Анджей Иконников-Галицкий - Тридевятые царства России
В глубокой древности Алтай был не только землёй кочевников-скотоводов, но и центром архаической металлургии. Степная равнина в южной части перемежается холмистыми грядами; на поверхность, распарывая покровы почв, вылезают каменные кряжи и скалы. Эти камни несут в себе пласты металлических руд. Юго-восточную, предгорную зону Алтайского края именуют – Рудный Алтай. Здесь давным-давно ведётся добыча и выплавка серебра, меди и олова. Так давно, как человечество научилось их использовать.
Город Змеиногорск расположен на скатах невысокой горы Змеиной. Гора вся изрыта карьерами и шахтами. Они давно выработаны и в большинстве своём засыпаны. Лишь возле городского рынка оставлена огромная – метров триста диаметром – воронка. По её крутым откосам вертятся узкие тропки; каждая заканчивается чёрной дырой – входом в шахту. Туда боятся лазать даже мальчишки. Ходят слухи о скелетах, прикованных на цепях к стенам подземных галерей. Заложены эти рудники были ещё при Акинфии Демидове, первом хозяине медных гор. При нём же был построен острог: кусочек вала с двумя пушками виден рядом с дорогой, ведущей наверх, к центру города. Последние горнорудные работы велись здесь более сорока лет назад. С тех пор Змеиногорск постепенно мельчает, скукоживается, превращается в деревню. Лишь три-четыре кирпичных здания елизаветинской постройки напоминают о промышленном прошлом. Местный музей закрыт на неопределённый срок по причине отсутствия посетителей.
Отсюда едем в деревню Карамышевку. За ней пруд, образованный путём перегораживания крохотной речушки; в пруду купается местная молодёжь. По обе стороны речушки – откосы каменистых холмов. На их склонах, сплошь заросших земляникой, попадаются странные заплывшие ямы: как будто солдаты начали долбить в камне окопы, недодолбили и бросили. Это «чудские копи» – древние рудники, возраст которых – две с половиной – три тысячи лет. Некоторые из них недавно были исследованы барнаульскими археологами – это сразу заметно по расчистке и набросанным вокруг отвалам из мелких камушков. Камушки разноцветные. На их поверхности – голубая, синяя, зелёная, жёлтая и бурая окалина – химическое свидетельство присутствия металлов. Бродим по отвалам, глядим под ноги. Костя наклоняется, роется в горке минералов, поднимает один.
– Малахит, между прочим.
Действительно, маленький кусочек прекрасного тёмно-зелёного малахита. Рядом – камушки ярко-лазоревого цвета – азурит. Если поискать хорошенько, то можно найти то, ради чего древние рудознатцы трудились, как гномы, не покладая рук. Камень с желтовато-металлическим отливом, на вес – потяжелее других. Медная руда, колчедан. Вокруг валяются куски породы, наоборот, лёгкой, похожей на застывшую каменную пену. Это шлаки, образовавшиеся при выплавке металла из руды. Значит, и древние плавильные печи должны быть рядом. Возможно, вот те крупные булыжники, слегка оплавленные с одной стороны, – как раз и есть фрагменты разрушенной печи. Сооружения эти были просты: кладка из булыжника вокруг площадки, куда на угли складывали кусочки свежедобытой руды, да поддувало – вот и вся печь. Здесь, очевидно, добывали медь. Есть неподалёку оловянистые породы. Из меди и олова делали прекрасную бронзу, главный материал для ранних кочевников. Из бронзы – оружие, священные кинжалы-акинаки, удила и псалии, зеркала, пряжки, котлы, украшения…
Благополучие древних кочевников, обитателей степей Казахстана, Алтайских долин, Саянских нагорий и Монгольских равнин, покоилось на двух основаниях: на обилии полевых трав, обеспечивавших силу лошадей, поголовье овец, и на близости месторождений хороших медных и оловянных руд, пригодных для изготовления прочной бронзы.
Как это странно – своими руками касаться той механики, которая позволила скифам, сакам и массагетам с победами дойти до границ Геродотова мира! Так и ползал бы по этим склонам, собирая цветные камни и сладкую, подсушенную солнцем землянику, если бы не жара, всё плотнее сжимающая воздух. Надо ехать. Тут неподалёку есть ещё одно местечко, вызывающее историко-культурные ассоциации: Горная Колывань.
Дорога становится веселее: теперь уже не по равнине, а по пригоркам и спускам. Маячат впереди лесистые горы, из сине-зелёного меха которых там и сям вытарчивают причудливые гребни разноцветных останцов. В ложбине между этими цветными горами лежит посёлок Колывань, знаменитый на весь мир своей камнегранильной фабрикой. Всем, кто бывал в Эрмитаже, показывают эту диковину: огромную, совершенно бесполезную ванну на ножке – Колыванскую вазу. Вот она-то здесь и сделана. Из цельного куска камня, такого здоровенного, что пришлось разбирать стену Нового Эрмитажа, дабы втащить изделие алтайских мастеров внутрь императорского музея. Везли, кстати, эту штуковину из Колывани в Питер, кажется, год. На деревянных полозьях.
Вокруг, в выветрившихся скалах, множество месторождений всевозможных поделочных камней. В самой Колывани есть музей, где про них всё рассказано. Но я, честно говоря, так и не смог запомнить десятки многосложных названий. Ну, яшма, мрамор, горный хрусталь, порфир… Такая яшма, сякой мрамор… В обломках этого многоцветья мы получили возможность через пару дней покопаться сами. Есть небольшая заброшенная каменоломня на берегу Колыванского озера.
Это озеро необыкновенно, и путь к нему похож на путь в сказку. Хорошая асфальтовая дорога бежит от Колывани вниз, и по её сторонам появляются вблизи и вдали странные чудовища: ящеры, драконы, богатырские головы. Это всё – скальные останцы, плоды многотысячелетнего выветривания гор. За селом с лирическим названием Саввушка замерли у самой дороги привратники: два причудливых останца, один как жаба, и другой, похожий на танк. Проехали меж ними – и увидели внизу озёрное зеркало, сжатое со всех сторон причудливыми скалами. На дальнем плане – покрытые тайгой сумрачные горы.
Озеро окружено странными произведениями геологического искусства. Такое впечатление, что на его бережках сидели дети великанов и лепили замки, зверей и всяких персонажей своих великанских сказок. Только лепили не из песка, а из огромных валунов. Мяли их, как пластилин, складывали в фантастические фигуры. В этой природной скульптуре, как в облаках, можно угадывать слонов, верблюдов, красавиц и злых колдунов.
Вечер. Жара малость отступила. Мы сидим на каменистом берегу Колыванского озера. Вода его прозрачна. По ней, как скорлупки, в которых прячутся эльфы, проплывают на длинных нитях остроконечные плоды чилима – водяного ореха. Маленькая змейка-ужик проскользнула через тропинку и скрылась в прибрежных кустах. В умягчённом небе и на прокалённых отвесах разноцветных скал поселилась безмятежность. И мы отдыхаем после недели езды. Над костром бормочет чайник. На завтра великие планы: бросок по неведомой, еле обозначенной на карте дороге вверх, в горы. В места с загадочными названиями: Чинета, Чарыш, Сентелек.
По предгорьямЗаписывать дорожные впечатления трудно: едем, трясёт, а когда не едем, то бродим по курганным полям, лазаем по скалам, выискивая петроглифы, а вечером разводим костёр, ставим палатки, заряжаем электронику от переносной электростанции, именуемой за надоедливый звук «бурбулятором», скачиваем фотоматериалы с цифровых аппаратов на компьютер… Потом становится темно, писать невозможно. А включить свет – вызвать на себя эскадрильи комаров. Поэтому записи в тетрадке отрывочные.
Запись в тетради: С Колыванского озера лесной дорогой выбрались на трассу. От Горной Колывани дорога хорошая, хоть и пыльная (грунтовка) до озера Белого. Белое – лужа среди неровной степи, местный курорт; светлые бревенчатые постройки для отдыхающих, оцинкованные крыши блестят. Потом до деревни Бугрышиха дорога сносная вполне, местные на «жигулях» ездят. За деревней пересекли реку вброд – и тут началось. На карте дорога обозначена, но её размыло. Уазику трудно…
…Вверх-вниз. Крутой подъём по дороге, как бы прорезанной в скале. Здесь проходил разве что трактор, и то, может быть, год назад. Ближе к гребню это уже не дорога, а навал камней; машина прыгает по ним, как заяц. Выехали на перевал – и открылось бесконечное травянистое безлюдье. Не дорога, а колея еле видная. Заползаем на гребень, а внизу зелёный дол без признака человека, далеко-далеко следующая гряда виднеется. Над всем этим – тёмно-зелёные горы с проплешинами-белками. Дважды сбивались с пути; выбирались по компасу. Колеи заросли высоченными травами; цветочная пыль от злаков забила совершенно радиатор; по натужному, астматическому звуку мотора понятно: задыхается. Местами колёса проваливаются: на склонах дождевые потоки прорыли в колеях ямы в полметра глубиной. Уазик пробирается медленно, внутрь набились оводы. Выхожу и иду пешком, но всюду кочки, почва изрыта кротами; к тому же трава опутывает ноги, как морская тина. И жарко. Снова в машину.
