Андрей Подволоцкий - Тысячелетие России. Тайны Рюрикова Дома
Шестой, может быть, ключевой вопрос: если все перипетии связаны только со сменой Андрея Ярославича на Александра Ярославича, инициированной чуть ли не самим Менгу-ханом, то почему под татарский удар попадает еще один сын Ярослава Всеволодовича, Ярослав Ярославич? Почему татары убивают его жену и берут в плен его детей?
Уж он-то не «ставленник враждебного каракорумского дворца»?!
Тут стоит снова вспомнить В.Н. Татищева: «…взя великое княжение под ним, яко старейшим, и грады отческие ему поймал, и выходы и тамги хану платит не сполна». С «княжением» и «тамгами» все понятно, но вот «грады отеческие»?.. Ярослав Ярославич упоминается под 1254 г. как князь «Тферской», где «Тферь» — его «отчина» (получена от отца). Однако во время «Неврюевой рати» жена и дети его были схвачены в Переяславле-Залесском. Что они там делали? Ответ кажется очевидным: они там жили (всей семьей). Очевидно, перебравшись во Владимир-на-Клязьме, Андрей Ярославич отдал крупнейший отцовский удел не Александру, с которым побил горшки, а Ярославу, заодно привлекая брата на свою сторону. Какой удел дал Андрей Александру — остается только гадать. Но в 1252 г. только с подачи Александра Батый мог приказать схватить Ярослава и его семью — чтобы вернуть не только Великое княжество Владимирское, но и отцовский удел.
Итак, собрав все пазлы, мы получаем следующую картину.
Проиграв в 1249 г. брату Андрею спор за великое княжение, Александр потерял и отчий удел (или же ему был выделен незначительный город — Москва, к примеру, оставшаяся после смерти Михаила Ярославича без хозяина). Судьба совершила очередной зигзаг — ведь Новгород в наследство не передашь, а значит, его детям уготовано влачить жалкий жребий. От всех этих переживаний Александр занемог — но тут появился митрополит Кирилл. Он лишь приоткрыл завесу тайны перед Александром: готовится большое выступление против татар! Это выступление поддержат и «латиняне» во главе с самим папой.
Известие сие взбудоражило Александра. Понятно, что поддерживать это готовящееся выступление было ему не с руки: ведь в нем участвовал его брат и соперник Андрей. А вот сорвать это выступление — это был шанс вернуть отчину и заполучить великое княжение. Тем более что в словах митрополита он чувствовал неуверенность и даже укоризну действиям галицкого патрона: даже для освобождения власти от татар-язычников обращаться за помощью к «латинянам»… это для православного иерарха непростительный грех. Возможно, уже в Новгороде Александр заручился поддержкой митрополита Кирилла, хотя окончательный свой выбор митрополит сделает позже. Как только на Русь пришло запоздалое известие о выборах нового татарского императора, Александр отправляется в Орду, стараясь сделать это быстро и втайне от брата.
Современные историки предпочитают говорить об антизападной позиции Александра как о сознательном выборе, выборе в пользу «злых» татар, которые, однако, не покушались на русские устои, на православие. Но видится, что «татарский выбор» Александра есть только реакция на сложившиеся обстоятельства.
Андрей узнает об татарской опале слишком поздно — «Неврюева рать» уже движется к стольному граду. Андрей бежит (предположительно в Швецию), татары захватывают Владимир и Переяславль-Залесский, митрополит выходит встречать победителя крестным ходом. Итак, Кирилл III также сделал свой выбор — и нет ни одного известия, чтобы киевский митрополит, бывший холмский епископ, появился в Южной Руси, пока жив был Даниил Романович Галицкий…
Правда, спокойней жить — в роли великого князя владимирского — Александру Ярославичу не стало.
Уже в 1253 г. «…придоша Немци подъ Пльсковъ и пожгоша посадъ, но самехъ много ихъ пльсковичи бита. И поидоша новгородци полкомь к нимь из Новагорода, и они побегоша проче…» — пишет Новгородская Первая летопись старшего извода. В тот же год новгородцы с карелами и псковичи совершают ответный набег на Чудскую землю «…и створиша волость ихъ пустую.
1254 г. его брат Ярослав, которому Александр оставил «отчину» — Тверь, — отправляется со своими боярами на Новгородскую землю, в Ладогу. Это уже похоже на мятеж. В следующем году Ярослава, уже «с должности» псковского князя (ранее там сидел наместник Александра), новгородцы приглашают на новгородский стол, а молодого княжича Василия Александровича, сына Александра Ярославича, выгоняют вон. Александр Ярославич собирает полки и вместе с новоторжцами отправляется на Новгород. Ярослав Ярославич бежал — и напрасно он смалодушничал. Новгородцы были настроены решительно и выстроили полк. Три дня войска стояли один против одного, не начиная бой. Наконец стороны пришли к компромиссу: новгородцы свергают посадника Онанью (ранее Александр Ярославич требовал его выдачи), а великий князь владимирский «гнев отдав».
Эти два события показали, что за время долгих отлучек князя Новгород потихоньку сумел вернуться к самостоятельной и потому своевольной жизни. А Александр понял, что надо пытаться прийти со свергнутыми братьями (Андреем и Ярославом) к соглашению, ибо они представляли серьезную угрозу в возможной усобице. Где-то в 1258 г. братья замирились: Ярослав получил опять свою Тверь, Андрею достался Городец и Нижний Новгород. Но отношения между братьями так полностью и не наладились.
Забегая наперед, скажу, что только их (Александра, Ярослава и Андрея Ярославичей) дети будут великими князьями владимирскими и московскими, а позже и царями. Но между их семьями постоянно будет кипеть вражда. И если проклятием Киевской Руси была «котора» между Мономаховичами — детьми Мстислава Владимировича (Мстиславичами) и детьми Юрия Долгорукого, то в Залесской Руси таким всепожирающим молохом стала «котора» между тремя линиями Ярославичей.
На следующий год случилось новое происшествие. «…Придоша Свей, и Емь, и Сумь, и Дидманъ съ своею волостью и множьство и начата чинити городъ на Нарове. Тогда же не бяше князя в Новегороде, и послаша новгородцы в Низъ къ князю по полки, а сами по своей волости рослаша. Они же оканьнии, услышавше, побегоша за море».
Итак, на Новгородскую землю снова пришли шведы. Собственно, на самый западный краешек этой земли — на реку Нарову, где попытались поставить «город» (крепость). Надо думать, это должен был быть форпост в Новгородской земле. (К слову, в 1300 г. при слиянии рек Охты и Невы они построили такую крепость — Ландскрону. В 1301 г. она была захвачена и уничтожена совместно новгородцами и Андреем Александровичем Городецким, сыном Александра Невского.) Но, услышав о том, что новгородцы собираются на них походом, свернули работы.
Хотелось бы обратить внимание на состав шведского десанта — перечислены практически те же племена, что и в 1240 г., во время Невской битвы. Только вот вместо «Спиридона» или какого-нибудь «королевича Биргера» — их предводитель Дидман, владетель округа (волости). Не он ли уже заглядывал на новгородский огонек в 1240 г.? Похоже, что он, ибо в том же году Александр Ярославич собрал войско и повел его к Копорью. Новгородцы «…не вадяху, кда князь идеть, пока возле Копорья князь не отпустил сопровождавшего его митрополита Кирилла в Новгород, а сам пошел на емь. Дело было зимой, «и бысть золъ путъ, акыже не видали ни дни, ни ночи… Иприде на землю Емьскую, овыхь избита, а другыхъ изъимата; и придота новгородци с княземъ Олександромъ ecu здорови».
Таким образом, Александр Ярославич отомстил шведо-финнам за Невскую битву — вероятней всего, даже «тем самым» шведо-финнам. Правда, этот эпизод в русско-шведских отношениях стал не столь известным, чем бой у Ижоры в 1240 г., — понятно, по каким причинам.
Где-то в 1256 г. умирает хан Батый, покровитель Александра. Два его сына, Сартак и Улагчи, подозрительно скоропостижно скончались в течение года — и ханом Золотой Орды становится брат Батыя, Берке. Он был новообращенный мусульманин, и все его действия были направлены на внедрение ислама как в Золотой Орде, так и за ее пределами. Правда, языческая монголо-татарская верхушка уклонялась от исламизации как могла, и окончательную победу мусульмане будут праздновать уже при хане Узбеке (1312—1342).
Русские княжества сразу почувствовали, что новая метла по-новому метет. В 1257 г. в Залесье появляются татарские чиновники, которые «…исщетоша всю землю Сужальскую, и Рязаньскую, и Мюромьскую, и ставиша десятники, и сотники, и тысящники, и темники, и идоша в Ворду…».
Надо сказать, что разбитие подданного населения на десятки, сотни и пр. имело своей целью не только «оптимизацию налогообложения», но еще и упорядочение набора в татарское войско. Как писал Карпини, «…в войнах они (мобилизованные. — А.П.) идут первыми, а также если приходится перейти болото или опасную воду, то им надлежит сперва изведать брод. Им также нужно работать все, что надлежит делать. Точно так же если они кого-нибудь оскорбят или не повинуются по мановению, то их бьют, как ослов».