Лев Никулин - Мертвая зыбь
С того времени как я видел "Верховного" в 1917 году на Кавказе, в Тифлисе, он мало изменился. Та же бесконечно длинная фигура, - впрочем, он вставил зубы, помолодел. Был одет в штатское платье. Начал разговор игриво:
- Вы приехали удостовериться, не нахожусь ли я в параличе?.. Итак, что я делал с тысяча девятьсот семнадцатого по тысяча девятьсот двадцать третий год. Это вас интересует? После Февральской революции я желал защитить родину, но получил письмо от князя Львова... Он писал, что никто из царской фамилии не должен состоять на службе, гражданской или военной. После этого я сложил с себя звание главнокомандующего на турецком фронте и отправился в Крым, а оттуда на юг Франции.
Выслушав это, я сказал:
- Мы, то есть Монархическая организация центральной России, готовы идти за вашим именем и отдаем себя в ваше распоряжение.
Он ответил быстро, как ученик, вызубривший урок:
- Чтобы возглавить движение, нужно иметь мнение всей России, а не только эмигрантов. Тогда я могу посвятить свои силы восстановлению законности и порядка.
(На самом же деле мне стало известно, что его супруга Стана-Анастасия, черногорка, "Черная опасность", как ее называли, писала гофмейстерине Голицыной, чтобы та готовила чемоданы.)
Дальше Николай Николаевич выразился в том духе, что он не предрекает будущего строя, но уверен, что строй будет монархическим.
Тут я решил, что называется, резать правду-матку:
- Ваше высочество, раболепства и низкопоклонства вы от меня не ждите. Буду говорить резко и грубо всю правду. Вы являетесь для нас колоссальным козырем, но этот козырь - последний, его надо беречь, заменить его нечем, и потому нельзя рисковать. Есть опасность преждевременного выступления со стороны эмигрантов...
Говорю и вижу: Хольмсен сидит словно на иголках - как это я осмеливаюсь так разговаривать с великим князем? Однако тот заволновался:
- Никто меня не уговорит выступить преждевременно. Я буду ждать зова всей России, ваше обращение оттуда - первое. Если вся Россия, тогда, конечно...
"Ну, - думаю, - не скоро ты дождешься "всей России", - и решился "топить" Маркова:
- Николай Евгеньевич требует от меня, чтобы я назначил срок выступления, настаивает на признании Дмитрия Павловича вашим заместителем.
"Длинный" обозлился:
- Опять этот старик, как дятел, долбит свое! Все равно не послушаюсь. Никого из родственников с собой не возьму. У нас на семейном совете решено, чтобы все члены семьи сидели смирно и вели себя прилично. Дмитрий Павлович? Бабник! Какой он царь! Сын Петра Николаевича - Роман Петрович? У него голос писклявый. Разве он годится в цари? А Кирилл Владимирович? Никто его не принимает всерьез. Затея его окончательно провалилась. К тому же у него тик, с тех пор как тонул. Хорош царь - гримасничает и дергается, как паяц.
Я доложил свой план, возражал против необдуманных восстаний и бунтов на окраинах, чтобы сберечь наши силы до решительного часа.
- Отлично. Но на армию Врангеля не надейтесь. У вас свои силы. У вас фронт, у нас - тыл. Нужно сговориться с иностранными державами и с финансистами. Для этих переговоров хорош Коковцов.
Перехожу к главному.
- Управлять Россией должны те, кто прожил там тяжелые годы. Мы сами не претендуем на посты, мы образуем партию, которой будет руководить монарх и Политический совет партии.
- Согласен. Такая партия нужна. Без решения совета вашей партии - ни шагу.
Заговорили о внешней политике. Принесли географические карты.
Все лимитрофы упразднить, кроме Польши, но в отношении ее - только неясные обещания, чтобы потом можно было отказаться.
Снова разговор о Маркове и его лозунге "За веру, царя и отечество".
- Пока не подходит. Лучше "Законность и порядок". Точка. Нужны обращения ко мне с мест. Меня глубоко тронул верноподданнический адрес. Это нужно для переговоров с иностранными правительствами и финансистами для займов.
- Не найдет ли ваше высочество возможным выпустить воззвание от вашего имени?
- Пожалуй. Выпустим своевременно. Но текст предварительно покажете мне.
Аудиенция продолжалась три часа".
Арапов с нетерпением ожидал возвращения Якушева. Выслушав рассказ о свидании, сказал:
- Старик одряхлел, инертен, окружен интриганами. В Кирилле мы тоже разочарованы. Нет царя, да и только!
И с горя напился в "Кавказском погребке" на Монмартре.
В Париже Якушев заключил соглашение между "Трестом" и ОРА, между внешними и внутренними торговыми группами, как эти две организации условно назывались. Вся переписка должна была идти через Хольмсена. Представителем "Треста" в Париже назначался молодой князь Ширинский-Шихматов, в Берлине, на Потсдамерштрассе, 27, обосновался другой представитель "Треста" Арапов.
Якушев вернулся в Москву.
Подводя итоги своей поездки, он не обольщался, но все же считал, что основная задача выполнена: "Тресту" удалось проникнуть в Высший монархический совет, завязать сношения с Врангелем и, наконец, добиться аудиенции у Николая Николаевича.
Подробности поездки обсуждались с Артузовым, Пилляром и Старовым. О результатах ее Артузов докладывал Дзержинскому. Он нашел, что Якушев действовал умно и вполне оправдал доверие. Дзержинский еще раз обратил внимание на необходимость помощи Якушеву в военных делах. "Тресту" нужен опытный специалист - начальник штаба.
- Это должна быть фигура авторитетная, чтобы ей доверяли монархисты, сказал Артузов.
- Что вы думаете о товарище Потапове? - спросил Дзержинский.
- О Николае Михайловиче?
- Да. Он вполне подходит. Для белых это фигура импозантная генерал-лейтенант, генштабист. Поговорите с ним. Словом - действуйте, решайте сами, как было с Бирком. Оправдывает он наше доверие?
- Вполне.
- Вот и хорошо. До свидания.
Позвонил телефон, и, уже закрывая за собой дверь, Артузов услышал голос Дзержинского:
- Относительно заказов локомотивов в Швеции мое мнение...
27
- Пока все идет хорошо, - сказал Артузов Якушеву, - но представьте, эмигранты пожелают послать сюда ревизоров... Ведь хотели же они послать своего представителя на мнимый съезд членов "Треста".
- Я это предвидел и предупредил, чтобы без нашего разрешения никого в Россию не посылали. "Трест" за их безопасность не отвечает. А по поводу посылки на съезд их делегата было сказано, что наше приглашение три недели провалялось в канцелярии Высшего монархического совета на Лютцовштрассе и попало к Маркову после того, как представители с мест разъехались. Вот, мол, какие промахи мешают нашей многотрудной работе, вызывают боль и разочарование.
Якушев привез письмо великого князя Дмитрия Павловича, адресованное "Тресту", и огласил его в Политическом совете и на Болоте специально собравшейся "пятерке".
"Передайте единомышленникам, что я душой с ними, - писал Дмитрий Павлович - ...праздничный колокольный трезвон возвестит, что настал великий час..."
Аудиенция у Николая Николаевича и обещание денег "Тресту" подняли авторитет Якушева среди монархистов - членов МОЦР. Ртищев настаивал на его поездке в Петроград, там, по его словам, образовались сильные группы во главе с "весьма достойными людьми".
Якушев не возражал, но сказал, что поедет туда после реорганизации Политического совета "Треста". Сейчас он занят подысканием авторитетного в военном деле кандидата, который мог бы возглавить штаб "Треста". О ком речь? Пока тайна.
На этом совещание кончилось. Якушев остался наедине со Стауницем. Тот сообщил ему уже известные сведения об отъезде Романа Бирка в Ревель, о том, что "окно" на эстонской границе организовано и действует.
Якушев спросил с Зубове.
- Слишком осторожен, - ответил Стауниц. - Нервничает. Напуган. Но имеет большие возможности.
- Посмотрим, как он их реализует.
28
В Москве, в доме на Лубянской площади, внимательно следили за опасной возней, которую поднимали контрреволюционные группы, подобные "пятерке" Стауница. Ликвидировать их еще не настало время: с этими группами стремились связаться эмигрантские монархические организации за границей. Поездка за границу придала Якушеву в глазах заговорщиков вес: он был принят "самим" Николаем Николаевичем, уполномочен Верховным монархическим советом. Росту авторитета Якушева способствовало и его сообщение о том, что пост начальника штаба МОЦР согласился принять генерального штаба генерал-лейтенант, имя которого он не может пока назвать по соображениям конспирации.
Николай Михайлович Потапов посетил Артузова. Артузов положил перед Николаем Михайловичем несколько внушительных папок и оставил его наедине более чем на два часа. Когда же вернулся, то разговор зашел не о деле, а о Достоевском и его "Преступлении и наказании", вернее, о том как изображен в романе следователь Порфирий Петрович.
- Я лет пять назад видел в роли Раскольникова артиста Орленева. Он меня привел в восторг. Но исполнитель роли Порфирия был не менее талантлив. Забыл его фамилию. А роль ведь труднейшая... - говорил Потапов.