Павел Мельников-Печерский - В лесах (Книга 1, часть 1)
Не вытерпела Аксинья Захаровна, плюнула и вон пошла. Сама за Чапурина из скитов уходом бежала, и к келейницам сердце у ней лежало всегда.
Поспорь эдак Аксинья Захаровна с сожителем о мирском, был бы ей окрик, пожалуй, и волосник бы у ней Патап Максимыч поправил. А насчет скитов да лесов и всего эдакого духовного - статья иная, тут не муж, а жена голова. Тут Аксиньина воля; за хульные словеса может и лестовкой мужа отстегать.
Так исстари ведется. Раскол бабами держится, и в этом деле баба голова, потому что в каком-то писании сказано: "Муж за жену не умолит, а жена за мужа умолит".
Сел за стол Патап Максимыч. Хотел счеты за год подводить, но счеты не шли на ум. Про дочерей раздумывал.
"Хоть и жаль расставаться, а лучше к месту скорей,- думал он.- Дочь чужое сокровище: пой, корми, холь, разуму учи, потом в чужи люди отдай. Лучше скорей тем делом повернуть. Для чего засиживаться?.. Мне же Данило Тихоныч намедни насчет сына загадку заганул... Что ж?.. Дом хороший, люди богобоязные, достаток есть... Отчего не породниться?.. Настасья с Прасковьей не бесприданницы, с радостью возьмут. Жених, кажись, малый складный: и речист, и умен, дело из рук у него не валится... На крещенском базаре потолкуем и, бог даст, порешим... А долго девок дома не держать... Долго ль до греха?"
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вечер крещенского сочельника ясный был и морозный. За околицей Осиповки молодые бабы и девки сбирали в кринки чистый "крещенский снежок" холсты белить да от сорока недугов лечить. Поглядывая на ярко блиставшие звезды, молодицы заключали, что новый год белых ярок породит, а девушки меж себя толковали: "Звезды к гороху горят, да к ягодам; вдоволь уродится, то-то загуляем в лесах да в горохах!"
Стары старухи и пожилые бабы домовничали; с молитвой клали они мелом кресты над дверьми и над окнами ради отогнания нечистого и такую думу держали: "Батюшка Микола милостивый, как бы к утрею-то оттеплело, да туман бы пал на святую Ердань, хлебушка бы тогда вдоволь нам уродилось!" Мужики вкруг лошадей возились: известно, кто в крещенский сочельник у коня копыта почистит, у того конь весь год не будет хромать и не случится с ним иной болести. Но, веря своей примете, мужики не доверяли бабьим обрядам и, ворча себе под нос, копались середь дворов в навозе, глядя, не осталось ли там огня после того, как с вечера старухи пуки лучины тут жгли, чтоб на том свете родителям было теплее. В избах у красного угла толпились ребятишки. Притаив дыханье, глаз не спускали они с чашки, наполненной водою и поставленной у божницы: как наступит Христово крещенье, сама собой вода колыхнется и небо растворится; глянь в раскрытое на един миг небо и помолись богу: чего у него ни попросишь, все подаст.
- Пусти нас, мамынька, с девицами снежок пополоть,- просилась меньшая дочь у Аксиньи Захаровны.
- В уме ль ты, Паранька? - строго ответила мать, набожно кладя над окнами мелом кресты.- Приедет отец да узнает, что тогда?
- Да ведь мы не одни! Все девицы за околицей... И мы бы пошли,- заметила старшая, Настасья.
- Пущу я вас ночью, с девками!.. Как же!.. С ума своротила, Настёнка! Ваше ль дело гулять за околицей...
- Другие пошли же.
- Другие пошли, а вам не след. Худой славы, что ль, захотели?
- Какой же славы, мамынька? - приставала Параша.
- А вот как возьму лестовку да ради Христова праздника отстегаю тебя,- с притворным негодованьем сказала Аксинья Захаровна,- так и будешь знать, какая слава!.. Ишь что вздумала!.. Пусти их снег полоть за околицу!.. Да теперь, поди чай, парней-то туда что навалило: и своих, и из Шишинки, и из Назаровой!.. Долго ль до греха?.. Девки вы молодые, дочери отецкие: след ли вам по ночам хвосты мочить?
- Да пошли же другие,- настаивала Настя. Очень ей хотелось поиграть с девицами за околицей.
- Коли пошли, так туда им и дорога,- ответила мать.- А вам с деревенскими девками себя на ряду считать не доводится.
- Отчего ж это, мамынька?.. Чем же мы лучше их?..- спросила Настасья.
- Тем и лучше, что хорошего отца дочери,- сказала Аксинья Захаровна.Связываться с теми не след. Сядьте-ка лучше да псалтырь ради праздника Христова почитайте. Отец скоро с базара приедет, утреню будем стоять; помогли бы лучше Евпраксеюшке моленну прибрать... Дело-то не в пример будет праведнее, чем за околицу бегать. Так-то.
- Да, мамынька...- заговорила было Настя,- нам бы с девушками посмеяться, на морозце поиграть.
- Сказано, не пущу! - крикнула Аксинья Захаровна.- Из головы выбрось снег полоть!.. Ступай, ступай в моленну, прибирайте к утрени!.. Эки бесстыжие, эки вольные стали - матери не слушают!.. Нет, девки, приберу вас к рукам... Что выдумали! За околицу!.. Да отец-от съест меня, как узнает, что я за околицу вас ночью пустила... Пошли, пошли в моленную! Помялись девушки и со слезами пошли в моленную.- Ишь что баловницы выдумали!..- ворчала Аксинья Захаровна, оставшись одна и кладя меловые кресты над входами и выходами,- ишь что выдумали - снег полоть!.. Статочно ли дело?.. Сведают, что Патапа Максимыча дочери по ночам за околицу бегают, что в городу скажут по купечеству?.. Срам один... Просто срам... Долго ль девкам навек ославиться?.. Много недобрых-то людей... Как пить дадут - наплетут, намочалят невесть чего!.. И что им, глупым, захотелось за околицу!.. Чего не видали?.. Снег полоть, холсты белить!.. Да придется разве им холсты-то белить?.. Слава богу, всего припасено, не бесприданницы... А теперь, поди, у девок за околицей смеху-то, балованья-то что!.. Была и я молода, хаживала и я под Крещенье снежок полоть... Точим балясы до вторых петухов; парни придут с балалайками... Прибаутками со смеху так и морят... И чего-то, чего не бывало!.. Ох, согрешила я, грешница!.. А хочется девонькам за околицу... Ну, да им нельзя, хорошего отца дети; нельзя!.. Ох, девичья пора!.. Веселья все хочется, воли... Девоньки, мои девоньки!.. и пустила б я вас, да как сам-от приедет, как сам-от узнает... Тогда что ?..
В то время гурьба молодежи валила мимо двора Патапа Максимыча с кринками, полными набранного снега. Раздалась веселая песня под окнами. Пели "Авсень", величая хозяйских дочерей:
Середи Москвы
Ворота пестры,
Ворота пестры,
Вереи красны.
Ой Авсень, Таусень!..
У Патапа на дворе,
У Максимыча в дому
Два теремушка стоят,
Золотые терема.
Ой Авсень, Таусень!..
Как во тех во теремах
Красны девицы сидят,
Свет душа Настасьюшка,
Свет душа Прасковьюшка.
Ой Авсень, Таусень!..
- О, чтоб вас тут, непутные!..- вздрогнув от первых звуков песни, заворчала Аксинья Захаровна, хоть величанье дочерей и было ей по сердцу. По старому обычаю, это не малый почет.- О, чтоб вас тут!.. И свят вечер не почитают, греховодники!.. Вечор нечистого из деревни гоняли, сегодня опять за песни... Страху-то нет на вас, окаянные!
Гурьба парней и девок провалила. Какой-то отсталой хриплым, нестройным голосом запел под окнами:
Я тетерку гоню,
Полевую гоню:
Она под куст,
А я за хвост!
Авсень, Таусень!
Дома ли хозяин?
- Мать пресвята богородица! - всплеснув руками, вскликнула Аксинья Захаровна.- Микешка беспутный!.. Его голос!.. Господи! Да что ж это такое?..
Пьяный голос слышен был у ворот. Кто-то стучался. Сбежав в подклет, Аксинья Захаровна наказывала работникам не пускать на двор Микешку.
- Хоть замерзни, в дом не пущу. Не пущу, не пущу! - кричала она.
Заскрипел снег под полозьями. Стали сани у двора Патапа Максимыча.
- Приехал,- весело молвила Аксинья Захаровна и засуетилась.- Матренушка, Матренушка! Сбирай поскорей самоварчик!.. Патап Максимыч приехал.
В горницу хозяин вошел. Жена торопливо стала распоясывать кушак, повязанный по его лисьей шубе. Прибежала Настя, стала отряхивать заиндевелую отцовскую шапку, меж тем Параша снимала вязанный из шерсти шарф с шеи Патапа Максимыча. Ровно кошечки, ластились к отцу дочери, спрашивали:
- Привез гостинцу с базару, тятенька?
- Тебе, Параня, два привез,- шутил Патап Максимыч,- одну плетку ременную, другу шелковую... Котору прежде пробовать?
- Нет, тятенька, ты не шути, ты правду скажи.
- Правду и говорю,- отвечал, улыбаясь, отец.- А ты, Параня, пока плеткой я тебя не отхлыстал, поди-ка вели работнице чайку собрать.
- Сказано, уж сказано,- перебила Аксинья Захаровна и пошла было в угловую горницу.
- Ты, Аксинья, погоди,- молвил Патап Максимыч.- Руки у тебя чисты?
- Чисты. А что?
- То-то. На, прими,- сказал он, подавая жене закрытый бурак, но, увидя входившую канонницу, отдал ей, примолвив: - Ей лучше принять, она свят человек. Возьми-ка, Евпраксеюшка, воду богоявленскую.
Аксинья Захаровна с дочерьми и канонница Евпраксия с утра не ели, дожидаясь святой воды. Положили начал, прочитали тропарь и, налив в чайную чашку воды, испили понемножку. После того Евпраксия, еще три раза перекрестясь, взяла бурак и понесла в моленну.
- В часовне аль на дому у кого воду-то святили? - садясь на диван, спросила у мужа Аксинья Захаровна.
- У Михаила Петровича у Галкина, в деревне Столбовой,- ответил Патап Максимыч.
