путаница») — это абсолютно северное слово. Оно представляет собой сокращение от amaze («изумлять») и на заре своего существования в древнеанглийском означало «смущать», «сбивать с толку» или «удивлять». Также оно стало обозначать в английском «хитрость» — как у Чосера в «Троиле и Крессиде»: «Простой уловкой это было»[4].
Вариации одного и того же слова с одинаковым значением появлялись во многих скандинавских языках, но в одном норвежском диалекте оно стало означать не «сбивать с толку», а «терять сознание».
На протяжении всего существования слова «лабиринт» и «путаница» в большинстве языков были синонимами, но за последние лет двадцать пять была предпринята попытка избавиться от неразберихи и отделить одно понятие от другого. В результате лабиринтом сегодня принято считать тропу, которая вьется вокруг центральной точки до тех пор, пока не достигнет центра. В лабиринте нет развилок, тупиков и возможности выбора. Лабиринт — уникурсальная конструкция: идти здесь можно только одним путем и только в одну сторону. А вот путаница — мультикурсальна: вариантов выбора пути здесь много, но к центру ведет только один. Путаница — это загадка и, как у Чосера, — уловка, разгадать которую можно не с первой попытки: по дороге к центру есть масса возможностей сбиться с пути и оказаться в тупике. Однако в виде реально существующего изображения загадка-путаница намного моложе лабиринта: впервые она появляется в книгах и садах XVI века.
Впрочем, в других частях земного шара смысл классического семикругового лабиринта может быть совершенно другим. На юго-западе Америки у индейцев хопи для обозначения лабиринта используется слово tapu'at («мать и ребенок»). В Уэльсе для этого есть слово caerdroia (возможно, вариация валлийского словосочетания саег у troiau— «город поворотов», — которое некоторые читают как «Город Троя»). В Индии лабиринт называют kota («крепость» или «город» на хинди). Что же касается Скандинавии, то шведский специалист по лабиринтам Джон Крафт отмечал, что многие каменные лабиринты в его стране называются именами известных разрушенных городов: Троя (наиболее часто используемое название), Иерихон, Ниневия, Вавилон и даже Лиссабон (который, как известно читателям «Кандида», был разрушен во время землетрясения 1755 года).
Археолог Колин Ренфрю писал об интересном феномене: в доисторической архитектуре различных культур и в разных частях земного шара встречаются практически идентичные черты. Например, ступенчатый выступ, при котором каждый последующий горизонтальный ряд камней слегка выступает над предыдущим — до тех пор, пока не образует половину свода или, в более сложных конструкциях, часть купола, — широко использовалась строителями каменного века. Поскольку он встречается и в ирландском Ньюгрейндже, и на греческих островах, одно время была распространена теория о том, что будто бы один древний строитель, житель Микен или, может быть, ирландец, путешествовал по миру (той его части, которая была на тот момент открыта) и — совсем как Дедал — строил по дороге каменные чудеса. Доказательство этому видели в значке, который, как принято было считать, повторял изображение двустороннего топора, высеченного на одном из мегалитов Стоунхенджа. Возможно, топор — если это все-таки был топор — был даже автографом мастера. Ренфрю и другие предлагают намного более простое объяснение, утверждая, что люди, где бы они ни жили, решают технические проблемы одинаково, если располагают одинаковыми — или очень похожими — материалами. Если под рукой у тебя плоские камни и тебе нужно построить арку, ступенчатый выступ (если снова прибегнуть к этому примеру) — наиболее простое и очевидное решение.
