Эмманюэль Ле Руа Ладюри - Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610
Наконец, и швейцарцы выступают в поддержку (временную) замыслов монарха Франции, обуреваемые желанием добиться права контроля над миланской долиной, снабжающей их пшеницей. В этих условиях, которым особую значимость придает союз с венецианцами и савойцами, королевская армия (23 000 человек, в том числе 5000 наемников-швейцарцев) в сентябре 1499 года завладевает Миланом почти без выстрела. Предварительно армия осуществила на равнинной части региона кровавый террор, что вписывалось в военные обычаи эпохи, от которых не отказался и грозный Людовик XII, хотя в мирное время он отличался мягкостью. Так, вступление в регионы по ту сторону Альп сопровождалось насилием, вместе с тем монарх проявлял определенный литературный и художественный гуманизм. Людовик доказывает это в ряде областей, когда оказывает свою моральную и даже материальную поддержку латинистам, эллинистам и итальянистам, таким как Бюде, Сейсель, Ласкари, наперекор галлофильскому шовинизму писателя Жана Буше[59]. Но все это, конечно, еще далеко от восхищенного отношения к классикам гуманизма, которое станет характерным для времен Франциска I…
Повторное завоевание Миланской области в 1499 году было кратковременным. Французы быстро становятся непопулярными. Лодовико Сфорца, так называемый Моро, без особых трудностей возвратился в марте 1500 года в свою столицу, стал ее полным хозяином, изгнав солдат короля Людовика.
Немедленно, не теряя присутствия духа, французский суверен направляет Ла Тремуйля во второй поход по другую сторону Альп. В апреле 1500 года в Новаре в результате предательства Лодовико «выдается» королевским войскам. Удивительная сцена. Сгруппированные по принадлежности к областям или деревням, швейцарские наемники с той и другой стороны принимают совместные решения: они сговариваются выдать Моро, который окончит свою жизнь в Лоше жалким пленником. Милан вновь занят французами под руководством кардинала Амбуаза. Войдя во вкус, французские войска, как когда-то Карл VIII, направляются к Неаполитанскому королевству, которое они в 1501 году, действуя жестоко, завоевывают при вооруженном участии испанцев. Однако вскоре между союзниками возникает ссора. Гонсалве Кордовский, которого, не соблюдая никакой меры, величают «великим полководцем», изгоняет армию Людовика из южных регионов Апеннинского сапога за несколько сражений (Чериньола, затем Гарильяно, где, кстати, отличился в 1503 г. Байяр — яркий прототип благородного воина Франции). Неаполь потерян. Людовик XII, действуя по классическим правилам, вымещает свою злость за поражение на некоторых финансистах метрополии, избранных козлами отпущения. Некоторым утешением служит тот факт, что Милан — жемчужина семейства Висконти — в течение некоторого времени остается в руках солдат короля. Неаполитанские амбиции похоронены окончательно, если не считать их проявления гораздо позже в интронизации в 1735 году неаполитанских Бурбонов — подчиненной ветви Бурбонских древ Версаля и Мадрида.
Северная Италия, где с 1506 года царит мир при обилии хлеба и дешевого вина, тем не менее остается «высшей надеждой и высшей идеей» для вершителей судеб в Блуа и Париже, опирающихся без всяких угрызений совести на уже подавляющее демографическое превосходство Франции, вступившей в эру Возрождения. Являлась ли итальянская земля объектом борьбы за богатство или это был обманчивый мираж? Во всяком случае, генуэзцы, особенно плебейские слои, недооценивали решимость французов в этом деле и в 1507 году попытались взбунтоваться против господства и присутствия своих западных соседей. Французская армия численностью 15 000 человек, в том числе Байяр, перешла через горы и покарала Геную, но не очень строго и не использовав все возможности наказания (весна 1507 г.). Продвижение французов вдоль реки По продолжится в последующие годы: в 1508-1509 годах была создана Камбрейская лига, которая объединила под знаменами крестового похода (вечный предлог!) короля Франции, подталкиваемого Маргаритой Австрийской, германского императора, арагонского короля (бывшего еще накануне союзником Генуи и ведущего двойную игру) и, наконец, Папу… против Венеции, проявлявшей больше непокорности, чем Генуя[60]. Каждый из членов коалиции рассчитывал на расширение своей территории. Поддавшись обману или наущениям, монархия Валуа, обладая крупными пехотными соединениями, предоставляет фаланги для проведения решающих военных операций. Королевские военачальники рассчитывают таким образом укрепить свои позиции в миланских землях, продвигаясь ad libitum к востоку Паданской равнины. Действительно, войска Людовика, который лично участвует в боях, наносят поражение венецианской армии в ходе кровопролитного сражения при Аньяделло (май 1509 г.)[61]. В этой связи на Людовика XII в королевстве обрушивается поток льстивых похвал. Но не лила ли Франция в этом случае воду на мельницу Юлия II, генуэзца по происхождению, пылкого приверженца Ренессанса, просвещенного покровителя Рафаэля, стремившегося к тому же связать свое имя с защитой «Лигурийского» итальянизма против сателлитов королевства лилий? Королю, щедро осыпанному похвалами, вскоре придется на себе ощутить коварство и приступы ярости Папы, материализовавшиеся в перемене союзников. Изменив курс, выдав индульгенцию Венеции, Юлий II, который столь же легко отлучает и канонизирует, как другие благословляют, берет на вооружение лозунг «Изгоняйте варваров». Странное дело, он использует этот лозунг против армий вторжения французской монархии — самой современной в Европе (а в будущем против и швейцарцев, и германцев, и испанцев). Папа Юлий, своего рода Микеланджело в тиаре, вояка, распутник или, как говорили в те времена, «раб рабов» («cerfdes cerfs»)[62], выбрасывает в Тибр ключи Святого Петра и берет в руки меч Святого Павла. В 1510 году он создал враждебную Людовику XII коалицию, в которой помимо Ватикана окажутся швейцарцы (раздосадованные невиданной жадностью французских нанимателей), а также арагонцы, венецианцы и даже англичане. В Равенне (апрель 1512 г.) после артиллерийской дуэли завязалось яростное сражение. Французы выигрывают битву, но проигрывают войну. В битве в возрасте 24 лет гибнет их полководец Гастон де Фуа, блестящий и по-рыцарски благородный племянник Людовика XII, решивший сражаться в самых первых рядах авангарда. Присутствие французов в Северной Италии несколько раньше «прославилось» неслыханной массовой бойней мирных граждан в Брешии. С этого момента оно стало сокращаться повсюду, за исключением нескольких крепостей. Однако весной 1513 года армия Валуа, мобилизовав все силы, во главе с Ла Тремуйлем и Тривуольцио вновь вернулась, но успеха не добилась. Швейцарцы наносят обоим полководцам поражение в битве при Новаре в начале июня. Тем не менее спустя 18 месяцев упрямый Людовик, уже будучи на пороге смерти, все думает о возвращении в миланские земли. Но задачу эту придется завещать наследнику.
Такое упрямство Людовика XII не было ни навязчивой идеей, ни чистой фантазией. Покорить окончательно миланские земли означало бы в действительности установить контроль, по крайней мере частичный, над нижней частью Паданской равнины от Альп до Апеннин. Это означало бы обеспечить королевству получение доходов — хотя бы фискальных — в богатейшем четырехугольнике передового капитализма: Венеция — Флоренция — Генуя — Милан. Правда, с этим четырехугольником конкурировал другой полюс (и с более блестящим будущим) передовой экономики, находившийся вокруг Антверпена, Брюгге, Амстердама… Когда Людовик XI завладел Бургундией, он имел намерения заняться Нидерландами или их южными регионами, но не достиг цели: фламандцы французов не любили. К тому же они уже отчетливо осознавали свою коллективную идентичность. Четверть века спустя Людовик XII решил действовать с другого фланга капитализма — вдоль реки По. Предприняв несколько попыток, одержав несколько побед, Франция в конечном счете потерпела неудачу и на некоторое время была обречена оставаться маргинальной полупериферией по отношению к собственно капиталистическим регионам — Нидерландам и Северной Италии.
Впрочем, в этой второй зоне силы были явно неравны. Людовик XII сталкивается здесь сразу с несколькими противниками: папство (которому Лютер еще не обломал рога) переживает наивысший подъем престижа как носитель культуры, духовности… Облеченное растущей мирской властью, папство как нельзя лучше воплощает сильную, но разобщенную Италию. На юге Апеннинского сапога и на пиренейских границах антифранцузский пыл Папы поддерживает Испания. Венеция, вековой закат которой еще и не начался, пользуется поддержкой крестьян, проживающих на материке. Наконец, швейцарцы, которые в любой момент готовы двинуться на Милан с того времени, как французское присутствие, которое они на первых порах поддержали, стало для них помехой. Людовик XII, следуя своей привычной тактике, придерживался политики малых дел. Она состояла в том, чтобы направлять в Ломбардию на каждом «спазматическом» этапе завоевания армейский контингент численностью до 20 000 солдат. Это слишком мало (к великому счастью), чтобы разорить французского налогоплательщика и подорвать лестную репутацию короля как «Отца народа», сберегающего жизнь и налоги подданных и пользующегося поэтому огромной популярностью в своем королевстве. Но этого также слишком мало, чтобы одержать на полях сражений по другую сторону Альп военную победу. Впрочем, Людовик XII, несмотря на благоговение своей супруги Анны Бретонской перед Папой и Италией, не отказывается от поощрения стремления галликанской Церкви к автономии, чтобы успешнее противостоять козням Юлия И. Такая национальная политика, естественно, отвечает глубинным чаяниям духовенства Франции и большой части светской элиты. В определенном смысле она предвещает антиримские инициативы Лютера и англиканские шаги Генриха VIII, которые увенчаются успехом в соответствующих странах. Но в этом вопросе, в отличие от того, что предпримет позднее (и добьется успеха) английский монарх, король Франции проявит себя слишком нерешительным, чтобы продвинуться далеко вперед: ведь Людовик — не Филипп Красивый[63]. Он, естественно, поддержал дерзкие тезисы Турской ассамблеи епископов (1510 г.) и Пизанского убогого собора (1511 г.), носившие в обоих случаях враждебный Ватикану характер[64]. Однако после смерти неподражаемого Юлия II король встает на путь подчинения (не столь славный…) апостольской столице и откровенной поддержки с 1513 года пропапских тезисов большого собора в Латране[65]. Правда, новый Папа Лев X (менее непредсказуемый, чем Юлий), возведенный на престол в 1513 году, охотно протягивает руку помощи действительно наихристианнейшему королю.