Лоуренс Рис - Нацисты: Предостережение истории
Как же стало возможным, что культурная нация, в самом сердце Европы, позволила прийти к власти этому человеку и нацистской партии, которую он возглавлял? Зная о страданиях и разорениях, которые нацисты принесли человечеству, сейчас кажется почти непостижимой мысль о том, что Адольф Гитлер стал канцлером Германии в 1933 году вполне конституционным путем.
Одно из широко распространенных объяснений того, как нацисты достигли власти, основывается на характере Гитлера. Ни одна из реальных исторических личностей не обсуждалась так широко; например, биографий Гитлера в два с лишним раза больше, нежели биографий Черчилля. Сами нацисты, объясняя собственный успех, доходили в своих биографических исследованиях до крайностей. Сторонники Гитлера в нацистской партии пришли к заключению, что он не простой смертный, а сверхчеловек. «Гитлер одинок. Как Бог. Гитлер как Бог»1, – сказал Ганс Франк, рейхсминистр юстиции, в 1936 году. Юлиус Штрайхер, нацист с особой любовью к преувеличениям, шагнул еще дальше: «Христос и Гитлер выдерживают сравнение только в одном или двух исключительных моментах: Гитлер – слишком великий человек, чтобы сравнивать его со столь незначительной личностью»2. А в 1930-х годах в немецких детских садах появилась новая молитва: «Дорогой Фюрер, мы любим тебя, как папу и маму. Так как мы принадлежим им, так мы принадлежим и тебе. О Фюрер, прими нашу любовь и веру!»3
Вот еще одно из объяснений прихода нацистов к власти, которое нацистский министр пропаганды Йозеф Геббельс хотел внушить всему миру. Он лично спрашивал Гитлера после того, как прочитал «Майн кампф»: «Кто этот человек? Наполовину плебей, наполовину бог! Воистину Христос или всего лишь Иоанн Креститель?»4 Согласно нацистской версии истории, Гитлер, избранник судьбы, пришел к власти в Германии во многом так же, как две тысячи лет назад Христос пришел спасти мир. В обоих случаях их успех был предопределен их сверхчеловеческой судьбой. Это объяснение, хоть обычно и не в такой крайней форме, в некоторых кругах до сих пор остается популярным объяснением того, как нацисты пришли к власти. Это совпадает с желанием многих людей понять прошлое просто в понятиях истории «великих людей», которые кроят мир по своей воле, невзирая на обстоятельства вокруг них. Но с этим объяснением, как ответом на вопрос: «Каким же образом нацисты пришли к власти?», есть просто одна загвоздка: такое объяснение ложное.
Ведь нацистская партия участвовала во всеобщих выборах в Германии в мае 1928 года. На тот момент Гитлер уже был лидером партии лет семь. И к тому моменту немецкий народ имел полную возможность лицезреть его сверхчеловеческие качества и попасть под его гипнотические чары. Но нет, на тех выборах нацистская партия завоевала ровно 2,6 процента голосов избирателей. В секретном правительственном докладе от 1927 года имеется выразительная, в контексте того времени, оценка нацистов. Согласно этому документу, «нацистская партия не имеет сколько-нибудь значительного влияния на большую часть населения»5. Таким образом, суждение о том, что Гитлер имел гипнотическое или почти божественное влияние на немцев, невзирая на обстоятельства, является чепухой. Безусловно, Гитлер был незаурядной личностью, и его воздействие на ход событий нельзя недооценивать, однако суть его характера не является достаточным объяснением ни появления нацизма, ни прихода нацистов к власти. Факт заключается в том, что Гитлер и нацисты просто в такой же степени зависели от условий своего времени, как и все мы. Независимо от того, кем был Гитлер, но только из-за коллаборационизма, слабости, просчетов и терпимости других нацисты и смогли прийти к власти. Несомненно, если бы не кризис, который потряс весь мир, нацистская партия вообще не смогла бы появиться.
Когда Германия капитулировала и в ноябре 1918 года закончилась Первая мировая война, в немецкой армии многие не могли понять, почему случилась эта катастрофа. «Мы и правда были поражены, – говорит немецкий ветеран войны Герберт Рихтер, – потому что совершенно не чувствовали себя побежденными.
Войска на передовой не ощущали своего поражения, и мы были удивлены, почему прекращение военных действий произошло так быстро и почему мы так быстро оставили свои позиции, ведь мы же были на вражеской территории; все это нам казалось странным». Воспоминания Герберта Рихтера о своих чувствах и чувствах его товарищей по поводу капитуляции до сих пор отчетливы. «Мы были разгневаны, потому что не чувствовали, что у нас нет больше сил». И эта ярость имела свои опасные последствия.
Те, кто испытывал такие чувства, сразу же стали искать виновных во внезапном прекращении огня и в подозрительных для них условиях перемирия. Распространился миф об «ударе ножом в спину» – мол, пока немецкие солдаты жертвовали жизнями в окопах, другие, в тылу, на родине, предавали их. Кто были эти «другие»? Это были левые, левые политики, так называемые ноябрьские преступники, которые согласились с унизительным перемирием 1918 года. Германия в конце 1918 года впервые в своей истории обратилась к демократии. И политикам стало понятно, что продолжение войны бессмысленно, что Германия войну проигрывает. Но многие солдаты смотрели на это иначе: им обстоятельства поражения Германии в ноябре 1918 года принесли только позор и бесчестие.
В Баварии, части южной Германии, это чувство предательства особенно сильно ощущалось многими солдатами, вернувшимися из окопов, и гражданскими правых политических взглядов. Мюнхен, столица Баварии, в 1919 году пребывал в состоянии хаоса. В феврале был убит политик-социалист Курт Эйснер[2]. Это убийство привело к массовым беспорядкам и имело значительные политические последствия. В апреле 1919 года была образована недолговечная Баварская советская республика (Bayerische Räterepublik), а затем создано правительство, возглавленное коммунистами. 1–2 мая вооруженные силы правых, состоящие из частей германских войск и отрядов фрайкора (Freikorps)[3], взяли Мюнхен, жестоко подавив сопротивление коммунистов и устроив массовый террор. Сам факт существования этого последнего возглавляемого коммунистами мюнхенского правительства ясно показал многим в этой традиционно консервативной части Германии, что их страх перед коммунистами был небезосновательным. «Да здравствует мировая революция!» – такими словами заканчивается одна из брошюр Коммунистической партии Германии того периода – одно из многих творений агитационной продукции, которая питала паранойю правых и создавала атмосферу, в которой могли процветать радикальные партии, противостоящие коммунистам.
Была еще одна, более зловещая причина, по которой Баварская советская республика произвела такое устойчивое впечатление на сознание правых. Большинство лидеров этого переворота левых были евреями. Это способствовало обострению предубеждения, что за всем злом и несправедливостью в Германии стоят евреи. Распространялись слухи о том, как евреи уклонялись от службы в армии и что не кто иной, как еврей в правительстве – Вальтер Ратенау[4], – тайно способствовал столь унизительному перемирию. Да и сейчас, согласно нагромождавшейся лжи, немецкие евреи продавали страну в рамках всемирного заговора, организованного международным еврейством.
По иронии судьбы эта ложь была действенна именно потому, что в Германии тогда жила всего лишь горстка евреев. В июне 1933 года их насчитывалось только 503 000, какие-то 0,76 процента населения; и, в отличие от еврейского населения других европейских стран, таких как Польша, они были относительно ассимилированы. Парадоксальным образом это сыграло на руку немецким антисемитам, поскольку при отсутствии большого количества евреев во плоти и крови мог распространяться фантастический образ еврейства, в котором евреи воплощали все, что не нравилось правым силам в послевоенной Германии. «С политической точки зрения многим людям было очень легко сосредоточить свое внимание на евреях, – говорит профессор Кристофер Браунинг. – Еврей стал символом левого политика, капиталиста-эксплуататора, разного рода авангардного эксперимента в культуре, секуляризации – всего того, что вызывало неприятие у довольно широкой консервативной части политического спектра. Еврей стал идеальным политическим раздражителем».
В течение сотен лет немецкие евреи были жертвами предрассудков и не допускались во многие сферы общественной жизни. И лишь только во второй половине XIX века им было разрешено владеть землей и возделывать ее. Германия после Первой мировой войны оставалась страной, где антисемитизм все еще был обычным явлением. Ойген Левине, немецкий еврей, выросший в Берлине в 1920-е годы, страдал в детстве лишь из-за того, что был евреем. До четырех или пяти лет он играл с другими детьми нееврейского происхождения. А затем, когда вернулись домой их старшие братья, сверстники стали говорить ему: «Грязный еврейчик, тебе нельзя здесь играть, уходи». «Другие дети были тихими, – говорит Ойген Левине, – но эти мальчики уже были полны духом антисемитизма. Однажды один из старших мальчиков избил меня, ведь шестилетнему ребенку не по силам тягаться с четырнадцатилетним». Помимо этого жестокого случая он испытал на себе проявление антисемитизма в виде довольно странного ритуала: «В любой новой школе на первой утренней переменке ты получал тумака, потому что ты – еврей; а затем все наблюдали, на что ты способен, и ты вынужден был драться. И если ты давал сдачи – тебе не нужно было даже побеждать – если ты давал должный отпор, они оставляли тебя в покое».
