Виктор Бердинских - Речи немых. Повседневная жизнь русского крестьянства в XX веке
А будущего, конечно, боялись, думали о нем. Вот если живут в деревне соседи, сосед соседу старался угождать, а если не угождали, то бывала в деревне большая ссора, неприятности, мстили друг другу. Даже и скотине что-ни-будь сделают. Старались чем-то навредить. Были зависти. Кто-то умеет жить хорошо — хорошо живет; было у него скота помногу, земли хорошие, а кто-то плохо жил, ходил всю зиму работал. Обижались бедные хозяева, но к богатому все равно нанимались работать. Хотели как лучше прожить, но не получалось.
А про загробную жизнь и не думали, только Богу молились, а были что и не молились вообще. В работниках-то жили, не ускачешь никуда, только в самый большой праздник, да и то ненадолго. Кто побогаче жил, тот и религию соблюдал, а кто победней, так некогда было, а работать надо было. Муж мой Василий ездил по вербовке, тогда уже вербовались. Он в 1937 или в 1938 году вербовался на Дальний Восток. Жилось дома плохо, вот и ездили на вербовку, отбудут там и опять домой возвращаются.
В работниках жили мужики, даже ребенков отдавали за деньги к богатому, сколь договорятся, деньги отдавали, а ребенка забирали. Брали с десяти, двенадцати годов, ребенок и скот пас, и дозирал его, прибирал, а зимой навоз чистил, все делал. А ребенков таких содержали отдельно, кормили не вместе со всеми, спать много не давали, ложился спать, только когда все сделает, а поднимали рано — не дома и не дома, не у отца, не у матери. Возьмут ребенка, пока мал, воспитают, а потом он является работником. Обратно матерям уже не отдавали.
А смерти кто же не боится, все ее боялись, готовились к ней, и теперь готовятся. Старый человек больше в церковь ходит, пасет себе одевание, чего для похорон надо. Нон-че вон старуха старуху спрашивает, наложен ли у нее сала-фановый кошель. А молодые не боятся смерти и не думают о ней.
Бога никогда не забывали. Утром встают — всегда помолятся, спать ложились — опять молились. Если какое-то там приключится несчастье, тоже Богу молилися, ходили в церковь. Да и нонче ведь это есть, сулились какому-нибудь святому или еще инвалидам. Вот в Шабалине была Агафья, ходила все ленточки просила, пришивала их, вот и сулили таким убогим подаяние или накормить получше. Исповедовались ходили. Положено было исповедаться в год три раза. А постов было четыре. Если уже невозможно было три раза исповедаться, то ходили один раз Великим постом. А когда садились есть, Богу молились, без этого из-за стола не выходили. Раньше церкви были каждые десять верст, в каждом селе была своя церковь.
Вот от Оричей до Шелегова десять километров, значит, там церква, от Шелегова до Монастырщины опять десять километров, и там церква. Были помимо этого еще часовни небольшие. Собирались там в праздники, служили, приезжали торгаши, они делали балаганы и торговали товаром.
В деревнях часто бывали ссоры. Как-то из Орич ехали, видели в Пустошах дрались бабы, не поделили мужиков, за волосы друг друга таскали, ругались. Да и мужики часто дрались из-за споров. И среди молодежи были драки — деревня с деревней дрались. Вот тогда такая драча была: праздновали все в деревне Шабалино, ну и вот в эту деревню пришли втюринские парни и придумали побить шабалинских. Дрались по-страшному, не простыми руками, с огородов жерди и колье выламывали. А Олег Крысовской здоровый был, отдал всю одежку жене, да и прогнал до самых втюринских полей тех парней и обратно пришел.
А ругаться-то что, баба-то с бабой часто ругались, вчастовую из-за работы, что, мол, одной дали лучше работу, другой хуже. Из-за участков ругались — кому шире или лучше попадется. Материться не матерились, а лешаком ругались, обзывались. И из-за ругани работали в одиночку, распадались бригады. А дома все с ребенками, да со свекровью ругались, тогда ведь было что — свекровь распоряжалась в доме. А среди родственников какие драки? Ну вот разве что среди братьев, брат с братом делились, в денежке ругались. Нонче никто ни с кем не делится, даже старики, старики-то нонче все наврозь живут. А молодые женятся, да и уходят на свой кош.
«Их всех встречают крылатые ангелы»
Юдинцева Екатерина Сергеевна, 1922 год
На сорок девятый день Пасхи — Троица. Утром ходили в церковь, к обедне, Богу молились. Ничего не делали в этот день, грех великий. После обеда собирались на гуменье, песни пели, плясали. Ломали березовые веточки, вокруг окон прикрепляли для украшения. В деревнях на улицах везде подметали, была везде чистота и порядок. На второй день Троицы, назывался Духов день и земля-именинница. В этот день кашу варили, собирались деньгами семьями и уходили в поле на межу. Каждый всяк на своей полосе и ели кашу с маслом. Поминали землю именинницей, чтобы рос хороший урожай. Родители мои в Бога верили. В церковь ходили часто: по субботам, воскресеньям, обязательно в большие божественные праздники.
Когда человек помрет, чего он заслужил, как жизнь прожил, грешил ли, нет, Господь все видит — туда его и определит. Когда помрет, он за себя не молится. Его моленье Господь не примет. Надо нам за него молиться. А они там молятся за нас. На девятый день после смерти они ходят по мытарству. Они от нас ждут поминка. По мытарству они ходят до сорокового дня. С сорокового дня они определяются в царство небесное: в рай или в ад кромешный навечно. Там в аду не будет им помилования. Если мы (живые) сумели умолить Господа за них, то они могут получить царство небесное. Их встречают крылатые ангелы и святые апостолы. И покойники радуются и веселятся. В аде же зубами причитают, в смоле кипят. В аде встречают Юда христопродавец и Сатана.
Что про чудеса или колдовство? Так в деревне нашей жила старушка — Анна Николаевна, которая колдовала и колдовством лечила. С других деревень ездили к ней лечиться, которые были исколдованы или свои болезни. Она наливала воду в стакан — глядела. Ей казался человек, который испортил этого человека. Наговаривала молитвами на соль, хлеб, воду. Снимала испуг, переполох, заговаривала грыжу. Из кудели пряла нитку или из лыка связывала эти нитки в круг. Читала молитвы, продевала, начиная с ног, и поднимала вдоль тела, три раза с приговорами. А потом эту нитку сжигала на Велик четверг и Великоденну пятницу. Вставала рано утром в три-четыре часа и ходила колдовать к соседним дворам. У хлева «доила» углы с приговорами, отжимала у коров молоко. В этих дворах потом коровы плохо доили или вообще не давали молоко. Много что колдовала, то сбывалось. В соседней деревне женщина одна вдруг ходить не могла, в постели лежала. Анну Николаевну привозили к ней по зорьке три раза. И женщина та стала ходить, да и другие болезни у нее исчезли. Лекарица она была хорошая, но ее поездом зарезало.
«Люди верили в колдовство»
Шубин Василий Константинович, 1911 год, дер. Шубины, служащий
Люди верили в колдовство. Думали, что один человек может приколдовать к другому. Знахарки лечили любую боль. Например, как лечили зубную боль: кору липы или соль дожили на зуб. А детский испуг — мерили ниточками голову, завязывали узелки. Костоед лечили травами. Но было такое: урочили людей. Зевнут на человека лихим глазом, и человек заболевает. Но другие снимали колдовство.
В нашей деревне жили две колдуньи. Я про себя расскажу. Я был молодым здоровым парнем, ничего у меня не болело. И вот однажды пришла ко мне эта колдунья и что-то сказала. Но я не понял ни одного ее слова. На следующий день мне стало нехорошо. Надо сказать, что в то время я шибко любил одну дивчину и она меня любила. Видимо, кому-то было неугодно видеть нашу любовь. Ну, так вот. Через несколько дней мне стало совсем плохо. Это было бы еще ничего, но было удивительно то, что девушка, которую я любил, вдруг перестала меня замечать, как будто мы никогда не знали друг друга.
С каждым днем мне становилось все хуже и хуже, родные думали, что я помру. Тогда позвали вторую колдунью. Она пришла и что-то пошептала надо мной. Потом она сказала, что надо мной лежит заклятье и что я через несколько дней умру. Спасти меня может только смерть той колдуньи. Я еле понимал смысл ее слов, но слово «смерть» я понял, испугался. Но колдунья улыбнулась и сказала, что все будет хорошо. На следующий день произошло нечто страшное и странное. Пастух загнал стадо в стойло. И вдруг бык, который до этого стоял смирно, стал злиться. Глаза его налились кровью, он рассвирепел и вырвался из ограды и понесся по деревне. Он прибежал к дому первой колдуньи и стал очень сильно реветь. А колдунья как раз была дома, она подошла к воротам. И тут бык рогами сорвал калитку с петель, ворвался в усадьбу и пригвоздил колдунью к стене избы. Потом постоял немного и пошел обратно. Пришел домой и тут же успокоился.
Не знаю, чем это объяснить, но на следующий день я почувствовал себя лучше. А то ведь ходил как слепой, света белого не видел, будто ночь. Потом пошел на поправку. И девушка ко мне пришла, говорила, как во сне все было. Потом жили мы хорошо.
