Борис Тураев - Древний Египет
Египет освободился ещё раз от власти азиатов. Народ ещё не изжил своих богатых духовных сил и дал ещё несколько десятилетий блестящей культурной самостоятельной жизни. Нас поражает энергия царей XXIX и XXX династий, этих Неферитов, Тахов, Хакоров, Нектанебов, которым приходилось всё время держать страну в боевой готовности, отбиваясь от персов, вести широкую великодержавную внешнюю политику, выступая в роли завоевателей в Сирии, поддерживая местных князей в борьбе с Персией, заключая союзы то со спартанцами, то с кипрскими царями, то с афинянами, развив при этом интенсивную строительную деятельность во славу богов и храмов, которым они приносили обильные пожертвования. Так, найденная в развалинах Мемфиса надпись перечисляет несметные дары Нектанеба I храму Аписа; Нектанеб II после своей коронации в стольном городе Саисе возжелал «сотворить угодное своей матери Нейт» и издал указ о передаче в пользу её храма десятины со всего ввозимого по «Греческому морю» и десятины со всего производства «Пиамро, названного Нукрат» (Навкратис) и т. п. Нам не понятно, как могла истощённая страна доставлять средства и для войн, и для культа, и для построек, которыми наполнен весь Египет. Мы читаем о различных финансовых мероприятиях фараонов, иногда введённых по совету греческих выходцев. Так, передают, что по совету афинянина Хабрия, Tax обложил храмы (что уже отчасти практиковалось и в конце саисской эпохи), ввёл ввозные и вывозные пошлины и т. п. Но этого одного едва ли достаточно для объяснения.
И в религиозном, и в художественном, и в литературном отношении персидская эпоха была продолжением Саисской. От Фил до Гесема и Навкратиса и даже за пределами Египта — в Палестине и в Финикии рассеяны памятники царей этой эпохи. Храмы, наосы, статуи, обелиски, изваяния львов, стелы и барельефы магического и иного содержания и т. п., большею частью из твёрдого камня, поражают изяществом, законченностью, тщательностью отделки. Филейские пропилеи и карнакский пилон Нектанеба, его же сидящая статуя в Париже, львы в Ватикане, статуя Хакора, наосы и т. п. не уступают лучшим произведениям более счастливых эпох. Имя Нектанебов встречается на памятниках немногим реже знаменитых имён великих фиванских фараонов; специфический нектанебовский стиль распознаётся легко. Нередко с соединениями этой эпохи соединялись сказания о чудесах. Так, храм в родном городе династии, Севенните, украшен Нектанебом II по повелению, полученному в сонном видении. На границе Дельты и Азии, в Гесеме воздвигнут наос в честь Бога Сопда, покровителя востока, когда этого бога «после многих лет увидали здесь явственно» — как знамение победы этого страшного воинственного божества востока над исконными врагами, исчадиями того же востока — персами. Под влиянием политической борьбы с азиатами, а может быть, и без влияния иранства усиливается дуалистическая струя в египетской религии, демонология; продолжает расти набожность, доходящая до мелочности. Человек чувствует себя под неусыпным блюстительством божества, которое является ему во сне и творит для него чудеса. И индивидуальное благочестие нашло себе выражение, между прочим, в автобиографических надписях, составленных в форме молитвенного или благодарственного обращения к божеству, причём жизнь автора иногда излагается, как проявление промысла. Так, один из современников превратностей конца персидской эпохи, свидетель Александрова завоевания, князь Ираклеополя, Самтаул — Теф-нахт восклицает богу своего города Хершефи — Атуму: «О, владыка богов, царь обеих земель, владыка всех стран, свет, освещающий землю, правое око которого солнце, а левое — месяц, душа — свет, из ноздрей которого исходит ветер, всё оживляющий. Я — твой преданный раб; я наполнил волею твоею моё сердце… оно дивится множеству чудес в доме твоём день и ночь. То, что сделал ты для меня, неизмеримо выше этого. Ты расширил мой путь к дому цареву… ты возвысил меня пред бесчисленными, когда ты повернул тыл к Египту, ты вложил любовь ко мне в сердце властителя Азии, и он дал мне сан верховного жреца… Ты защитил меня в войне греков, когда ты отразил Азию; пало бесчисленное количество на моей стороне, но никто не поднял руки против меня. Затем я узрел тебя во сне, и твоё величество сказал мне: “спеши в Ираклеополь — я буду с тобою”. Я прошёл границу, будучи один, переплыл море без страха, помня о тебе и не преступая твоих повелений, и ни один волос не пропал с моей головы. Так, благодаря тебе, хорошо было начало; ты послал и радостный конец — дал мне долголетие, полное благополучие»… Или жрец Гора и быка Мневиса в Илиополе Онх-Псамметих молится: «О, владыка мой, создавший себя сам, творец неба, Феникс, пребывающий в нём непрестанно. Вспомни мои дела: я входил пред тебя со страхом в сердце пред твоей диадемой; я величал её и умилостивлял, да будет она милостива ко мне в меру силы гласа моего, а ты да радуешься, созерцая её красоту… Сохрани дом мой, да моим детям пребывать в нём, причём сердца их да будут правы и согласны воле твоей, по благоволении твоём, подобно сердцам достойных, которые не говорят о разного рода стяжании: “о, если бы это было дано нам”. Да передадут они достояние своё по наследству детям, творя волю величества бога Ра вовеки, о, владыка мой, Осирис Мневис. Я — раб твой, изрядный сердцем, покорный… Вспомни прекрасные годы, проведённые мною в твоём святилище. Я проводил дни и бдел ночи, доставляя всё в твоё чистое место и в твою сокровищницу… до наступления дня твоего восхождения на небо… когда всё было поражено скорбью на всей земле… Я поручил казначею бога озаботиться исполнением обрядов работы Анубиса ежедневно, согласно писаниям, да прейдёт сей бог в мире, да будет путь его к обновлению в святом месте в благополучии… Да достигну и я блаженства, следуя моему Ка при прехождении в иной мир, да будут чада мои у моих ног, да скажут потомки мои: “служащий твоему величеству получает блаженство”». — Пред нами заведующий культом священного тельца илиопольского Атума Ра-Меруэра, по-гречески Мневиса, который после смерти, как умершие люди, именуется Осирисом — Мневисом и восходит на небо; его бальзамируют «работой Анубиса», как людей и прочих священных животных, на что требуются большие расходы и что продолжается много дней, согласно ритуальным писаниям. До нас дошли и подлинные документы, и греческие свидетельства о заботах владык Египта как туземных, так и инородных, относительно культа священных животных, столь интенсивного в это суеверное время. На жизнь храмов и духовенства в эту эпоху проливает много света ещё один интересный памятник, обнимающий саисское и персидское время — дело фамилии жрецов бога Амона в г. Таюджои близ Ираклеополя. Храм здесь был построен ещё Шешонком в честь Амона и фиванских богов в благодарность за победы в Палестине. Местный жреческий род происходил от верховных жрецов в Фивах и занимал выдающееся положение в государстве — он дал несколько «начальников гаваней» — чиновников, которым при первых царях Саисской династии был подчинён весь юг «от южной башни Мемфиса до Ассуана»; они заведывали всей внутренней и внешней торговлей и жили в Ираклеополе вблизи богатого Фаюма, нося тилул его князей. За время смут и иноземных нашествий храм пришёл в упадок. При Псамметихе I жрец Петиисе, племянник и сотрудник одноимённого с ним «начальника гаваней», на свои средства восстановил храм и культ, и «сделался Таюджои столь же славным, как великие храмы Юга»; в память о своей деятельности он поставил две вотивных статуи с надписями из элефантинского камня, сам он получил наследственное жречество Амона и его эннеады. Внук его был отряжен сопровождать Псамметиха II в сирийском походе; в его отсутствие жрецы из угодливости передали его место сыну монарха. Хлопоты его не увенчались успехом, т. к. царь
умер раньше, чем он получил к нему доступ и успел принести жалобу. Когда Яхмос II наложил руку на храмовые имущества, жрецы отстояли принадлежавший им остров, подкупив влиятельного царедворца Хельонса этим самым жреческим местом, но правнук Петиисе и его сын Петиисе III не думали отказываться от своих прав на него и продолжали вести процесс. В 4-й год Камбиза Петиисе удалось получить назад свой дом, но не место, а в 9-й год Дария ему как невольному свидетелю поведения жрецов, довёдших храм до разрушения, пришлось вынести арест, пытки, побои; его дом был сожжён. Хлопоты у сатрапа имели ничтожные результаты — он не получил ни достаточного удовлетворения, ни жреческого наследственного места. Пред нами проходит яркая картина жизни египетского храма со всей её закулисной стороной, с интригами, подкупами, насилиями; докладная записка Петиисе имеет и приложения — копии с льготных грамот, освобождающих храм от повинностей по ходатайству упомянутого нами восстановителя храма Петиисе I. Жрецы забыли его благодеяния и изгладили одну из его надписей, не желая, чтобы его обездоленный потомок на неё мог ссылаться. После насилий, обрушившихся на несчастную семью, одним из её членов были составлены в честь Амона молитвы, и текст их поставлен на том месте, куда овен Амона «великий блеянием» доходил и давал свой оракул; они по тону напоминают библейские псалмы бедных людей, жалующихся на утеснения со стороны богатых и власть имущих и, будучи в коптии приложены к делу, знакомят нас и с поэтическо-богословским творчеством лучшей части жречества в эту позднюю эпоху.
