Виктор Наумов - Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников
Разумеется, Зотов мог вести преподавание лишь в рамках собственных, не очень обширных, знаний, но для начального образования этого было вполне достаточно. Царевич быстро и легко научился читать «остро и памятью», то есть наизусть, Евангелие и Апостол, знал порядок церковной службы, умел петь на клиросе «по крюкам» (нотам)(7). Правда, писал он неразборчиво; его почерк до сих пор служит предметом мучений специалистов по Петровской эпохе. Кроме того, Петр навсегда остался не в ладах с орфографией и допускал на письме ошибки, от которых был свободен любой грамотный канцелярист того времени. В целом же, по оценке историка Н. И. Павленко, Петр получил образование «весьма скромное, если не скудное», не пройдя в годы обучения даже курса, который обычно преподавали царевнам. «Между тем, — отмечает историк, — в зрелые годы Петр обнаруживал глубокие познания и в истории, и в географии, артиллерии, фортификации. Этим он обязан собственной одаренности, неутомимой тяге к знаниям и готовности всегда учиться»(8).
Болезненный царь Федор умер 27 апреля 1682 года, за месяц с небольшим до того как Петру исполнилось десять лет. Мальчик был провозглашен царем в обход другого старшего брата, Ивана[3], что привело к стрелецкому бунту — страшному событию в жизни ребенка. На глазах маленького государя родственников и друзей его матери поднимали на пики, рубили на куски, били кнутом, жгли раскаленным железом. Впоследствии приближенные к Петру люди рассказывали иностранцам, что во время ужасов мятежа юный царь сохранял удивительное спокойствие и даже нисколько не изменился в лице, наблюдая дикие кровавые сцены. Современники были склонны видеть в подобном самообладании «признак будущего величия»(9). Но если взглянуть на ситуацию с высоты современных представлений о детской психологии, то можно констатировать, что, по всей видимости, ребенок находился в шоковом состоянии и включилась защитная реакция организма, не позволяющая впасть в истерику или потерять сознание при виде зверских убийств. Ужас был загнан вглубь, что сказывалось впоследствии: проявлявшиеся на протяжении всей жизни Петра Великого нервные тики, частые пароксизмы эпилепсии, внезапные приступы животной ярости — всё это оттуда, с кремлевской площади. Можно не сомневаться, что нервный впечатлительный ребенок в кошмарах вновь и вновь переживал страшные сцены майского дня 1682 года: видел перекошенные от ненависти лица озверевших стрельцов, отрубленные части человеческих тел и лужи крови на мраморных плитах, слышал яростный вой толпы, предсмертные хрипы и вопли истязаемых. И он вырос таким, каким мы его знаем, — личностью с удивительным смешением пороков и добродетелей…
Итогом стрелецкого бунта стало провозглашение диумвирата царей Ивана и Петра при регентстве их сестры Софьи. Наталья Кирилловна была низведена до положения опальной царицы и сочла за благо держаться подальше от кремлевских палат. В 1683 году она вместе с сыном и маленьким двором переехала в Воробьево, а затем — в Преображенское; в этих подмосковных селах они жили преимущественно в теплое время года. А с 1685 года основными местами их обитания становятся Коломенское и Преображенское. Здесь вдовствующая царица с сыном, по выражению современника, князя Бориса Ивановича Куракина, жила «тем, что давано было от рук царевны Софьи», постоянно нуждалась в средствах и вынуждена была тайком принимать денежную помощь от иерархов Русской церкви(10).
Тем не менее им приходилось бывать и в Кремле: юный Петр по положению царя был обязан принимать участие в придворных церемониях, которых насчитывалось великое множество. По установленной Алексеем Михайловичем традиции царская семья периодически отправлялась в Троице-Сергиев, Чудов и другие монастыри. Оба царя и правительница участвовали в крестных ходах в Кремле. Неукоснительно отмечались многочисленные семейные праздники и памятные даты: именины всех членов царствующего дома, годовщины смерти царей Алексея Михайловича и Федора Алексеевича. Тяжелым испытанием для непоседливого Петра являлись пышные и величественные церемонии приема иностранных послов, где молодым царям отводилась декоративная роль. Для Ивана и Петра был изготовлен двойной трон из серебра с высокой и широкой спинкой; за ней скрывались русские дипломаты в роли своеобразных суфлеров, подсказывавших мальчикам, как надо себя вести и что говорить чужеземным гостям.
Одну из таких церемоний описал в 1683 году секретарь шведского посольства Кемпфер: «В приемной палате, обитой турецкими коврами, на двух серебряных креслах под святыми иконами сидели оба царя в полном царском одеянии, сиявшем драгоценными каменьями. Старший брат, надвинув шапку на глаза, опустив глаза в землю, никого не видя, сидел почти неподвижно; младший смотрел на всех; лицо у него открытое, красивое; молодая кровь играла в нем, как только обращались к нему с речью. Удивительная красота его поражала всех предстоявших, а живость его приводила в замешательство степенных сановников московских. Когда посланник подал верящую грамоту и оба царя должны были встать в одно время, чтобы спросить о королевском здоровье, младший, Петр, не дал времени дядькам приподнять себя и брата, как требовалось этикетом, стремительно вскочил с своего места, сам приподнял царскую шапку и заговорил скороговоркой обычный привет: "Его королевское величество, брат наш Карлус Свейский, по здорову ль?"»(11).
Одиннадцатилетний Петр, по отзывам очевидцев, в то время более походил на шестнадцатилетнего юношу. Он был высок ростом, силен, отличался пытливостью ума, быстротой реакции и умением мгновенно оценить происходящее. В то же время в его характере сохранялись детские черты: непоседливость, непосредственность, нетерпеливость. Впрочем, они были свойственны Петру и в зрелые годы. Надоевшие в детстве пышные кремлевские ритуалы на всю жизнь определили ненависть царя к всякого рода церемониям, чопорности и представительности.
Мальчику было скучно и тяжко во дворце, он рвался на улицу — на простор, на воздух. Там он играл со сверстниками, не делая между ними никаких различий; его приятелями становились и княжата, и дети стольников и окольничих, и сыновья конюхов и поваров. Во всей этой пестрой компании юный Петр верховодил не по положению царя, а на правах прирожденного лидера — самого сильного, активного и заводного из мальчишек. Его удивительная харизма проявлялась уже в раннем возрасте, это был вождь от Бога.
Преобразовательная деятельность великого монарха выросла из игры, неукротимой тяги к познанию и разнообразным практическим занятиям. Постепенно забавы на просторах Преображенского и Воробьева приобрели настоящий воинский характер. Из Оружейной палаты и Воинского приказа по требованию царского величества стали привозить уже вовсе не игрушечные пищали, карабины и мушкеты. Вскоре для игры потребовались порох и свинец. В 1683 году, одиннадцати лет, Петр во главе целого отряда сверстников занимался стрельбой из мушкетов в цель.
Вскоре юный царь начал «верстать в свою службу» молодежь из числа спальников и дворовых конюхов, а потом из сокольников и кречетников. Так было образовано две роты «потешных» солдат, которые «прибором охотников» из молодых дворян и других «чинов», в том числе даже из боярских холопов, разрослись в два батальона, около трехсот человек в каждом. Это уже не были «игрушечные» солдатики: за свою «потешную» службу они получали жалованье.
В 1685 году «потешные» под барабанный бой промаршировали полковым строем через Москву из Преображенского в Воробьево. А в следующем году четырнадцатилетний царь завел при своем войске настоящую артиллерию под руководством «огнестрельного мастера» капитана Федора Зоммера. Разумеется, управляться с тяжелыми пушками Петр и его сверстники были еще не в состоянии, поэтому молодой царь взял из Конюшенного приказа «охочих к военному делу» стряпчих-конюхов Сергея и Василия Бухвостовых, Якима Воронина, Данилу Кортина, Ивана Нагибина, Ивана Иевлева и Сергея Черткова и назначил их «потешными» пушкарями. Когда окружавшая Петра молодежь подросла настолько, чтобы вместе с взрослыми образовать «регулярный» полк, все они оделись в мундиры европейского образца. Первым иноземный мундир надел Сергей Леонтьевич Бухвостов — самый ревностный среди «потешных» солдат. Впоследствии Петр заказал бронзовый бюст этого «первого русского солдата», как он называл Бухвостова. Ныне памятник ему поставлен возле станции метро «Преображенская площадь».
В числе «потешных» солдат рано появился Александр Меншиков, в 1687 году в офицеры одного из батальонов был зачислен 26-летний Иван Бутурлин. Чуть позже «потешный» полк стал называться Преображенским по месту расквартирования. Бутурлин получил в нем чин премьер-майора, а сам Петр в 1691 году был произведен в сержанты. Мать подарила ему сержантский кафтан[4] из красного сукна (правда, он не соответствовал форме: Преображенские мундиры должны были быть темно-зеленого цвета, однобортные, с золотыми шнурами и серебряными пуговицами)(12).
