Вольдемар Балязин - Тайны дома Романовых
Как только Петр II взошел на престол, он отблагодарил Бутурлина за расположение к своему отцу, наградив его орденом Александра Невского и пожаловав чины действительного камергера и генерал-майора. Однако благополучие Бутурлина было нарушено, как только Петр II узнал о его истинных отношениях с Елизаветой, в которую юный император был тогда влюблен. Бутурлина отправили на Украину, в армию князя Голицына, а в 1731 году еще дальше – на границу с Персией. Это произошло и потому, что в политической борьбе при дворе он занял сторону Бестужева, своего старого друга и единомышленника, и именно из-за этого враждебные Бестужеву князья Долгоруковы донесли Петру II о близости Елизаветы с Бутурлиным.
Столь же неудачным оказался и роман Елизаветы Петровны со вторым ее любовником – обер-гофмейстером императорского двора Семеном Кирилловичем Нарышкиным. В 1739 году его даже прочили в мужья Елизавете Петровне, а потом из-за слухов о произошедшем тайном венчании отослали в Париж. Об этом, впрочем, говорилось раньше, а здесь я повторяюсь, чтобы не нарушить последовательность хронологии романов любвеобильной «дщери Петровой».
Перед отъездом в Париж С. К. Нарышкину было строго наказано соблюдать глубочайшее инкогнито, проживая во Франции под фамилией дворянина Тенкина.
Вернуться в Россию Семену Кирилловичу удалось лишь после вступления Елизаветы на престол, когда ему уже ничто не могло угрожать. Вскоре по возвращении в Петербург именно он встречал в 1744 году Ангальт-Цербстскую принцессу Софью-Шарлотту – будущую российскую императрицу Екатерину II.
В том же году он стал гофмаршалом «малого двора» и во все время царствования Елизаветы Петровны пользовался ее симпатией и расположением.
После того как Петр II разлучил Елизавету Петровну с Нарышкиным, она нашла утешение в бурной и искренней страсти с Алексеем Яковлевичем Шубиным, бедным дворянином из окрестностей Александровой слободы. Он привлек Елизавету своей сказочной красотой, ласковым и ловким обхождением и веселостью нрава. Елизавета приблизила Шубина, когда он был прапорщиком лейб-гвардии Семеновского полка.
Цесаревна уехала со своим новым возлюбленным на его родину и там, наслаждаясь любовью, с утра до вечера гуляла по окрестным полям и лугам, водила хороводы с деревенскими девушками, играла в горелки с парнями и очень любила щеголять в тесно обтягивающем ее офицерском мундире.
Эта связь почему-то особенно не понравилась императрице Анне Ивановне, и она приказала сослать Шубина на Камчатку, повелев женить его там на камчадалке.
Поговаривали и о том, что ссылка Шубина не обошлась без Бирона, тайно любившего красавицу Елизавету и считавшего, что из-за прапорщика он не может добиться взаимности цесаревны.
А между тем ссыльный прапорщик был едва ли не самым любимым мужчиной в жизни Елизаветы. Может быть, только два будущих ее фаворита – Алексей Разумовский да Иван Шувалов – лишь в какой-то степени могли с ним сравниться.
Во всяком случае, Шубин был единственным возлюбленным, которому цесаревна посвятила стихи.
Вот они:
Я не в своей мочи огнь утушить,
Сердцем болею – да чем пособить,
Что всегда разлучно
И без тебя скучно.
Лучше бы тя не знати,
Нежль так страдати
Всегда по тебе.
Не будем строго судить Елизавету-поэта. Ведь эти стихи были написаны во времена Кантемира и Тредиаковского, которые, ей-богу, писали не лучше.
Только после вступления Елизаветы на престол Шубина с большим трудом после двухлетних поисков нашли на Камчатке. Причем ни сам Шубин, ни жители его стойбища не знали, что в России уже два года царствует Елизавета Петровна – в столь глубокой глуши они жили. Привезя Шубина в Петербург, его «за невинное претерпение» произвели в генерал-майоры и наградили орденом Александра Невского. Получив богатые поместья в Ярославском и Нижегородском уездах и очередной чин генерал-поручика, Шубин через год вышел в отставку и удалился на покой в одну из своих деревень.
А Елизавета Петровна, пока ее возлюбленный пребывал в ссылке, с истинно поэтическим легкомыслием утешалась в объятиях целой череды кратковременных любовников. Это были: конюх Никита Андреянович Возжинский, не имевший фамилии из-за своего «подлого» происхождения и получивший ее от названия одного из атрибутов своей профессии; юный прелестник, камер-паж Пимен Лялин; столь же юный сын другого кучера – Ермолай Скворцов.
Все они, как только Елизавета оказалась на троне, мгновенно стали камергерами, получив и значительные поместья, и потомственное дворянство.
Среди близких Елизавете людей был и дворцовый истопник Василий Васильевич Чулков. В отличие от своих более удачливых товарищей, природа не одарила его ни красотой, ни ростом. Он был безобразен лицом и очень мал. Но у Чулкова было и очевидное преимущество перед ними – Василий обладал исключительно тонким слухом и, когда дремал, был необычайно чуток. Елизавета очень боялась ночного ареста, и потому Чулков все ночи проводил в комнате перед ее спальней, подремывая, но не засыпая, в кресле. Оттого-то и он, знавший о всех галантах своей госпожи, проходивших мимо него в ее опочивальню, так же, как и они, был удостоен императорских милостей. Да только милости эти были большими, чем у мимолетных фаворитов. Если каждый из них стал только камергером, то истопник Чулков получил все, что и они, а кроме того орден Александра Невского, чин генерал-поручика и большие богатые поместья.
Однако и Лялин, и Возжинский, и Скворцов оказались не более чем мотыльками-однодневками по сравнению с новым их соперником, прочно завладевшим сердцем цесаревны.
В 1731 году из Венгрии возвратился в Петербург полковник Федор Степанович Вишневский, куда он ездил покупать вино для Анны Ивановны. Он привез императрице не только обоз с вином, но и прекрасного лицом и статью двадцатидвухлетнего казака-малоросса Алексея Розума, встреченного им по дороге из Венгрии возле села Чемер, что неподалеку от города Глухова на пути из Киева в Чернигов. Полковник, остановившись на отдых, услышал, как поет Розум, и упросил чемерского дьячка, у которого Алексей жил, отпустить певца в Петербург. Там парень был представлен обер-гофмаршалу Рейнгольду Левенвольде, и тот поместил его в дворцовый хор Анны Ивановны. А оттуда забрала Розума к себе цесаревна Елизавета, пораженная и дивным голосом, и сказочной красотой своего ровесника-певчего.
Французский посол, маркиз де Ла Шетарди, хорошо осведомленный об интимных делах двора, писал в 1742 году о событиях, произошедших за десять лет до того: «Некая Нарышкина, вышедшая с тех пор замуж (речь идет об Анастасии Михайловне Нарышкиной, вышедшей замуж за генерал-майора Василия Андреевича Измайлова и ставшей затем статс-дамой Екатерины II. – В.Б.), женщина, обладающая большими аппетитами и приятельница цесаревны Елизаветы, была поражена лицом Разумовского, случайно попавшегося ей на глаза. Оно действительно прекрасно. Он брюнет с черной, очень густой бородой, а черты его, хотя и несколько крупные, отличаются приятностью, свойственной тонкому лицу. Он высокого роста, широкоплеч… Нарышкина, обыкновенно, не оставляла промежутка времени между возникновением желания и его удовлетворением. Она так искусно повела дело, что Разумовский от нее не ускользнул. Изнеможение, в котором она находилась, возвращаясь к себе, встревожило цесаревну Елизавету и возбудило ее любопытство. Нарышкина не скрыла от нее ничего. Тотчас же было принято решение привязать к себе этого жестокосердого человека, недоступного чувству сострадания».
К этому времени Шубин уже томился в неволе, а конюхи и истопники не шли ни в какое сравнение с неожиданно появившимся могучим чернобородым любовником.
Елизавета пришла в восторг от альковных утех с ним и огромной силы его страсти. Приближая Разумовского к своей особе, Елизавета сначала переименовала своего нового друга из певчих в «придворные бандуристы», а затем он стал и «гоф-индентантом», получив под свое начало двор и все имения своей благодетельницы.
Став одним из влиятельных придворных, Розум, превратившийся в Алексея Григорьевича Разумовского, остался добрым, скромным, умным человеком, каким и был прежде. Он любил свою мать, заботился о брате и трех сестрах, посылая им деньги, принимал своих деревенских земляков, приезжавших в Петербург, и старался никому не делать зла.
Приблизившись к Елизавете Петровне в 1731 году, Алексей Разумовский оказался чуждым дворцовых интриг, политических игр, коварства, хитростей, борения страстей и не изменил себе на протяжении всей своей жизни. Этими качествами он снискал уважение многих сановников и аристократов. В числе его друзей были и многие родственники Елизаветы Петровны. И сама цесаревна, казалось, приняла тот образ жизни и характер отношений, какой был свойственен ее «другу нелицемерному», как в одном из писем назвала она своего возлюбленного Алексея Разумовского.
