Андрей Фурсов - Холодный восточный ветер русской весны
– Действительно, после того как в XVI–XVIII вв. в Западной Европе возник и оформился новый хищный геоисторический субъект – североатлантический, который создал капитализм в его трех ипостасях (собственно капитал, государство/state и закрытые наднациональные структуры мирового согласования и управления), а в северо-восточной, русской Европе – другой новый субъект, самодержавие, их развитие протекает параллельно и в то же время в борьбе.
Так, голландскому циклу накопления капитала (и, соответственно, голландской гегемонии) в мировой капиталистической системе соответствует Московское царство, британским циклу накопления и гегемонии – Петербургская империя, американским циклу накопления и гегемонии – СССР.
Тесная связь между западным (капиталистическим, североатлантическим) и русским (самодержавно-коммунистическим, евразийским) потоками развития проявляется в мировых войнах. Как известно, когда в истории капиталистической системы прежний гегемон вступал в полосу упадка, появлялись претенденты на его корону. После «ухода» Голландии это были Великобритания и Франция, после «ухода» Великобритании – США и Германия (формально, поскольку реально ситуация в ХХ в. была сложнее, чем в XVIII – начале XIX в.). Нетрудно заметить, что один из претендентов был морской державой (Великобритания, США), а другой – континентальной (Франция, Германия). Во всех мировых войнах за гегемонию внутри капиталистической системы – британско-французских (1756–1763, 1792–1815 гг.) и англосаксонско-германских (1914–1918, 1938–1945 гг.; 1938 г. – я веду отсчет реального начала последней Мировой войны ХХ в. с Мюнхенского сговора) морские державы, англосаксы брали верх над континенталами. Из этого нередко делается вывод о принципиальном преимуществе морских держав над континентальными, англосаксов – над французами и немцами. Вывод этот, мягко говоря, неверный, а если называть вещи своими именами – лживый. Он делается при полном игнорировании роли России и русского театра военных действий – восточного фронта – в мировых войнах. При всей важности морской войны и флотов, мировые войны выигрывались на суше, и решающую роль в этих победах играл гиперконтинентальный союзник англосаксов Россия. Именно Россия нанесла поражение Наполеону, размазав его армию по русскому пространству; именно Россия спасла в 1914 г. Париж, после чего о немецкой победе можно было забыть; это – не говоря о том, какие немецкие силы оттягивала Россия на востоке; именно СССР разгромил Гитлера – англосаксы открыли второй фронт только тогда, когда стало ясно: русские разделаются с рейхом и в одиночку.
Парадокс: Россия и СССР, не претендовавшие на роль и место гегемона капиталистической системы, своим участием, своей людской, пространственной и экономической массой решали исход борьбы за то, кто будет «властелином капиталистических колец».
Еще один парадокс: этот исход они решали в пользу своего главного (с конца XVIII в.) геоисторического и стратегического противника – англосаксов, который ситуационно тактически оказывался союзником в мировой войне. Разумеется, и французов, и особенно немцев англичане (а Гитлера и американцы) умело натравливали на Россию/ СССР, сталкивая европейские и евразийского континентальных гигантов в своих интересах, но это уже вопрос дипломатии и разведки.
В борьбе за Европу англичане с XVI в. последовательно и логически двигались с запада на восток, убирая одного своего конкурента за другим: Испания, Франция, Германия. К борьбе с евразийским гигантом в XIX в. они привлекли все великие державы Запада (Крымская война), а в ХХ в. англоамериканский союз привлек к решению этой задачи весь Запад и значительную часть мира – от Японии и Китая до арабских монархий и латиноамериканских диктатур (Холодная война). Разумеется, без предательства и капитуляции части советской верхушки Западу не удалось бы одержать победу в Холодной войне, но это отдельная тема. Сейчас мы говорим о геополитике, в частности о том, что сегодня англосаксы в их Drang nach Osten докатились до Китая, но ситуация для них осложняется тем, что часть англо-американской верхушки и сшившего их еврейского капитала по тактическим соображениям заинтересована и в Китае с его юанем и в существовании относительно сильной России как противовеса Китаю. Иными словами, игра планировщиков истории усложнилась, а время – кризис – поджимает. И здесь мы подходим к очень важному вопросу – о планировании в истории.
– Мне кажется, здесь мы подходим к очень важному вопросу – о возможности планировать ход истории.
– Одно из главных отличий капитализма от других систем, его главная тайна заключается в том, что его история с определенного, причем довольно раннего момента, примерно с середины XVIII в. приобретает проектно-конструируемый, если угодно, направляемый, номогенетический характер. Нельзя сказать, что до XVIII в. никто, никакие группы и силы никогда не предпринимали попыток направить ход истории тем или иным образом. Однако эти попытки, за редкими исключениями, во-первых, носили локальный характер; во-вторых, были краткосрочными и, как правило, проваливались; в-третьих, до середины XVIII в., а точнее до хроноотрезка 1750-1850-х годов для такого рода попыток не было серьезной производственной базы.
Возможности проектировать и направлять ход истории, конструируя ее, зависят от нескольких факторов:
• наличия организации, способной ставить и решать задачи подобного рода, т. е. обладающей геоисторическим целеполаганием, способностью к стратегическому планированию в мировом масштабе и волей действовать на этой основе;
• адекватного объекта манипуляции как средства решения задач проектно-конструкторской (геоинженерной) исторической деятельности;
• наличия финансовой базы, обеспечивающей доступ к власти и собственности и сохранение прочных позиций в обеих этих сферах;
• контроля над информационными потоками при значительной роли последних в жизни общества или, как минимум, его верхов;
• наличия структур рационального знания, анализирующего закономерности истории, массовые процессы и социальные группы в качестве объектов и средств реализации проектно-конструкторской деятельности.
– И все это, по-вашему мнению, появилось в Западной Европе в XVIII веке?
– Да. Организацией, способной определенным образом направить ход истории, было английское масонство, опиравшееся на финансовую мощь Сити, мощь операторов мирового рынка (буржуазии), аристократических клубов и, конечно же, государства Великобритании. В конце XVIII в. к масонам «присоединились» иллюминаты, «созданные» иезуитами для борьбы с масонством, но вышедшие из-под их контроля, а сами масоны получили сработанную ими оперативную базу – искусственно созданное, полигонно-историческое государство США, куда вскоре устремились и иллюминаты, процветающие там до сих пор (Йель: «Череп и Кости»), и другие группы и структуры, неуютно чувствовавшие себя в Европе.
В середине XVIII в. удивительным образом одновременно возникли и адекватный объект манипуляции – массы («вещество»), и мощнейшая финансовая база – деньги («энергия»), и новые информпотоки («информация»).
Объектом манипуляции может быть масса, в меньшей степени – класс, т. е. такой атомизированно-агрегированный человеческий материал, который состоит из индивидов, а не из коллективов, массовый индивид. Любым традиционным коллективом, укорененным в «малой традиции», имеющими общие нормы, ценности, предание, будь то община, клан, племя, каста и т. п. трудно манипулировать. А вот «одинокая толпа» (американский социолог Д. Рисмэн) городов, особенно прединдустриальных и раннеиндустриальных, еще не превратившаяся в «трудящиеся классы» и только еще превращающаяся в «опасные классы», столь красочно описанные французским писателем – современником Бальзака Эженом Сю, – совсем другое дело, это адекватный объект для широкомасштабных исторических манипуляций. И появляется этот объект, это «вещество» – массы – именно в середине XVIII в., чтобы взорваться, а точнее, быть взорванным в «эпоху революций» (английский историк Э. Хобсбаум), в 1789–1848 гг.
Выход масс на авансцену истории предоставил огромные возможности широкомасштабным манипуляторам.
В середине XVIII в. начинается финансовый взрыв; если во второй половине XVII в. «высокие финансы» снимают урожай «длинного XVI века», то в середине XVIII в. формируются основы современной финансовой системы. Разумеется, и в докапиталистическую эпоху, и на заре капитализма в XV–XVI вв. банкиры могли оказывать существенное воздействие на ход истории.
Взрыв в развитии банковского капитала, о котором идет речь и который сделал его всесильным, был обусловлен тремя факторами, стимулировавшими развитие «высоких финансов»: британско-французской борьбой за мировое господство; колониальной экспансией европейских держав и начавшейся промышленной революцией.