Михаил Геллер - Утопия у власти
Год спустя на совещании в ЦК, посвященном «перестройке работы партии», генеральный секретарь излагает свою программу несколько более подробно и по-прежнему принципиально двусмысленно. Цель та же: разъединение и объединение, размежевание и слияние. Горбачев постулирует: «Партия наша правящая». Он напоминает основы политики: «Партии всегда и везде создавались и действовали как инструмент борьбы за власть». И декретирует «основные функции КПСС: постоянное развитие и, обогащение общественной мысли, разработка на научной марксистско-ленинской основе ...основ внутренней и внешней политики, проведение идеологической и организаторской работы... И, наконец, непременной заботой партии были и остаются кадры». Разрабатывая «на основе... основы» идеологии, внешней и внутренней политики, непременно заботясь о кадрах во всех областях жизни, партия, кроме того, «незаменима, что касается экономики». Ибо она «должна вооружать общество научно обоснованной, социально ориентированной экономической политикой».
Хорошо известно, Михаилу Горбачеву в первую очередь (об этом свидетельствуют, в частности, 6 томов его сочинений), что партия всем вышеперечисленным активно занималась более 70 лет. Она занималась и конкретным управлением всеми областями жизни, что сегодня больше не нужно. Горбачев настаивает на «четком отделении функций политического авангарда общества, с одной стороны, и властвования и управления, которые переходят к Советам, с другой». Необходим, как формулирует генеральный секретарь, «новый механизм взаимодействия партии и Советов... «Четкое отделение функций, но взаимодействие. Правящая партия, но отказ от «прямых директив и указаний». Освобождение от груза мелкой, повседневной конкретной работы, но создание механизма «политического влияния» на жизнь «через всех коммунистов». Партия дает политическую линию, главные ориентиры, а коммунисты действуют, придерживаясь ориентиров, соблюдая линию.
В июле 1988 г., подводя итоги партконференции, Горбачев был полон оптимизма: «Партия как бы расправила плечи, распрямилась, уверенно заговорила полным голосом, новаторски, с чувством огромной ответственности перед народом». Год спустя он вынужден задать вопрос: «Что это — кризис партии?» Горбачев отвечает отрицательно. Нет, не партии, а ее прежних функций, устаревших методов и стиля работы. Он мог бы ответить: кризис партийной машины.
Политолог Андраник Мигранян писал, что сложности, с которыми встречается советская политическая система, «обусловлены тем, что основоположники марксизма уделили недостаточное внимание проблемам формирования механизмов политической власти в, послереволюционном социалистическом обществе». Это верно, если считать «основоположниками» только Маркса и Энгельса. Теоретики-утописты, что могли они знать о «послереволюционном социалистическом обществе»? Они только подкинули «идею». «Сложности», о которых говорит политолог, связаны с тем, что «идея» была реализована. Советский историк описывает рождение советской системы: «На основе выборов в Учредительное собрание (за большевиков голосовало 25% избирателей. — М. Г.), победы Октябрьской революции и опыта гражданской войны В. И. Ленин сделал вывод огромного теоретического и политического значения. Пролетариат не может ставить завоевание им власти в зависимость от того, получит ли она на выборах в буржуазном государстве формальное большинство голосов. «А мы говорим, на основании учения Маркса и опыта русской революции, — писал Ленин, — пролетариат должен сначала низвергнуть буржуазию и завоевать себе государственную власть, а потом эту государственную власть, то есть диктатуру пролетариата, использовать как орудие своего класса в целях приобретения себе сочувствия большинства трудящихся».
Партия взяла на себя тяготы осуществления диктатуры пролетариата в ожидании того времени, когда пролетариат станет достаточно зрелым, чтобы самому управлять собой. Партия — это значит аппарат партии, руководящие кадры. В 1937 г. Сталин объявил о тотальной чистке командного корпуса партии, объясняя ее нуждой в «свежих силах». Впервые заговорил он об этом еще при жизни Ленина в 1923 г.: «То ядро внутри ЦК, которое навострилось в деле руководства, становится старым, ему нужна смена. Вам известно состояние здоровья Владимира Ильича; выясняется, что и остальные члены основного ядра ЦК достаточно поизносились. А новой смены еще нет, — вот в чем беда... Пора подумать о том, чтобы выковать новую смену. Для этого есть одно средство — втянуть в работу ЦК новых, свежих работников и в ходе работы поднять вверх наиболее способных и независимых». Трогательная забота Сталина о «независимых» сохранялась, как известно, до конца жизни вождя: едва он их находил, сразу же уничтожал. Но его наука о необходимости «свежих сил» пошла впрок наследникам.
Через год после XIX партконференции в ЦК собрались первые секретари ЦК республиканских компартий, крайкомов и обкомов — реальные хозяева страны. Обсуждались «некоторые вопросы партийной работы в условиях Перестройки». Доклад генерального секретаря определял генеральную линию: «Перестройка работы партии — важнейшая ключевая задача дня». Михаил Горбачев подводил итоги своей политической реформы, вехами которой были пленум ЦК в январе 1987 г. и XIX партконференция в мае-июне 1988 г. Прошли два с половиной года интенсивной кадровой политики. Кульминацией «бархатной чистки» стали выборы народных депутатов. Гарантировав избрание — без выборов — ста отобранных центральным аппаратом нужных ему людей, Горбачев бросил на растерзание народа остальных аппаратчиков.
Можно рассматривать первые советские выборы — после выборов начала 20-х годов, — в которых имелись элементы выбора, как школу политической жизни, как зарождение парламентаризма, как дар Лидера народу, как — частичную, тем не менее реальную — возможность высказать открыто недовольство условиями жизни. Важным их результатом была безжалостная чистка верхнего эшелона власти. Михаил Горбачев имел основания быть довольным. Съезд народных депутатов избрал его на пост Председателя Верховного совета. Спокойно и уверенно разрешив критические голоса, он провел в Верховный совет тех, кого хотел. Он мог спокойно объявить после съезда в Ленинграде: «Мы уходим от ... смешения и дублирования функций государственных, хозяйственных советских общественных органов». Мы уходим, — мог бы он сказать, — но я остаюсь.
В апреле 1989 г., сразу же после выборов, используя их результаты, Горбачев выбрасывает 110 членов ЦК. Даже Сталин не проглатывал такой порции сразу. Есть, конечно, разница: Сталин, как правило, убивал исключенных, Горбачев отослал исключенных на пенсию, позволил им «сохранить лицо» — просить об отставке, выступить с критикой деятельности генерального секретаря. Ленин любил повторять за Клаузевицем: война — продолжение политики иными средствами. Горбачев продемонстрировал, что выборы могут стать чисткой иными средствами.
Апрельский пленум стал местом бунта первых секретарей. Обреченные на смерть (политическую) секретари бросали в лицо «цезарю» обвинения, которые отражали их отличное знание положения на местах, их твердую убежденность в ошибочности политики Горбачева, их непонимание планов генерального секретаря, вытекающее из их веры в свою незаменимость. Ораторы констатировали полный крах экономической реформы, приводя множество деталей, которые не встречались даже в самых отважных журналистских репортажах.
«То, что наше могучее государство кувыркается в дефиците средств личной гигиены», Егор Лигачев назвал «верхом позора», дав понять, что виноват — не он. Первых секретарей в первую очередь интересовали не экономические проблемы. Они упрекали Горбачева в том, что его политика ослабляет партию, которая «теряет авангардную роль», авторитет, кредит доверия народа, которая «превращается в дискуссионный клуб». Первый секретарь ЦК Азербайджана А. Везиров предупреждал об опасности «идеологического СПИДа», грозящего «лишить нашу партию ее руководящей роли». И. Полозков, первый секретарь Краснодарского обкома, будущий первый секретарь РКП, предпочитавший говорить о реальных вещах, обвинял «неформалов» в том, что они «призывают валить сталинские преступления на всю партию, митингуют по поводу расчленения СССР, по поводу устранения КПСС». На их собраниях «раздаются призывы вешать коммунистов, не выполнять правительственные решения, саботировать советские законы, а на это не реагируют...» «Это значит, — заключил он, — что мы уже кое-куда зашли».
Для первых секретарей было очевидно, что борьба с бюрократизмом, о которой бесконечно много говорят, превратилась в борьбу с партией. Александр Мельников, первый секретарь Кемеровского обкома, потерпевший поражение на выборах, еще не зная, что в его области вспыхнет первая шахтерская забастовка, спрашивал: «Почему главный удар обвинения в бюрократизме обрушился на партию, на ее кадры сверху до самого низу?..» Владимир Мельников, первый секретарь партии в республике Коми, говорил, что «раздаются призывы сломать хребет Партийному аппарату. Под ярлык бюрократа попадает все без разбору». На XIX партконференции В. Мельников отличился, назвав, по просьбе Горбачева, имена 4 «консерваторов», сидящих в верхнем эшелоне власти, на апрельском пленуме он поднял знамя бунта: «Сегодня на совещании секретари горкомов и райкомов заявляют, что они в такой обстановке не пойдут на эти выборы, потому что 100-процентная гарантия, что их не изберут». Выборы, на которые не хотят идти партийные секретари, — это выборы в местные советы. Слова Мельникова вызвали одобрительные голоса из зала: «Правильно...» Это взорвало Горбачева: «Правильно?! Выходит партия должна уклониться от участия в руководстве и в выборах?»
