Игорь Пыхалов - Великая оболганная война
3 ноября начался последний раунд переговоров. Встретившись с Паасикиви накануне отъезда финской делегации в Москву, Маннергейм убеждал его: «Вы обязаны прийти к соглашению. Армия не в состоянии сражаться»[445]. Однако утверждённые президентом Каллио жёсткие инструкции исключали возможность какого-либо дипломатического манёвра.
Добиваясь получения военно-морской базы, советская сторона готова была пойти на любой устраивающий Финляндию вариант передачи нам полуострова Ханко, будь то аренда, продажа или обмен [446]. Наконец, мы соглашались и на острова у его побережья. Как отмечает в своих мемуарах Маннергейм: «Советское правительство в свою очередь заявило, что может удовлетвориться группой островов Хестё – Бусё – Хермансё – Коё, расположенной восточнее мыса Ханко, а также упоминавшейся ранее якорной стоянкой в Лаппохья. Это была довольно значительная уступка, которая и в экономическом смысле была бы менее тяжёлой, чем передача Ханко, хотя и были бы потеряны важные батареи береговой артиллерии»[447].
4 ноября финская делегация отправила в Хельсинки шифрованную телеграмму, в которой запрашивала у своего правительства согласие на передачу под советскую базу острова Юссарё и уступку СССР форта Ино на Карельском перешейке [448]. Однако руководство Финляндии окончательно утратило чувство реальности. В ответной телеграмме от 8 ноября предписывалось отказаться от любых вариантов размещения советской базы на Ханко или каких-либо островах в его окрестностях. Уступка же Ино могла рассматриваться лишь при условии, что СССР откажется от своих требований по Ханко. Как пишет Таннер: «Все мы были очень разочарованы полученными инструкциями. Мы ожидали, что в Хельсинки поймут: соглашение может быть достигнуто только путём новых уступок»[449].
9 ноября состоялось последнее заседание советской и финской делегаций. Как вспоминает Таннер:
«Сталин указал на карте остров Руссарё: “Может быть, вы уступите хотя бы его?”
Как предписывали наши инструкции, мы ответили отрицательно.
“Тогда, похоже, ничего не выйдет. Ничего не выйдет”, – сказал Сталин»[450].
Стало ясно, что переговоры окончательно зашли в тупик. 13 ноября финская делегация покинула Москву. При пересечении ею границы финская пограничная стража открыла огонь по советским пограничникам [451].
Нельзя не отметить подстрекательскую роль британской дипломатии. 24 ноября Англия намекнула СССР, что не станет вмешиваться в случае советско-финского конфликта. В то же время Финляндии заявлялось, что следует занимать твёрдую позицию и не поддаваться нажиму Москвы. Таким образом, речь шла о провоцировании войны с целью использовать Финляндию «для того, чтобы причинить как можно больше вреда России, не считаясь даже с тем, если в конечном счёте финны потерпят крах перед лицом её превосходящей мощи»[452].
Обличители «преступлений сталинского режима» любят разглагольствовать о том, что Финляндия – суверенная страна, которая сама распоряжается своей территорией, и поэтому, дескать, она вовсе не была обязана соглашаться на обмен. В этой связи можно вспомнить события, имевшие место два десятилетия спустя. Когда в 1962 году на Кубе начали размещаться советские ракеты, у американцев не было никакого законного основания вводить морскую блокаду Острова свободы и тем более наносить по нему военный удар. И Куба, и СССР – суверенные страны, размещение советского ядерного оружия касалось только их и вполне соответствовало нормам международного права. Тем не менее США были готовы начать 3-ю мировую войну, если ракеты не будут убраны. Существует такое понятие, как «сфера жизненных интересов». Для нашей страны в 1939 году в подобную сферу входили Финский залив и Карельский перешеек. Даже отнюдь не симпатизировавший советской власти бывший лидер партии кадетов П.Н.Милюков в письме И.П.Демидову высказал следующее отношение к начавшейся войне с Финляндией: «Мне жаль финнов, но я – за Выборгскую губернию»[453].
26 ноября произошёл известный инцидент у деревни Майнила. Согласно официальной советской версии в 15:45 финская артиллерия произвела обстрел нашей территории, в результате чего были убиты 4 и ранены 9 советских военнослужащих [454]. Сегодня считается хорошим тоном трактовать это событие как дело рук НКВД. Утверждения финской стороны о том, будто их артиллерия дислоцировалась на таком расстоянии, что её огонь не мог достичь границы [455], воспринимаются как бесспорные. Между тем по данным советских документальных источников в районе Яаппинен (в 5 км от Майнилы) располагалась одна из финских батарей [456]. Впрочем, кто бы ни организовал провокацию у Майнилы, она была использована советской стороной в качестве повода к войне. 28 ноября правительство СССР денонсировало советско-финляндский договор о ненападении и отозвало из Финляндии своих дипломатических представителей. 30 ноября начались боевые действия [457].
Не буду подробно описывать ход войны, поскольку на эту тему уже имеется достаточно публикаций. Первый её этап, длившийся до конца декабря 1939 года, в целом оказался для Красной Армии неудачным. На Карельском перешейке советские войска, преодолев предполье линии Маннергейма, 4-10 декабря вышли к её главной оборонительной полосе. Однако попытки её прорвать оказались безуспешными. После кровопролитных боёв стороны перешли к позиционной борьбе [458].
В чём причины неудач начального периода войны? В первую очередь в недооценке противника. Финляндия заблаговременно провела мобилизацию, увеличив численность своих Вооружённых сил с 37 до 337 тысяч [459]. Финские войска были развёрнуты в приграничной зоне, основные силы заняли оборонительные рубежи на Карельском перешейке и даже успели в конце октября 1939 года провести полномасштабные манёвры [460].
Не на высоте оказалась и советская разведка, которая не смогла выявить полные и достоверные сведения о финских укреплениях. Впрочем, встречается и прямо противоположное мнение. Например, вот что утверждает в своих мемуарах подполковник В.А.Новобранец:
«Хорошо помню, что все мы, работники оперативного отдела, пользовались так называемым “чёрным альбомом”, в котором содержались все исчерпывающие данные по финским укреплениям на Карельском перешейке (“линия Маннергейма”), В альбоме были фотоснимки и характеристики каждого ДОТа: толщина стенок, наката, вооружение и т.д.
Позднее, уже работая в Разведупре, я опять-таки видел этот “чёрный альбом”. Он был и в штабах действующих войск на Карельском перешейке. Как же смели руководители правительства утверждать, что таких данных не было?»[461].
По всей видимости, Новобранец имеет в виду «Альбом укреплений Карельского перешейка», составленный по данным советской разведки в 1937 году [462]. Однако дело в том, что наиболее современная часть финских укреплений, в том числе знаменитые ДОТы-«миллионники», была построена в 1938-1939 годах. Достоверная разведывательная информация о них отсутствовала совершенно [463].
Наконец, советское руководство питало необоснованные надежды на «классовую солидарность финских трудящихся». Было распространено убеждение, что население стран, вступивших в войну против СССР, чуть ли не сразу же «восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии», что рабочие и крестьяне выйдут встречать советских воинов с цветами [464].
В результате для боевых действий не было выделено должного количества войск и соответственно не обеспечено необходимое превосходство в силах. Так, на Карельском перешейке, являвшемся наиболее важным участком фронта, финская сторона располагала в декабре 1939 года 6 пехотными дивизиями, 4 пехотными бригадами, 1 кавалерийской бригадой и 10 отдельными батальонами – всего 80 расчётных батальонов. С советской стороны им противостояли 9 стрелковых дивизий, 1 стрелково-пулемётная бригада и 6 танковых бригад – итого 84 расчётных стрелковых батальона. Если сравнивать численность личного состава, то финские войска на Карельском перешейке насчитывали 130 тыс., советские – 169 тыс. человек [465]. В целом же по всему фронту против 265 тыс. финских военнослужащих действовало 425 тыс. бойцов Красной Армии [466].
Реакция Запада
Начавшаяся война вызвала истерию «мирового сообщества». 14 декабря Советский Союз был исключён из Лиги Наций. Причём сделано это было с явными нарушениями процедуры. Совет Лиги Наций состоял из 15 членов, за резолюцию об исключении СССР было подано 7 голосов (Англия, Франция, Бельгия, Боливия, Египет, Южно-Африканский Союз, Доминиканская республика), остальные 8 членов Совета не участвовали в голосовании, либо воздержались. Таким образом, резолюция об исключении СССР была принята меньшинством членов Совета Лиги. Примечательно, что 3 из 7 членов Совета Лиги, голосовавшие за исключение, – Южно-Африканский Союз, Боливия и Египет – были избраны в состав членов Совета как раз накануне голосования [467].
