Григорий Гершуни - Из недавнего прошлого
Что-то нас ждет там в пересыльной тюрьме? В Шлиссельбурге мы сжились; начальство скандалов не хотело, и жизнь с этой стороны текла мирно. По существу мы лишенные прав, каторжане. Начальству может заблагорассудиться показать над нами свою власть, это значит - бесконечная упорная война. Мы сговорились на первых же порах отстаивать свое положение, войны не вызывать, но если администрация ее вызовет, - не сдаваться и идти последовательно до конца.
К вечеру приблизились к Москве. Наш вагон отцепили и отвели на какой то другой путь. Через некоторое время явился жандармский полковник с офицером; у полотна ждал целый эскадрон. Наш караул запротестовал: они {244} де имеют приказ сдать только тюремному начальству, в здании самой тюрьмы. Долго велись переговоры, пока порушили на том, что эскадрон отправится к тому месту, где мы будем высаживаться, и будет эскортировать нас, а в каретах повезет шлиссельбургский конвой.
Долго возили вагон взад и вперед, потом повезли по какой то ветке. Остановились. Слышны свистки, команда, ржание лошадей. После бесконечной возни, проверки, наконец предложили выходить: каждый арестант с одним офицером и двумя унтерами. Вышли. Чистое поле, засыпанное снегом. Вдали дорога. Там кареты. От вагона до кареты сплошная шпалера полиции и конных жандармов, вооруженных винтовками. Уселись в кареты, окруженный тесным кольцом верховых и куда-то понеслись. Ехали долго. Наконец въезжаем в какие-то железные ворота, к подъезду, залитому электричеством.
Тут тоже бесконечная полиция, какие-то офицеры, штатские. Вводят в какой-то громадный, сводчатый не то зал, не то сарай. Это, оказывается, так называемая сборная Бутырской тюрьмы. Полумрак, грязные, запыленные стены. Избитый каменный пол. По углам валяются кандалы. Вдоль стен скамейки. Под охраной {245} нашего шлиссельбургского конвоя мы заняли место в углу. Расселись, невольно плотнее держась друг друга. Начались бесконечные формальности приемки.
Наш офицер ведет переговоры с начальником тюрьмы.
- Камеры приготовлены?
- Да, конечно, по телеграмме.
- Общие?
- Нет, секретные.
Для начала недурно! Значит, они нас здесь будут держать в одиночках!
- Вещи сдадите им на руки?
- Нет, пока все останется в цейхгаузе, кроме подушки и халата. Там потом видно будет.
По-видимому, нас собираются здесь скрутить! Мы наскоро шепотом сговариваемся о "линии поведения" и невольно становимся в боевую позицию. Атмосфера напряженная. Приемка кончилась. Дежурный расписался в получении пакета и пятерых арестантов.
Шлиссельбургские офицеры издали с нами попрощались; мы ответили им довольно холодно. Шлиссельбургский конвой должен был нас теперь передать бутырскому. Жандармы окружали нас полукругом. Хотелось с ними, особенно {246} с "левыми", распрощаться тепло, но мы боялись подводить их и сидели, угрюмо насупившись. Офицер скомандовал расходиться и тут произошла сцена, глубоко нас взволновавшая. Все двенадцать унтеров звякнули шпорами и взяли перед нами под козырек, громко, отчетливо гаркнув: "счастливо оставаться!" Мы приветливо сняли шапки и крикнули им : "до свиданья, до свиданья!" Конвой весь, как по команде снял шапки и низко нам поклонился, - "не поминайте лихом!"
Шлиссельбургское и бутырское начальство вытаращило глаза и с недоумением смотрело на эту неожиданную манифестацию. Старший скомандовал: "полуоборот направо, марш!" Двинулись по шеренге, по несколько раз оборачивались в нашу сторону и махали шапками. Мы отвечали им тем же. Уже у самых ворот они еще раз обернулись, сняли шапки и прокричали: "счастливо оставаться !" Мы замахали им в ответ красными шлиссельбургскими платками.
Нас принял дежурный офицер и повел тюремным двором в наше помещение. Было часов двенадцать ночи. Тюрьма уже спала. Прошли бесконечно длинный двор, отперлись одни ворота, потом другие железные.
- Куда нас ведете? - спросили мы офицера.
{247} - В пугачевскую башню. Вы будете там одни.
- Во всей башне?! Ведь она на сорок человек.
- Кроме вас там никого не будет.
Открылась маленькая железная дверь и по винтовой железной лестнице екатерининских времен нас развели по камерам.
Камеры узкие, длинные, полукруглые. Освещается только один угол. Вся камера утопает во мраке. Пол каменный. Грязь невероятная. Напоминает старый запущенный подвал. По стенам стоять широкие лавки, на них мешки с соломой это койки. Воздух спертый, удушливый. В углу параша.
Рассадили по всем трем этажам. Тихо и зловеще.
"Будет буря", выстукивают в верхнем этаже.
"И поборемся мы с ней!" отвечают снизу.
Где-то бьет полночь....
Конец.
