Михаил Горбачев - Жизнь и реформы
Будучи комсомольским работником, я организовывал встречи наших специалистов, работавших в Китае, с молодежью. Их рассказы вызывали огромный интерес. Многое шло на эмоциональном и даже эйфорическом уровне. Нас радовало, что такой огромный народ тоже строит социализм. Какой социализм, что за социализм, мы, конечно, тогда еще не знали. Но победа революции в Китае воспринималась как одно из самых потрясающих событий после Второй мировой войны.
Поэтому с большой тревогой и переживанием, с непониманием — это я говорю и о себе — были встречены охлаждение, взаимная перебранка, открытые столкновения и, наконец, разрыв сотрудничества на многие годы. Люди наши, в общем-то, не восприняли, не одобрили принятые тогда политические решения.
Теперь причины разрыва известны и понятны. Хотел бы в этой связи отметить лишь следующее. Китайское руководство, прежде всего Мао Цзэдун, не приняло ни способа, ни самой сути разоблачения культа личности, которое предпринял Хрущев на XX съезде партии в 1956 году. И хотя Пекин всегда подчеркивал китайскую специфику, там восприняли эти разоблачения как удар и по своей политической и идеологической системе. Началась полемика. В «Жэньминьжибао» напечатали статью «Об опыте диктатуры пролетариата». По-моему, так она называлась. Затем другую — «Еще раз об опыте диктатуры пролетариата». В «Правде» опубликовывались ответные материалы, сначала без упоминания Китайской компартии, потом с более четким адресатом. Обе стороны не вникали в аргументы друг друга, нарастало взаимное раздражение, применялись все более грубые эпитеты.
В политическую борьбу оказались вовлечены коммунистические и рабочие партии, она коснулась всех левых организаций и движений.
Но имелась и другая причина советско-китайского разрыва. Китайская сторона была остро задета и возмущена тем, что Советский Союз отказал ей в передаче технологий производства атомной бомбы. Я считаю, что это-то как раз было объективно оправдано, поскольку к тому времени уже становилась общепризнанной идея нераспространения ядерного оружия. Правда, Хрущев руководствовался, видимо, не столько этим соображением, сколько стремлением сохранить особые позиции для удержания влияния на Китай. И в том, как это сделали, далеко не все было просчитано до конца. Был избран, казалось, самый простой путь закрепления за СССР роли гегемона в социалистическом лагере и коммунистическом движении. Но самый простой путь далеко не всегда оказывается самым верным, В любом случае ошибкой Хрущева был массовый отзыв из Китая советских специалистов. Китайская сторона не без основания восприняла эту акцию как проявление гегемонистских методов.
Этот краткий экскурс в историю завершу двумя соображениями. Во-первых, вопреки всем перипетиям советско-китайского разрыва в народе нашем всегда сохранялось уважительное отношение к Китаю, его культуре, достижениям и способностям. Народ на уровне своего национального и обыденного сознания понимал необходимость сотрудничества с этой страной, с ее людьми. Это всегда присутствовало и так или иначе улавливалось на политическом уровне. Во всяком случае, я всегда придавал огромное значение этой стороне дела.
Во-вторых, размышляя сейчас над тем, как складывались отношения с Китаем, осознаешь, насколько остро реформаторские шаги Хрущева, связанные с радикальной переоценкой развития страны в годы господства сталинизма, задевали не только наше собственное общество, но и взаимоотношения с государствами, которые приняли нашу модель, пусть даже с какими-то модификациями и спецификой. Не только ведь Мао Цзэдун и его окружение болезненно восприняли курс XX съезда КПСС. Цепная реакция пошла по многим коммунистическим партиям. Всему левому движению оказалось нелегко рвать с иллюзиями, а в значительной мере — и практикой, так или иначе связанной со сталинизмом.
Признавая огромные заслуги Хрущева в освобождении от оков сталинизма, следует сказать, что и сам он не смог целиком освободиться от гегемонистских замашек, что сказалось и на наших отношениях с Китаем. Но, конечно, неверно объяснять все лишь просчетами советского руководства. Честолюбивые проекты «великого кормчего» вывести свою страну за несколько лет в первый ряд мировых держав, не считаясь с реальными возможностями и интересами людей, пришлось оплачивать дорогой ценой. «Большой скачок», «народные коммуны», «культурная революция» — все эти непродуманные революционистские кампании при их национальной специфике были сродни сталинским тоталитарным методам манипулирования обществом.
К чести постмаоистского руководства КНР, оно сумело довольно быстро вывести страну из трясины «культурной революции». Уже будучи Генеральным секретарем ЦК КПСС, я с большим интересом вчитывался в документы XIII съезда КПК, который подтвердил курс на модернизацию и реформу хозяйственной системы, принял долгосрочную программу превращения Китая в современное высокоразвитое социалистическое государство. Эти решения во многих чертах перекликались с идеями нашего XXVII съезда. Мы как бы вновь сближались, пока еще в поисках путей выхода из тех тупиков, в которые зашли обе страны. Но на пути не стихийного, а сознательного движения навстречу друг другу предстояло решить крупные геополитические проблемы.
Советский Союз и Китай втянулись в противостояние на пространствах Азиатско-Тихоокеанского региона. Попытки договариваться с США ввиду потенциальной угрозы со стороны Китая, предпринимавшиеся при Хрущеве, стимулировали Пекин к связям с американцами на почве антисоветизма. И естественное развитие контактов обеих наших стран с Западом оборачивалось усилением китайско-советского противостояния. Все это происходило на протяжении не менее двух десятилетий. Исходя из худших предположений о намерениях Китая, в 60-е и 70-е годы в СССР была принята линия на развертывание военного потенциала на Востоке.
Нельзя сказать, что с нашей стороны не предпринималось ничего для ослабления конфронтации, но делалось это несистемно, неадекватно значению проблемы. Да и в Китае вели свою игру, добиваясь благосклонности Запада за счет антисоветских комбинаций.
Худшую роль сыграло резкое обострение китайско-вьетнамских отношений, вылившееся в прямые военные столкновения. После инцидента на острове Даманский в 1969 году были образованы новые военные округа. Стала расти мощь Тихоокеанского флота. Укреплялись пограничные сооружения. Начато строительство БАМа. В Чите было создано военное командование дальневосточного направления с мощной инфраструктурой. В это же время введены дополнительные контингенты наших войск в Монголию. Китайская сторона не без оснований била в набат, заявляя, что над ней нависла миллионная армия, вооруженная мощнейшим новейшим оружием. Но и китайская армия имела уже свой ядерный арсенал.
Набранная за десятилетия инерция конфронтации блокировала возможность поворота. Слабые попытки трезвомыслящих политиков, дипломатов, специалистов с обеих сторон хоть как-то смягчить напряженность воспринимались чуть ли не как предательство национальных интересов. Нужен был мощный волевой импульс с самого «верха».
От враждебности к сближению
Наши взгляды на отношения со странами Азиатско-Тихоокеанского региона я изложил в своем выступлении во Владивостоке в июле 1986 года. Их суть сводилась к следующему. Положение на Дальнем Востоке, в целом в Азии и на прилегающих к ней океанских просторах, где мы постоянные жители и мореплаватели, представляет для нас национальный, государственный интерес. Как тут пойдет дальнейшее развитие, какие процессы в отношениях между государствами возобладают — это во многом будет определять судьбы всего мира. Мы, заявил я, за совместное строительство новых, справедливых отношений в регионе.
Особое место в выступлении заняла тема наших отношений с Китаем. «Советский Союз готов в любое время, на любом уровне самым серьезным образом обсудить с Китаем вопросы о дополнительных мерах по созданию обстановки добрососедства. Мы надеемся, что в недалеком будущем разделяющая (а хотелось бы говорить — соединяющая) нас граница станет полосой мира и дружбы».
Как мне потом сказал Дэн Сяопин, заявленные во Владивостоке позиции были встречены в Пекине с удовлетворением и побудили к ответным шагам. Этому благоприятствовало и общее развитие международных дел. В мае 1988 года начался и к 15 февраля 1989 года завершился вывод советского воинского контингента из Афганистана. По согласованию с руководством Монголии мы выводили свои войска из этой страны. Хотя и медленно, но все же велись переговоры по урегулированию конфликта в Кампучии. Шли вверх показатели нашей торговли с Китаем, заметно увеличивалось научно-техническое и культурное сотрудничество. Продвигались и переговоры по пограничным вопросам.
