Валуев Валерьевич - Лишенцы в системе социальных отношений
Но некоторые из студентов отчисленные из-за отсутствия прав голоса у них самих или и у их родителей возвращались на учебу. Для своего восстановления им приходилось доказывать, что они либо не поддерживают связи со своими родителями, либо что их родители умерли, либо что их родители или близкие родственники сменил род деятельности, и благодаря этому перешли в разряд «трудовых» сословий. Учитывалась также активная общественная деятельность и «правильные» политические взгляды студента. В приказе правления Смоленского университета от 18 марта 1930 г. в частности говорилось: «Восстановить в правах студентов Байдалину З. А. 2-го курса естественного отделения педфака, принимая во внимание, что её отец (служитель культа) умер за 12 лет до её поступления в университет, и в настоящее время студентка не лишена избирательных прав. За скрытие социального происхождения при поступлении — объявить Байдалиной строгий выговор. Предложить т. Байдалиной принять активное участие в общественной работе по заданиям студорганизаций»[266].
Только в конце 1935 г. ЦИК СССР отменил все «установленные при допущении к испытаниям и при приёме в высшие учебные заведения и техникумы ограничения, связанные с социальным происхождением»[267].
Законодательство 1920–30-х гг. не запрещало напрямую принимать в средние и начальные школы детей лишенцев. Тем не менее, обычной практикой в их отношении уже в первые годы советской власти было «ограничение — в связи с нехваткой мест — права учиться в школах»[268]. К концу 1920-х гг. вопрос о получении детьми лишенцев среднего образования начал подниматься всё более активно. Некоторые местные активисты предлагали изгонять из школ тех учеников, чьи родители были лишены избирательных прав. Так, учитель Мощинковской волости Смоленского уезда Н. М. Гусев, обращаясь в своём заявлении к Президиуму уездного съезда Советов, состоявшемся в апреле 1929 г. писал: «При приёме в школу мы не должны принимать чуждых нам элементов, но если мы видим, когда ученик находится в последних классах школы повышенного типа; но у него отец дъячёк, если всё это известно, не скрыто, и есть свободные места, то он может окончить школу. Если в школе находятся дети лишенцев, торговцев и попов, но они скрывали свое социальное положение, таких нужно исключить»[269]. Подобные настроения нашли своё частичное отражение в постановлении Оргбюро ЦК ВКП (б) по Западной области от 5 апреля 1929 г. Оно допускало «исключение из школ II ступени по социальному признаку в отношении переростков, лично лишенных избирательных прав»[270]. Сходные ограничения для учеников, чьи родители были лишены избирательных прав, вводились и в других областях и краях. Это привело к тому, что 27 апреля 1929 г. СНК РСФСР принял постановление «запрещающее исключать из школ детей лишенцев»[271].
К началу 1930 г. в школах второй ступени Западной области обучалось 22 647 человек, из них 524 или 2,4 % были детьми лишенцев[272]. Таким образом, количество школьников, происходивших из подобных семей лиц лишённых прав голоса, было невелико. Тем не менее, в некоторых школах второй ступени было много «социально чуждых». Наибольшей «засорённостью» отличалась Почепская школа Клинцовского округа. В ней в начале 1930 г. было «батраков — 1, бедняков — 2, а детей лишенцев, чужаков — 89»[273]. В школах Износковского района ещё в 1929 г. дети лишенцев — «попов, кулаков и прочей нечисти» составляли 5 % от общего числа учащихся[274].
В феврале 1930 г. постановлением президиума Западного облисполкома была введена плата за обучение в средних и начальных учебных заведениях. При этом если в городах за образование своих детей должны были платить все граждане, то на селе плата за обучение устанавливалась «лишь для лиц, живущих на нетрудовой доход (занимающихся торговлей или владеющих промышленными предприятиями), а также тех лиц, занимающихся сельским хозяйством или промыслами, которые лишены избирательных прав, и служителей религиозных культов»[275].
Некоторое облегчение учащимся лишенцам принесло постановление ЦИК от 26 февраля 1930 г. Оно запрещало исключать детей лишенцев из школ или не принимать их в дошкольные начальные и средние учебные заведения, взимать с них повышенную плату за обучение[276]. В постановлении ЦИК СССР от 22 марта о борьбе с нарушениями избирательного законодательства также предлагалось ликвидировать практику исключения детей лишенцев из школ[277]. Эти меры были восприняты многими гражданами как явное свидетельство либерализации политического режима. Известный писатель М. М. Пришвин записал в своём дневнике 2 марта 1930 г.: «Вчера было напечатано распоряжение о том, чтобы в средних школах не мучили детей лишенцев за их лишенство. Так резко выделялись эти строки среди человеконенавистнических, что все это заметили, и все об этом говорили»[278]. Но уже вскоре, как отмечает Ш. Фицпатрик, «наркоматы просвещения России и Украины обнаружили, что местные власти просто-напросто игнорируют их инструкции, запрещающие проводить чистки в школах»[279]. В ходе этих чисток из школ по прежнему в первую очередь изгонялись дети граждан, лишенных избирательных прав.
Лишение избирательных прав для городского жителя, влекло за собой ряд существенных бытовых ограничений. В первую очередь это касалось жилищных условий. В эпоху военного коммунизма регулярно проводились кампании по выселению «паразитических и эксплуататорских элементов» из их жилищ. Под это определение чаще всего подпадали представители буржуазии, бывшие чиновники и священнослужители, которые не имели избирательных прав по Конституции. Тем не менее, отсутствие у человека права голоса само по себе ещё не было определяющим фактором при решении вопроса о правомерности обладания им данной жилплощадью. Основы советской жилищной политикой сложились к середине 1920-х гг. В постановлении ЦИК СССР «О жилищной кооперации» от 19 августа 1924 г. указывалось, что членами жилищно-арендных кооперативных товариществ, рабочих и общегражданских жилищно-строительных кооперативных товариществ могут быть только граждане обладающие избирательными правами. При этом утрата таковых прав автоматически влекла за собой «выбытие из состава товарищества». Арендно-кооперативному товариществу предоставлялось право пользоваться всей площадью домовладения, в границах которого оно было создано. Оговаривалось, что «остающаяся за распределением между членами жилищного товарищества часть жилой площади, а также нежилая площадь, могут сдаваться лицам, не имеющим права быть членами жилищного товарищества» т. е. лишенцам. Члены рабочего жилищно-строительного кооперативного товарищества, в случае лишения их избирательных прав, вслед за изгнанием их из товарищества утрачивали и «права на занимаемые ими помещения». Деньги, которые они ранее вносили в счёт пая, подлежали «возвращению за вычетом части, падающей на амортизацию находившейся в их пользовании площади». Жилищно-кооперативные товарищества всех видов могли объединяться в единые городские и губернские союзы жилищной кооперации. Органами управления союзов являлись собрания уполномоченных. Занимать эту должность могли только граждане, обладающие избирательными правами[280].
Наступление на жилищные условия лишенцев продолжалось во второй половине 1920-х гг. По постановлению ВЦИК и СНК РСФСР от 1 августа 1927 г. все граждане получали право на «самоуплотнение». В соответствии с ним владельцы или съёмщики жилья могли вселить на излишки своей площади любого человека. Излишками считалась площадь, превышавшая санитарную норму — 8 кв. м. на одного человека. Вселившийся жилец получал право на занимаемую им площадь. Данное право необходимо было реализовать в течение трёх недель. Затем вопрос о «самоуплотнении» передавался на разрешение домоуправлению. Кроме того, он находился под постоянным контролем со стороны районных советов и органов милиции. Как отмечает Н. Б. Лебина, исследовавшая советскую жилищную политику 1920–30-х гг.: «„самоуплотнению“ в первую очередь подверглась категория „лишенцев“»[281]. В апреле 1929 г. ВЦИК и СНК РСФСР приняли постановление об ограничении проживания в муниципальных и национализированных домах и о выселении бывших домовладельцев из этих домов. К середине лета 1929 г. «людям подлежащим выселению представители домоуправлений вручили извещения о необходимости освободить жилую площадь. В случае отказа подчиниться постановлению выселение происходило административным путём»[282]. При проведении выселения решающим фактором являлось, то, что гражданин был лишён избирательных прав за торговлю, эксплуатацию наемного труда, нетрудовые доходы или за принадлежность к духовному сословию. Определенные надежды у лишенцев, изгоняемых из жилья, вызвало постановление ЦИК СССР от 22 марта 1930 г., в котором местным властям предлагалось среди прочего прекратить выселение граждан, не имеющих права голоса из квартир[283].10 апреля 1930 г. подобное же постановление принял и Президиум ВЦИК[284].
