Михаил Горбачев - Жизнь и реформы
Просто оба они в чем-то напоминали тех католиков, которые считали себя большими католиками, чем сам Папа Римский. Но времена менялись, требовала перемен и политика на этом направлении. Наш новый подход к союзникам в полной мере распространялся и на ГДР.
Хонеккера, пришедшего к руководству СЕПГ в 1971 году, и Брежнева на протяжении ряда лет связывали большие взаимные симпатии. Они нравились друг другу. Хонеккеру импонировал брежневский стиль, оба были неравнодушны к торжественным церемониям, награждениям и иной атрибутике власти. По мере того как Леонид Ильич старел, начал сдавать физически, Эрих стал чувствовать свое интеллектуальное превосходство над ним, и это тоже ему нравилось. А когда Брежнева не стало, у Хонеккера проявились амбиции на ведущую роль в мировом коммунистическом движении.
Но главное — Хонеккер исходил из того, что под его руководством ГДР достигла выдающихся успехов: вошла в первую десятку экономически развитых стран мира, стала великой спортивной державой. И хотя, как оказалось в дальнейшем, эти успехи были сильно преувеличены, а кое в чем и фальсифицированы, действительно, достижения граждан ГДР, поднявших свои города и села из руин и пепелищ, сумевших обеспечить себе более высокие жизненные стандарты, чем в других социалистических странах, говорили о многом.
Вот тут-то — на почве этих реальных и мнимых, чисто пропагандистских успехов произошел своего рода психологический и политический сдвиг. Хонеккер стал утрачивать способность к адекватной оценке перемен в мире и в самой ГДР, непомерно преувеличивать собственную роль. Национальные интересы нередко истолковывались настолько широко, что это входило в противоречие с возможностями страны.
Я далек от намерения проводить параллель между режимами, существовавшими в ГДР и Румынии. Если последний в известной мере наводил на мысль о восточной деспотии, то первый был, скорее, образцом «казарменного коммунизма». Жесткая «вертикальная» дисциплина, не доводимая, однако, до абсурда, оставлявшая известное поле для инициативы местных властей. Такое же, как в стране «праматери социализма», монопольное положение компартии, но с несколько большей, сохранившейся по традиции внутрипартийной демократией. Полицейский контроль за поведением граждан, но относительно благоприятные условия для частного быта. Засилье милитаризма, но самый высокий в соцсодружестве уровень жизни.
В отличие от Чаушеску Хонеккер не допускал грубого произвола в отношении кадров. А основной состав Политбюро ЦК СЕПГ сохранялся почти без изменений на протяжении многих лет. Правда, была попытка убрать с поста «мятежного» первого секретаря Дрезденского обкома Модрова, носившегося, по словам Курта Хагера, со своими «перестроечными фантазиями», но в связи с обращением Москвы она так и не была осуществлена. Политбюро действовало регулярно, и на его заседаниях обсуждались вопросы внутренней и внешней политики. При всем этом в ГДР была-таки единоличная власть Генерального секретаря, и с каждым годом она становилась все уверенней, крепче, абсолютной. Коллеги по руководству могли высказывать ему свое мнение, но не смели оспаривать его право выносить окончательное решение.
Встречался я с Хонеккером достаточно часто, использовал любую возможность для бесед и обмена информацией. В апреле 1986 года, учитывая особые отношения с ГДР, я, несмотря на предельную занятость внутренними делами, решил все-таки слетать в Берлин на XI съезд СЕПГ. Это было мое второе посещение республики. О поездке в 1966 году я уже рассказывал. Основное время ушло на участие в работе съезда и официальных мероприятиях. Было много встреч и бесед с делегациями других коммунистических и рабочих партий. Все оставшееся время я использовал для знакомства с жизнью столицы и близлежащих регионов.
За двадцать лет произошло много изменений к лучшему. Сильно обновился облик Берлина. Мы ознакомились с центральной частью столицы, претерпевшей основательную реконструкцию, архитектурным ансамблем на площади Академии, концертным залом «Шаушпильгаус», памятником К. Марксу и Ф. Энгельсу. Везде нас тепло встречали, но в особой степени это проявилось при посещении района новостроек в Марцине. С нами постоянно были Г.Миттаг, Г.Шабовский, обер-бургомистр Берлина Э.Крок. В Центральном институте социалистического ведения хозяйства при ЦК СЕПГ в районе Рансдорф состоялась оживленная дискуссия по проблемам социалистической экономики членов делегации и собравшихся там ученых, прежде всего о том, как соединить план и интересы производителя.
Хозяева проявили внимание к Раисе Максимовне, предложив ей отдельную программу. В сопровождении Эрики Кренц она побывала в знаменитом музее «Пергамон», совершила поездку в Потсдам и Дрезден, на всемирно известный Майсенский фарфоровый завод. В Музее Брехта она встретилась со многими деятелями культуры, среди которых были дочь поэта Барбара Брехт, знаменитая актриса Гизела Май, президент Академии искусств страны — Векверт.
Словом, эта моя поездка в ГДР в связи с XI съездом СЕПГ оказалась весьма удачной с точки зрения общения с людьми. Главная тема и моего выступления на съезде, и бесед с Хонеккером — как сделать более динамичным наше сотрудничество в экономике, политике, культуре, межпартийных отношениях. Об этом же мы говорили снова в октябре 1986 года, когда по случаю открытия памятника Эрнсту Тельману в Москву приехали Хонеккер, Председатель ГКП Г.Мис и Председатель Социалистической единой партии Западного Берлина Х.Шмитт.
Довольно скоро мы с Эрихом перешли на «ты». Но вполне открытые и доверительные отношения между нами не сложились. Хонеккер, как мне казалось, испытывал какое-то напряжение и никак не мог выбраться из сюртука официалыцины. Но более всего я был удивлен, что о наших беседах он довольно скупо и избирательно информировал своих коллег. Я же, как и во всех других случаях, протокольные записи наших встреч без всяких изъятий направлял всем членам советского руководства.
По мере того как у нас разворачивалась перестройка и расширялась гласность, Хонеккер все более настораживался. И хотя в беседах со мной проявлял сдержанность, чувствовалось явное неприятие демократических перемен. Да и многие в руководстве ГДР весьма болезненно воспринимали происходившие в Советском Союзе процессы.
Расхождения стали особенно заметны в 1987 году после нашего январского Пленума ЦК. Лично Хонеккер распорядился не публиковать материалы Пленума. На черном рынке, как говорится «с рук», «Правда» с докладом Генерального секретаря ЦК КПСС расходилась по самой высокой цене. Сообщения из Советского Союза начали подвергаться политической цензуре, резко урезались, а то и изымались вовсе. Затем последовал запрет на распространение таких московских изданий, как «Спутник», «Новое время». Нарастало взаимное непонимание и даже отчуждение.
В конце мая 1987-го я оказался на заседании ПКК в Берлине. Оно было посвящено рассмотрению обстановки в Европе и мире. Участники встречи были согласны с необходимостью новых подходов к вопросам войны и мира, к решению глобальных проблем, региональных конфликтов и т. д. Было заявлено, что кардинальной задачей мировой политики является предотвращение войны. В этой связи было сказано о практических шагах, на которые готовы пойти страны ОВД в области разоружения. Там же состоялось подписание документа «О военной доктрине государств — участников ОВД». Этому предшествовала большая работа политических инстанций, военных, дипломатических и других ведомств стран Варшавского Договора. По завершении ПКК состоялась закрытая беседа руководителей делегаций, на которой я почувствовал, что не только Хонеккер, но и еще кое-кто из моих коллег решения январского Пленума ЦК приняли настороженно.
Дни заседаний ПКК были приурочены, по просьбе Хонеккера, к 750-летию Берлина, и все участники разделили радость берлинцев по этому случаю. Руководство СЕПГ к этой дате развернуло весьма претенциозную выставку достижений ГДР в области высоких технологий. Как нам говорили сами же немцы, это был ответ на перестройку — знай наших: «Вы там занимайтесь своей демократией, а мы — техническим прогрессом».
А вот впечатления Раисы Максимовны сильно отличались от моих. Она съездила в Котбусский округ в знаменитый Шпреевальд. В Берлине Раиса Максимовна как член президиума Советского фонда культуры встретилась с представителями Культурбунда ГДР и Национального совета по сохранению немецкого культурного наследия. От всех контактов в эти дни она была в восторге. Люди не скрывали своих симпатий. Получалось, что отношение граждан к переменам в СССР было совершенно другим, чем у гэдээровских политиков.
Временная «разрядка» наступила после приезда Хонеккера в Москву на 70-летие Октября. Ознакомившись с моим докладом, он сказал, что разногласия сняты. Доклад был опубликован в ГДР полностью.
