Алла Намазова - Бельгийская революция 1830 года
Что касается Австрии, то ей было не до войны — она была занята борьбой с национально-освободительным движением в Италии. Правительство Николая I поглощено было усмирением польского восстания. Англия не хотела брать на себя роль европейского жандарма и навязывать Бельгии неприемлемый для нее мир. Пруссия понимала, что вступление прусской армии в пределы Нидерландов для поддержки Вильгельма I будет встречено не только протестом со стороны Франции, но и переходом ее войск через франко-бельгийскую границу. Противоречие между державами и революционные настроения в Европе придавали бельгийскому Национальному конгрессу смелость и позволяли ему протестовать против их решений. Поведение бельгийского конгресса было доказательством силы революции и шаткости позиций европейских держав.
Между тем Национальный конгресс приступил к избранию короля Бельгии. Число претендентов на престол было довольно значительное[355]: сын Луи-Филиппа герцог Немурский; герцог Лейхтенбергский; эрцгерцог Карл; герцог Рейхштатский; брат неаполитанского короля принц Капуйский; принц Оттон Баварский; герцог Луккский; герцог Иоанн Саксонский; принц Сальмский; принц Кариньянский; принц де Линь; Сюрле де Шокье; Феликс де Мерод, Шарль Рожье, Лафайет, Шатобриан и т. д.
Еще до созыва конгресса Временное правительство отправило Жандебьена в Париж и Ван де Вейера в Лондон, чтобы выяснить отношение французского и английского правительств к кандидатуре сына Луи-Филиппа герцога Немурского. В Лондоне Ван де Вейеру дали понять, что кандидатура герцога не будет одобрена Англией, ибо Англия видит в этом по пытку усилить влияние Франции в Бельгии, чтобы впоследствии присоединить ее к своим владениям. Почти столь же категоричным был и ответ французского правительства Жандебьену. Франция не скрывала возможности общеевропейской войны в случае провозглашения герцога Немурского бельгийским королем, хотя и утверждала, что она не желает войны и что в интересах самой Бельгии сохранение мира.
Кандидатура герцога Немурского, таким образ ом, была устранена двумя влиятельными кабинетами Европы. Тогда была выдвинута новая кандидатура — малолетнего принца Оттона Баварского. Но она вызвала, естественно, недоумение в Бельгии. Бельгийские деятели остановили свое внимание на герцоге Лейхтенбергском, сыне Евгения Богарне. Эта кандидатура, однако, не устраивала Луи-Филиппа, не желавшего создавать у французской границы очаг бонапартизма. 21 января 1831 г. французский министр иностранных дел Себастиани сообщил дипломатическому комитету Бельгии, что французское правительство «видит в избрании герцога Лейхтенбергского комбинацию, способную нарушить спокойствие Франции, и самым категоричным образом заявляет, что оно не признает этого выбора»[356]. Бельгия оказалась, таким образом, в затруднительном положении. Лондонской конференции пришлось считаться с мнением французского короля, и она вынуждена была принять специальный протокол о принце Августе Лейхтенбергском. В этом документе говорится, что ни один из трех дворов (Англии, Франции, России) не признает принца Августа Лейхтенбергского в качестве суверена Бельгии даже в том случае, если он будет признан брюссельским конгрессом[357].
28 января 1831 г. Национальный конгресс приступил к избранию короля. Первым выступил Лебо, один из наиболее влиятельных депутатов: «Перед нами три кандидатуры: принц Оранский[358], герцог Немурский и герцог Лейхтенбергский. Принц Оранский означает гражданскую войну и национальную гибель; принятие кандидатуры герцога Немурского равносильно объявлению немедленной войны всей Европе; герцог Лейхтенбергский может вызвать войну с Францией. Я не могу быть слепым панегиристом предлагаемой мною кандидатуры, и я не скажу, что она безукоризненна во всех отношениях. Бельгия поставлена в такие условия, что она должна изо всех зол выбрать наименьшее, и мы должны избежать войны с Англией, на сторону которой встанут все северные государства. Европа не допустит, чтобы Франция достигла Рейна, так как в этом случае 40-миллионная французская держава явится серьезной опасностью для европейского мира. Избрав герцога Лейхтенбергского, мы заявим Европе, что не хотим быть вассалами Франции и что стоим на почве трактатов 1814 и 1815 гг., и поверьте, что все европейские правительства это признают»[359].
Депутат Дево поддержал Лебо и в свою очередь заявил: «Я всем сердцем симпатизирую французам, но не следует забывать, что Франция с презрением относится к иностранцам. Бельгийцы на опыте узнали, что означает французское господство, и всем понятно, что избрание герцога Немурского есть начало присоединения Бельгии к Франции. В течение многих веков мы переносили господство иноземцев, мы поочередно были испанцами, австрийцами, французами, голландцами — вот уже четыре месяца, как мы сделались бельгийцами, останемся же бельгийцами!»[360] Несмотря на то что Луи-Филипп официально заявил, что он не примет короны для герцога Немурского, кандидатура этого принца все-таки тайно поддерживалась в Брюсселе французскими агентами. Французский министр иностранных дел Себастианн заявил, что правительство не соглашается с последними протоколами Лондонской конференции (от 1 февраля). В то же время он дал понять, что Франция откажет Бельгии в прежней дружбе, если последняя признает своим государем герцога Лейхтенбергского. Северные державы (Россия, Австрия и Пруссия), напротив, старались высказать свое расположение к этому кандидату, не столько для того, чтобы добиться для него победы, сколько для того, чтобы принудить его противника — герцога Немурского снять свою кандидатуру.
В день выборов велась ожесточенная борьба между претендентами на престол. 3 февраля на конгрессе в Брюсселе за герцога Немурского было подано 89 голосов, за герцога Лейхтенбергского — 67, за эрцгерцога Карла Австрийского — 35 голосов. После второй баллотировки распределение голосов оказалось иным: за герцога Немурского — 97 голосов, за герцога Лейхтенбергского — 74 и за эрцгерцога Карла — 21 голос[361].
Таким образом, Национальный конгресс провозгласил бельгийским королем герцога Немурского. К нему из Брюсселя была отправлена депутация во главе с председателем конгресса Сюрле де Шокье. Луи-Филипп отказался, однако, дать разрешение своему сыну принять корону и заявил, что «пример Людовика XIV и Наполеона должен служить предостережением против губительной попытки создавать троны для своих сыновей»[362]. Вернувшись из Парижа, Сюрле де Шокье сообщил конгрессу об отказе Луи-Филиппа. Конгресс постановил продлить свои полномочия до выборов нового короля и назначил временным регентом королевства барона Сюрле де Шокье, предоставив ему почти королевскую власть. Временное правительство подало в отставку, и Шокье поручил де Герлаху составить министерство получившего к тому времени международное признание бельгийского королевства.
Однако в этот момент Бельгии стала угрожать серьезная опасность со стороны Лондонской конференции. Отказ Национального конгресса признать продиктованные Бельгии и Голландии мирные условия, отсутствие подходящего кандидата на бельгийский престол, внутреннее брожение, охватившее страну вследствие неопределенности положения, происки оранжистов — все это явно раздражало дипломатов, среди которых появилось течение в пользу раздела Бельгии между Англией, Францией, Пруссией и Голландией. Бельгии угрожала участь Польши как раз в тот самый момент, когда с французской и английской трибун раздавались голоса протеста против «великого политического преступления прошлого века» и когда парламенты обеих стран упрекали французский и английский кабинеты в бездушии и индифферентизме к несчастной Польше. Вполне возможно, что слухи о ближайшем разделе Бельгии были пущены с расчетом повлиять на «смелый» конгресс и заставить его или принять мирные условия, или поскорее покончить с регентством и с другими временными мероприятиями и избрать короля, угодного державам — участницам Лондонской конференции.
Какова же была позиция царской России в вопросе о выборе короля на бельгийский престол? Еще в письме от 15(3) ноября 1830 г. Матушевич предложил Нессельроде план действий в бельгийском вопросе, который был одобрен царским правительством и впоследствии принят Лондонской конференцией. Матушевич в этом частном письме писал: «Что касается бельгийского дела, вот план, который мне представляется наиболее практичным. Посмотрим сперва на наше положение. Во-первых, мы не можем вмешаться с оружием в руках. Ни Англия, ни Австрия, ни Пруссия не намерены вмешиваться. Почему это должна сделать Россия? Меня спросят, что следует делать? Прежде всего не пробовать невозможного и затем сделать две следующие простые вещи …во — первых, противопоставить беспорядку единственное средство, дающее некоторый луч надежды. Во-вторых, спасти Бельгию от Франции и Голландию от Бельгии. Средство заключается в содействии избранию принца Оранского (на бельгийский престол), что не кажется особенно трудным. В таком случае общим семейным актом будет определен порядок престолонаследия в Голландии и Бельгии и между обеими странами сохранится только торговый союз. Средство же для спасения Бельгии от Франции и Голландии от Бельгии было бы следующее: пять держав гарантируют сообща посредством протокола или трактата существование бельгийского королевства и объясняют, что ни одна из них не может ни в каком случае ни нападать на него, ни занимать его без согласия четырех других держав и что, кроме этого, они гарантируют равным образом Голландию от всякого нападения со стороны Бельгии»[363].
