Леонид Млечин - Случайная война: Вторая мировая
Выход из Лиги Наций в 1933 году, возвращение Саарской области (отданной под управление Лиги Наций), введение всеобщей воинской службы и создание вермахта в 1935-м, ввод войск в Рурскую область в 1936-м, присоединение Австрии к Германии в 1938 году — все это казалось национальным триумфом. Немцы вновь и вновь убеждались в слабости западных держав и гении Гитлера как государственного деятеля.
До поры до времени немцы радовались возрождению армии. Гордились оружием, которое они производили, с энтузиазмом работали. Введение всеобщей воинской повинности в марте 1935 года встретили как праздник.
Составитель доклада запрещенной социал-демократической партии писал:
"Огромный энтузиазм 17 марта. Весь Мюнхен вышел на улицы. Можно заставить людей петь, но нельзя заставить петь с энтузиазмом. Я помню 1914 год и могу только сказать, что даже объявление войны тогда не произвело на меня такого впечатления, как прием, оказанный в городе Гитлеру 17 марта…
Вера в политические таланты Гитлера и в его честность растет. Гитлер набирает популярность. Многие его любят".
Впервые немцы встревожились во время Судетского кризиса летом 1938 года, когда возникла реальная угроза войны. Но западные державы в конце сентября подарили Гитлеру в Мюнхене еще один мирный триумф во внешней политике, хотя он и старался его избежать — потому что искренне жаждал войны с Чехословакией.
После мюнхенского сговора Гитлер говорил генералам:
— В значительной степени все зависит от меня, от моего существования, от моих политических способностей. Ведь это факт, что такого доверия всего немецкого народа, каким пользуюсь я, не приобрести никому. В будущем наверняка не найдется никого, кто имел бы больший авторитет, чем я. Итак, мое существование является фактором огромного значения.
Покорность судьбе, а не энтузиазм — вот реакция немцев на войну в сентябре 1939 года. Адольф Гитлер исчерпал возможности роста популярности. Большинство населения хотело мира. Гитлер же искал войны. Выступая в Мюнхене перед редакторами нацистских газет, фюрер признал необходимость обманывать сограждан:
— Обстоятельства заставляли меня десятилетиями говорить только о мире. Только благодаря тому, что я делал упор на стремление Германии к миру, стало возможным вооружить немецкий народ оружием, необходимым для следующего шага.
Для абсолютного большинства немцев восстановление национальной гордости и военной силы, отказ от Версальского мира, возвращение в состав Германии австрийских и судетских немцев было главной целью. Большинство не понимало или не хотело понять, что для Гитлера и нацистов это было только прелюдией к большой войне.
Гитлеру приписывают и установление твердого порядка в стране. В годы Веймарской республики нацистская пропаганда приложила немало усилий для того, чтобы представить жизнь в демократической стране как катастрофическую. Преувеличивалась преступность, декадентство, социальные беспорядки и насилие (большая часть которого была действиями самих нацистов). Придя к власти, Гитлер выставлял себя борцом за справедливость и мораль, поборником закона и порядка. Когда в июне 1934 года Гитлер устранил зарвавшееся и бесконтрольное руководство штурмовых отрядов во главе с начальником штаба СА Эрнстом Рёмом, это было воспринято как же-стокая, но необходимая акция. Многие немцы хотели избавиться от крайне непопулярных вождей штурмовиков, которые публично выражали разочарование неспешностью правительства в проведении популистской политики. А правое крыло общества брезгливо говорило о "плебейской дегенерации" страны.
Выступая в рейхстаге 13 июля 1934 года, Гитлер принял на себя ответственность за убийства недавних товарищей. С презрением говорил о гомосексуализме и роскошной жизни Эрнста Рёма и других вождей штурмовиков, как будто бы не знал об этом раньше. То, что было жестоким маккиавелиевским заговором в борьбе за единоличную власть, рисовалось шагом, необходимым для устранения внутренней угрозы, для устранения коррупции и аморальности.
— Если кто-то спросит меня, почему я не отправил эти дела в суд, — говорил Гитлер, — то я могу объяснить — в этот решающий час я один отвечал за судьбу германского народа и я был единственным судьей! И потому приказал расстрелять главарей предателей!
Мало кто осудил заведомое беззаконие и массовые убийства. Большинство немцев одобрило действия Гитлера, искореняющего зло, опасное для общества. "Благодаря энергичным действиям, — говорилось в одном партийном донесении, — фюрер завоевал широкие массы, особенно тех, кто еще с недоверием относится к движению. Им не просто восхищаются, он становился идолом".
Социал-демократы фиксировали, что немцы благодарны фюреру за то, что он занимается наведением порядка. После войны, когда признают его "ошибки" — мировую войну, смерть миллионов, разрушение собственной страны, — ему все еще будут ставить в заслугу "очищение Германии", наведение порядка, утверждение морали и борьбу с преступностью, когда стало безопасным ходить по улицам вечером…
Геббельсовским пропагандистам он был обязан образом сурового, но понимающего отца нации, который ради страны пожертвовал нормальной жизнью и отказался от возможности иметь семью, который работает день и ночь ради блага Германии. Как бы ни критиковали его акции и поведение партийных чиновников, с которыми люди встречались ежедневно, на Гитлера это не распространялось. Считалось, что он вне мелких материальных интересов, коррупции и жадности партийных секретарей.
Каждый год выпускались сборники фотографий о "личной жизни" Гитлера — "Гитлер, которого никто не знает" (1932), "Молодежь вокруг Гитлера" (1934), "Гитлер в горах" (1935), "Гитлер не на работе" (1937). Немцы должны были увидеть в фюрере человека из народа, простого и доступного. Родители часто называли младенцев Адольфами, хотя местные власти получили указание препятствовать этому, чтобы имя фюрера не произносилось всуе. В основном Гитлером восхищались фанатичные нацисты, но и многие другие немцы признавали какие-то стороны его культа.
Преследование гомосексуалистов, цыган и асоциальных элементов эксплуатировало социальные предрассудки и воспринималось как забота о единстве нации. Его борьба с главными врагами — большевизмом, мировой плутократией и евреями — расценивалась как стремление защитить страну.
Антисемитскую паранойю Гитлера разделяли не все немцы. Но массированная пропаганда широко распространила нелюбовь к еврейскому населению, поэтому яростная антисемитская политика нацистов не вызвала сопротивления. Нацистам удалось доказать всему населению, что "еврейский вопрос" существует и должен быть решен.
Открытое насилие против евреев во время "хрустальной ночи", всегерманского погрома в ноябре 1938 года, не встретило поддержки даже среди нацистов. Не понравились грубые методы, разбитые витрины, грабежи. Во время "хрустальной ночи" убили девяносто одного еврея, множество — до тысячи — забили насмерть надзиратели в концлагерях. Один из видных немецких дипломатов Ульрих фон Хассель описал в дневнике состояние ужаса, испытанное нормальными людьми при виде этой акции. Хассель примкнул к антигитлеровской оппозиции…
Адольф Гитлер дистанцировался от погрома, устроенного по его приказу. Но немцы уже согласились с тем, что евреям нет места в Германии. Евреи воспринимались как угроза для страны. Был и другой мотив. Программа ариезации в 1938 году означала, что имущество евреев просто отбирали в чью-то пользу. В масштабах страны это было незаметно, на состояние экономики не повлияло, но отдельные люди нажились и были благодарны фюреру.
Партия распространила влияние на все секторы общества. Миллионы немцев так или иначе были с ней связаны. Партийные секретари и аппаратчики занимали должности и руководящие кресла, продвигались по карьерной лестнице в системе, которая целиком и полностью зависела от фюрера. Боролись за продвижение по этой лестнице, за внимание начальства в вождистской системе.
Вернер Вилликенс, статс-секретарь в прусском министерстве сельского хозяйства и председатель Имперского земельного союза, в феврале 1934 года говорил:
— Всякий понимает, что фюрер едва ли в состоянии определить все, что он хотел бы сделать. Но всякий, кто занимает должность в сегодняшней Германии, добивается успеха, только если следует пожеланиям фюрера.
Разумеется, помимо фанатиков в стране были скептики. И хотя они не могли высказать это открыто, — инакомыслящие, люди, презиравшие Гитлера и ненавидевшие нацизм по моральным соображениям. Однако очень трудно, почти невозможно было противостоять Гитлеру во время его триумфов. Пропаганда создавала атмосферу тотального восхищения, что тоже нельзя сбрасывать со счетов. Миллионы немцев, которые могли быть против нацистов или как минимум выражать сомнения, вынуждены были публично демонстрировать полнейшую поддержку политике партии и правительства.
